Страница 5 из 13
Даже когда и сгниёт дерево и древесина превратится в труху, отяжелённую влагой, с виду белая берёза стоит, как живая. Но стоит, однако, хорошенько толкнуть такое дерево, как вдруг оно разломится всё на тяжёлые куски и падает. Валить такие деревья — занятие очень весёлое, но и опасное: куском дерева, если не увернёшься, может здорово хватить тебя по голове. Но всё-таки мы, охотники, не очень боимся и когда попадаем к таким берёзам, то друг перед другом начинаем их рушить.
Так пришли мы к полянке с такими берёзами и обрушили довольно высокую берёзу. Падая, в воздухе она разломилась на несколько кусков, и в одном из них было дупло с гнездом гаечки. Маленькие птенчики при падении дерева не пострадали, только вместе со своим гнёздышком вывалились из дупла. Голые птенцы, покрытые пёнышками, раскрывали широкие красные рты и, принимая нас за родителей, пищали и просили у нас червячка. Мы раскопали землю, нашли червячков, дали им перекусить; они ели, глотали и опять пищали.
Очень скоро прилетели родители, гаечки-синички, с белыми пухлыми щёчками и с червячками во ртах, сели на рядом стоящих деревьях.
— Здравствуйте, дорогие, — сказали мы им, — вышло несчастье: мы этого не хотели.
Гаечки ничего не могли нам ответить, но, самое главное, не могли понять, что такое случилось, куда делось дерево, куда исчезли их дети.
Нас они нисколько не боялись, порхали с ветки на ветку в большой тревоге.
— Да вот же они! — показывали мы им гнездо на земле. — Вот они, прислушайтесь, как они пищат, как зовут вас!
Гаечки ничего не слушали, суетились, беспокоились и не хотели спуститься вниз и выйти за пределы своего этажа.
— А может быть, — сказали мы друг другу, — они нас боятся. Давай спрячемся! — И спрятались.
Нет! Птенцы пищали, родители пищали, порхали, но вниз не спускались.
Мы догадались тогда, что у птичек не как у нас в небоскребах, они не могут перемениться этажами: им теперь просто кажется, что весь этаж с их птенцами исчез.
— Ой-ой-ой, — сказал мой спутник, — ну какие же вы дурачки!..
Жалко стало и смешно: такие славные и с крылышка ми, а понять ничего не хотят.
Тогда мы взяли тот большой кусок, в котором находилось гнездо, сломили верх соседней берёзы и поставили на него наш кусок с гнездом как раз на такую высоту, на какой находился разрушенный этаж. Нам недолго пришлось ждать в засаде: через несколько минут счастливые родители встретили своих птенчиков.
Живая ночь
Стало быстро теплеть, пришли тучи летние, грянул первый гром, и лягушки, все, какие только были в лужах, заволновались так сильно, что от них заволновалась вода…
После того как пролил теплый дождь, Петя занялся рыбой: он поставил в торфяном пруду сети на карасей и место, где были у него сети, заметил по маленьким берёзам; там на берегу около сетей стояло десять маленьких, в рост человека, берёзок. Веточки их ещё были голые, без листьев.
Солнце садилось пухлое, и, когда село, началась живая ночь: пели все соловьи, все лягушки орали…
Но так часто на свете бывает, что, когда всем хорошо, бедному человеку приходит в голову бедная мысль и не даёт ему радоваться. Пете тоже не спалось, и вот пришло ему в голову, что пришли воры и унесли сети. Бот почему Петя на рассвете бежит к своим сетям и уже издали видит, что там, где он сети поставил, теперь стоят люди — верно, воры.
В ужасной злобе бежит он туда и вдруг останавливается, улыбается, ему стыдно: это не люди — это за ночь те десять берёзок оделись в зелень и будто люди стоят…
Когда же он вынул свою первую сеть, в ней было шестьдесят три карася.
Петин башмак
Был с нами в это путешествие такой случай: Сват, молодой спаниель, играя, унёс у Пети башмак в чащу и закопал. Сколько мы ни искали, найти не могли. Пустились на хитрости — дали ему другой башмак в чаянии, что он принесёт его к первому и закопает на том же месте, а мы подглядим. Он не отказался, схватил другой башмак, скрылся в чаще, а пока мы разыскивали, успел второй башмак закопать. В напрасных поисках с досадой я сказал Пете, придумавшему эту хитрость:
— Никакой пользы, Петя, хитрость твоя не принесла: мы лишились второго башмака.
— Но и вреда никакого, — ответил Петя. — Всё равно в одном башмаке далеко не уйдёшь.
На эти слова я стал горячо возражать: незадолго перед тем в поисках зимовалой клюквы у нас нашёлся довольно-таки свежий лапоть.
— Вот если бы, — говорил я, — у нас был бы теперь и башмак, то можно было бы — одна нога в башмаке, другая в лапте — ходить отлично по болоту за ягодами.
Около гнезда
Сарыч, когда низко летит над лесом, никогда в это время почему-то не свистит, как обыкновенно, а кряхтит. Этот звук у него, наверно, связан с кормлением детей, это он приближается к своему гнезду.
Почти каждая птица, появляясь с червём в носу, несмотря на это, пищит. Сегодня я наблюдал, как гаечка, не выпуская червяка, присела на сучок отдохнуть и почесала в одно мгновенье о сучок попеременно обе щеки.
Рябчики выпорхнули и расселись по елкам и берёзкам, маленькие, с воробья, а уже отлично летные и сторожкие, совсем как большие. Мать близко сидит на берёзе, очень сдержанно и глухо даёт им знать о себе, и, когда издаёт звук, хвостик у неё покачивается.
Дятел
Видел дятла: короткий — хвостик ведь у него маленький, летел, насадив себе на клюв большую еловую шишку. Он сел на берёзу, где у него была мастерская для шелушенья шишек. Пробежал вверх по стволу с шишкой на клюве до знакомого места. Вдруг видит, что в развилине, где у него защемляются шишки, торчит отработанная и несброшенная шишка и новую шишку некуда девать. И — горе какое! — нечем сбросить старую: клюв-то занят.
Тогда дятел, совсем как человек бы сделал, новую шишку зажал между грудью своей и деревом, освободил клюв и клювом быстро выбросил старую шишку. Потом новую поместил в свою мастерскую и заработал.
Такой он умный, всегда бодрый, оживлённый и деловой.
Щука
Мы поставили на ночь в реке ставные сети и вытащили наутро щуку. Она так запуталась в сетях, что стояла в воде неподвижная, как сук. И вот мы видим — лягушка села на неё и так присосалась, что мы долго не могли её оторвать от щуки далее палкой. Щука была живая.
Это сильный, страшный хищник, но достаточно было ей остановиться в своём движении, и самая маленькая лягушка не боялась ей на спину сесть.
Берестяная трубочка
Я нашёл удивительную берестяную трубочку. Когда человек вырежет себе кусок берёсты на берёзе, остальная берёста около пореза начинает свёртываться в трубочку. Трубочка высохнет, туго свернётся. Их бывает на берёзах так много, что и внимания не обращаешь.
Но сегодня мне захотелось посмотреть, нет ли чего в такой трубочке. И вот в первой же трубочке я нашёл хороший орех, так плотно прихваченный, что с трудом удалось палочкой его вытолкнуть.
Вокруг берёзы не было орешника. Как же он туда попал?
«Наверно, белка его туда спрятала, делая зимние свои запасы, — подумал я. — Она знала, что трубка будет всё плотнее и плотнее свёртываться и всё крепче прихватывать орех, чтоб не выпал».
Но после я догадался, что ото не белка, а птица ореховка воткнула орех, может быть украв из гнезда белки.
Разглядывая свою берестяную трубочку, я сделал ещё одно открытие: под прикрытием ореха поселился — кто бы мог подумать? — паучишко и всю внутренность трубочки затянул своей паутинкой.
Верхоплавки
На воде дрожит золотая сеть солнечных зайчиков. Тёмно-синие стрекозы в тростниках и ёлочках хвоща. И у каждой стрекозы есть своя хвощовая ёлочка или тростинка: слетит и на неё непременно возвращается.