Страница 6 из 94
Тот разговор я хорошо запомнил. Серьезно занимаясь, я игнорировал студенческие попойки, обычные сходки. Помогло одно обстоятельство. Я опоздал к началу семестра, и для меня не нашлось места в общежитии колледжа. Потому меня поселили в освободившейся двухкомнатной квартире пастора, ушедшего недавно в мир иной. Там была ванная, и мне не нужно было бежать через двор в общую. Это удивляло моих сокурсников, что помогало держаться в стороне.
Однако я находил время и для светской жизни. Во времена учебы в Оксфорде мне представилась возможность охотиться в разных поместьях по всему Соединенному Королевству. Этому способствовала семья Берлина. Ко мне тепло отнеслась жена Исайи Менделевича, весьма состоятельная и влиятельная дама Айлин Гинзбург, дочь барона Пьера Гинзбурга. С сэром Исайей я говорил по-русски, а с ней — по-французски. Айлин принадлежало имение Хедингтон-Фарм с охотничьими угодьями. Мне разрешалось охотиться на этих землях. Туда я мог приглашать друзей на охоту во время учебного года. А они взамен приглашали меня в имения родителей во время каникул. Мы стреляли голубей, фазанов и куропаток. Те знакомства перешли в дружбу. Благодаря охоте я хорошо узнал пригород столицы. Ведь Лондон состоит из многих городков, которые сливались на протяжении столетий…
Вжиться в лондонскую жизнь немыслимо без знания английских традиций. Принятые правила тут гораздо важнее здравого смысла. Я уже учился в Оксфорде больше года, когда Марина, герцогиня Кентская (дочь великой княгини Елены Владимировны и правнучка Александра II), пригласила меня к себе на чай. Приехав на поезде из Оксфорда в Лондон, я подошел к Кенсингтонскому дворцу со стороны парка, увидел ограду из железных прутьев вышиной не более метра (сегодня они трехметровые!) и посмотрел, нет ли кого-нибудь в саду, чтобы уточнить, где ворота во дворец. Подождав какое-то время и никого не приметив, я легко перескочил через ограду. Я уже уверенно шагал вдоль здания дворца в поисках входа, как вдруг из кустов выскочил полицейский, затем другой. Меня отвели в комнату охранников, стали допрашивать. Я сказал, что пришел на чай по приглашению герцогини, на что мне разумно возразили: мол, зачем же тогда надо прыгать через ограду. Позвонили герцогине и в конце концов впустили меня во дворец. К счастью, Марина была занята беседой с Артуром Рубинштейном, который ей что-то оживленно рассказывал, а затем сел за рояль и стал божественно исполнять Шопена. Это помогло мне замять неловкость моего нетрадиционного прихода. Я подсел к ее дочери, принцессе Александре, и стал ей рассказывать о своем первом годе учебы в Оксфорде. Спустя полчаса к нам присоединилась двоюродная сестра Александры, княгиня Елизавета Павловна Югославская (дочь Ольги, сестры Марины). Я пригласил их обеих в следующую субботу в Оксфорд на скачки. Обе приехали. Александра решила возвратиться в тот же день, а Елизавета осталась ночевать в гостиной в доме моей крестной, у которой я к тому времени снимал комнату…
Впрочем, в Лондон я ездил не только по приглашению на чай. Столица сманивала музеями, театрами, летом — теннисным турниром в Уимблдоне. В памяти остался едва ли не самым знаменательным день в январе 1954-го, когда моя крестная мать Катерина Ридлей взяла меня с собой в Лондон на выставку, посвященную «Русским сезонам» Сергея Дягилева. Я был поражен красотою того, что мне пришлось увидеть: театральностью, буйством лубочных цветов, «русскостью». Как зачарованный смотрел я на эти работы. И вдруг, в девятнадцать лет, без копейки денег, живя впроголодь, возмечтал приобрести эти предметы русского искусства… Может быть, обстановка студенческого города, история которого насчитывает восемь веков, с его серыми зданиями колледжей, с обширными парками, со строгими университетскими правилами и средневековыми церемониалами пробуждала во мне вновь и вновь желание обладать сокровищами мира, познать тайны истории, искусства? А ведь тогда в Англии еще сохранялись продовольственные карточки. Только-только возобновили довоенное правило оставлять сахар на столе в ресторане. В стакане чая можно было растворить стакан сахара, что помогало насытиться… А тут дерзкая мечта, не оставлявшая меня! Теперь я знаю: выставка стала мощным импульсом для создания коллекции, которая сейчас оказалась в Санкт-Петербургском музее театрального искусства.
Лондон же по сей день отличает от других городов мира ритм жизни — музейной, выставочной, театральной (балет, опера, драма), общественной, политической. Лондон остается той географической точкой, откуда удобно летать на все континенты. Для меня это важно и сейчас — почти каждые две недели я провожу в командировках, в самолетах. Лондон и сейчас привлекает меня устоявшимися традициями и ощущением свободы. В той части Лондона, где я обитаю, население спокойное, соседи нелюбопытные и ненавязчивые. Эксцентриков, как я, не считают чудаками. Множество парков, разбросанных вокруг, придают ему человеческий образ, несмотря на имперскую архитектуру центра…
Огорчает лишь, что коренных лондонцев в городе остается все меньше. Английскую столицу заполняет масса экономических мигрантов, живущих на пособие. Они приезжают сюда со всех концов мира не работать, а чтобы прийти в горсовет, который по закону должен им предоставить крышу, дать карманные деньги… Английская столица содержит их не за счет заработанных государством средств, а на деньги, которые правительство берет в долг. И этот долг должны будут выплачивать следующие поколения лондонцев. А началось все два десятка лет назад. С вступлением Англии в ЕС живущие на пособия пользуются всеми правами жителя Лондона. Но они или не говорят по-английски, или говорят плохо. И, главное, не стремятся к адаптации. Им и так хорошо! Только двадцать четыре процента жителей Лондона приняли участие в последних городских выборах. Этот закон — абсурд!
Когда я высказываю такие взгляды, меня обвиняют в отсутствии политкорректности. Но я говорю о том, что, если вы хотите здесь жить, надо работать. Надо избавляться от иностранного акцента. И конечно, надо быть готовым расстаться со своими национальными характеристиками. Чалма, халаты, хиджаб, паранджа — это все хорошо на родине и малосовместимо с жизнью в цивилизованном Лондоне. Я не считаю себя англичанином и остаюсь русским человеком. Но мне в голову не приходит при всей моей эксцентричности выйти на улицы Лондона, скажем, в лаптях или в брюках, заправленных в сапоги, в рубашке навыпуск.
Я не скрываю, что в России жить бы не хотел. Несмотря на частые поездки туда, широкий круг знакомых и друзей, я остаюсь чужд той стране. Мне хотелось бы видеть ее счастливой.
У меня есть глубокая внутренняя связь с Россией. Но ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге я не чувствую себя дома, как в Лондоне. Моя давняя приверженность к этому городу основывается на знании его. Я люблю исторический центр, здания Парламента, Вестминстерского аббатства, Национальную и Портретную галереи, музей Виктории и Альберта, театры в Ковент-Гарден, ритуалы смены охраны дворца, парады гвардейцев, выезды королевской семьи, блошиный рынок на Портобелло-роуд, которая считается самой длинной торговой улицей в Европе, ежегодную выставку цветов в Челси… Одно из самых замечательных явлений Лондона — парки, которые принадлежат королевской семье, но которые доступны широкой публике. Я считаю существование таких парков с их правилами и уставами уникальным явлением лондонской культуры. И с удовольствием пользуюсь правом гулять с моей собакой-пенсионеркой Салли в Ричмонд-парке. Немыслимое удовольствие!
Не меняется с годами и политическая физиономия Лондона. Тут традиции незыблемы. Например, дебаты в Парламенте по средам между премьером и лидером оппозиции. Они проходят весьма резко, хотя до рукопашной, как в украинском парламенте, дело никогда не доходит: участников дебатов разделяет стол, ширина которого больше, чем длина шпаги…
В политической жизни ощутим английский юмор. На церемонии открытия лондонской Олимпиады снятый заранее ролик на глазах у всех превратился в живое представление, когда вертолет с королевой и ее преданным агентом Джеймсом Бондом появился в воздухе над ареной стадиона. Оба пассажира, включая Ее Величество Королеву Елизавету II, приземлились на парашюте перед изумленными зрителями. Конечно, приземление выполняла не королева, а ее дублер, но это ничуть не уменьшило эффект! Сама же идея — вершина английского юмора. Уверен, ни в какой стране на такой трюк не решились бы.