Persona Non Grata

Напрасно мизийцы надеялись, что Россия, будучи членом Совбеза ООН, вмешается в ситуацию и остановить натовскую военную машину. В тот период Россия переживала свой самый тяжелый период после распада СССР, испытывая постоянные экономические и политические сотрясения, не позволявшие ей твердо отстаивать свои геополитические интересы. Защищать собственные интересы ей сильно мешала и зависимость от МВФ и Всемирного Банка, перед которыми открылась прекрасная возможность посредством кредитов и специальных экономических мер, последствия от которых по разрушительности могли сравниться с ядерной войной, выжать из стран бывшего Восточного блока и Советского Союза последние не разграбленные активы.

Пока на Мизию сыпались натовские бомбы и ракеты, в прессе популярность набрал один новый, необычный термин: «гуманитарная война». Никого однако не смущала странная комбинация двух настолько не сочетающихся друг с другом слов (впрочем, автор этого сочетания так и не захотел назвать свое имя) — ведь слово «гуманитарный» означает «связанный с правами человека», но хладнокровное убийство женщин, детей и стариков и умышленное разорение целой страны было все что угодно, только не человечным.

Кстати, сами копродинские албанцы, во имя «спасения» которых, якобы, велась эта война, начали проклинать авиацию НАТО после того, как самолеты Альянса по ошибке (причем таких инцидентов было два) нанесли удары по колоннам албанских беженцев, покидающих Копродину, спутав их с мизийцами. Официальных извинений ни в первом, ни во втором случае не последовало. Руководство НАТО предпочло, как обычно, снять с себя всю ответственность, придумав версию, что беженцы были использованы мизийцами как живой щит.

Не извинялись руководители операции и за применение кассетных бомб и бомб, содержащих обедненный уран, несмотря на то, что эти боеприпасы запрещены многими международными конвенциями. И в этом случае вестлендеры (только вестлендерская авиация сбрасывала такой тип бомб на мизийские позиции в провинции) оказали медвежью услугу албанцам в Копродине — обедненный уран, в отличие от вестлендеров, мизийцев от албанцев или иностранных миротворцев никак не отличал. У многих местных жителей Копродины и натовских солдат, служивших в провинции, позднее начали проявляться симптомы лучевой болезни, резко возрос процент детей с врожденными нарушениями.

«Гуманитарная» война доказала свою эффективность и показала, что этот сценарий можно будет успешно разыгрывать и в будущем, в других точках земного шара. Сокрушительный блицкриг в Мизии также должен был продемонстрировать миру, какая судьба уготована тем, кто не желает подчиняться интересам Вест Лендс.

34

Первое августа. Главный военный аэродром Имагинеры

У барьера КПП аэродрома, расположенного в двенадцати километрах от Калиопы, остановился армейский внедорожник. Водитель показал свой пропуск сержанту, дежурившему в бараке у барьера, и через несколько секунд въехал на территорию авиабазы. Вместе с ним, на заднем сидении, ехали еще двое очень специальных пассажиров — Денис Хорх и Михаель Каман.

Машина подъехала к главному зданию аэродрома, возле которого возвышалась диспетчерская вышка, и высадила двух пассажиров. Достав из багажника сумки и рюкзаки, Каман и Хорх зашли в здание, выкрашенное, как и почти все объекты вокруг, в неприметный зеленый цвет. Через час они снова появились на улице, уже без багажа, и, заскочив в маленький автобус, отправились к стоянке у взлетной полосы, где к вылету готовился тяжелый транспортный самолет.

— Ты раньше на военном самолете когда-нибудь летал? — повернувшись к Каману, спросил Хорх.

— Нет, только на гражданских. Как простой турист, — улыбнулся Каман. — А в чем разница?

— В военном самолете только один класс, нет тележки с едой и напитками, шуму и тряски немного больше обычного, — шутливо объяснил Денис, — а вместо стюардесс — неулыбчивые мужики в зеленых комбинезонах. В общем — ничего страшного. За час-полтора должны долететь.

Автобус остановился у стоянки с самолетом и открыл двери. На улицу, кроме двух разведчиков, вышло еще полтора десятка человек в армейской форме — они отправлялись в Живицу, чтобы заменить имагинерских миротворцев, отслуживших свой срок.

— А твоя девушка как отнеслась к тому, что ты едешь на Балканы, Денис? — Каман посмотрел на свои часы — было двадцать минут десятого.

— Мы с ней в последнее время чего-то не очень ладим. Она сначала думала, что я не в командировку еду, что у меня на стороне кто-то есть. А у меня и без ее сцен ревности хватает нервотрепки на работе. Сейчас хоть ненадолго расстанемся, отдохнем друг от друга, может она сменит гнев на милость… — скупо улыбнулся Хорх, глядя, как вилочный погрузчик медленно поднимается по рампе в хвостовой отсек самолета и загружает тяжелые контейнеры с продовольствием и разного рода оборудованием.

— Я моей жене наврал, что еду в Румынию, чтобы она не беспокоилась слишком.

— А если узнает, что ты не в Румынии?

— Ну… к тому времени я буду уже далеко отсюда. Ей придется смириться с фактом и успокоиться. А потом, как вернусь, она мне намылит голову, — засмеялся Каман. — Кстати, а нам в этом самолете место-то найдется? — Михаель наблюдал, как в брюхо транспортника заталкивают все новые контейнеры.

— Да, нас вдоль стенки посадят. Не очень удобно, но что делать.

— А как там было в этой Иллирии?

— Ну, я в столице пробыл недолго, увидеть удалось не много. Архитектура похожа на нашу, особенно историческая часть. Горы там живописные, ну, конечно, война немного портила приятное впечатление. Некоторые сослуживцы побывали там и на морских курортах, говорили, что хорошо. Особенно, когда их не обстреливали.

Вскоре погрузка закончилась и военным, а вместе с ними и двум агентам, дали знак, что пора подниматься на борт. Створки грузового люка начали закрываться, турбины четырех двигателей заработали, все быстрее разгоняя воздушные винты и издавая плотный гул, слышный далеко за пределами аэродрома.

Транспортник лениво выкатился на бетонку взлетной полосы и начал плавный разбег. Кабина затряслась, Каман, для которого это был первый полет на военном самолете, инстинктивно ухватился за жесткое откидное сиденье и повернулся лицом к своему напарнику, равнодушно смотревшему на скрипящий контейнер перед собой и думающему о чем-то своем.

Набрав скорость, многотонная крылатая машина, окрашенная в матовый светлозеленый цвет, отделилась от земли и полетела на юго-восток, в тревожную Живицу.

После полутора часов полета, имагинерский самолет начал снижаться, готовясь к заходу на посадку в международный аэропорт Живицы, расположенный на окраинах города Поврилец. Кроме восстановленных после войны гражданских рейсов, здесь почти каждый день можно было видеть и воздушные суда с обозначениями ООН и НАТО.

Недавно отремонтированный терминал — скромное с виду здание, больше похожее на терминал какого-нибудь внутреннего аэропорта, — приобрел широкую известность еще в начале войны, благодаря регулярным репортажам иностранных журналистов. О том, чтобы эти репортажи круглосуточно можно было слышать и видеть за рубежом, заботилось спутниковое оборудование, подаренное Дженару Ибрагимовичу вестлендерскими дипломатами.

Лидер живитарских мусульман четко понимал, что если невозможно победить на поле боя, — мусульмане имели заметный перевес в живой силе, но отступали мизийцам по количеству танков и орудий, — тогда нужно попытаться победить в информационной войне.

Аэропорт тоже пригодился Ибрагимовичу в борьбе за зрителя — каждый раз, когда ему нужно было привлечь к себе внимание, и особенно, когда мусульмане терпели очередное поражение, его собственная артиллерия начинала обстреливать район вокруг терминала, не позволяя иностранным журналистам вылететь домой или, например, ограничивая их передвижение по Живице — чтобы они не засняли чего-нибудь «лишнего».

В манипулировании общественным мнением лидеру ДДЖ бесценную помощь оказывала и нанятая им вестлендерская пиар компания. Мизийцы в этом отношении сильно проигрывали противнику, так как работа с прессой у них не была налажена, но даже если бы это было сделано, их бы намеренно продолжали игнорировать и не допускать в эфир.