Путешествие в Завтра

Работа шла последовательно — секция за секцией, часть за частью — в исключительно трудных условиях, с помощью небольших переносных ракетных установок. Люди были одеты в специальные костюмы, защищавшие тело не только от холода космического пространства, но и от действия вредных излучений. Давление воздуха внутри этих костюмов было таким же, как на Земле.

Строители, выбравшись из космических кораблей, по нескольку часов висели в пространстве над хаотической, казалось, грудой металла. С помощью передвижных ракет они соединяли между собой разрозненные части будущего острова и сваривали их герметическими швами. Упорство и умение сделали свое дело- остров был построен. На него было заброшено оборудование, «привезена» атмосфера, доставлены растения. Затем прибыли первые поселенцы.

С волнением рассказывал профессор о том, как впервые еще невесомое кольцо спутника заставили вращаться. Он говорил о том, как люди почувствовали наконец у себя под ногами упругую искусственную землю. Он говорил о радости первых астрономических исследований, произведенных научной станцией острова, об изучении космических пространств, о наблюдениях за земной атмосферой и о связи этих наблюдений с метеорологией Земли. Большие работы проводятся и сейчас по изучению взаимодействия Земли и Солнца, по исследованию магнитоэлектрических явлений, радиоволн над слоем Хивисайда и космических излучений.

Со слов профессора я узнал и о том, что искусственный спутник является прекрасной промежуточной станцией для организации межпланетных сообщений. Ведь для того, чтобы покинуть подобную станцию, космическому кораблю потребуется незначительная начальная скорость, гораздо меньший расход горючего по сравнению с тем, если бы путешествие в мировое пространство начиналось с поверхности Земли.

Со времени создания искусственного спутника началось планомерное завоевание мировых просторов.

Отравлявшиеся с космической станции первые корабли уже совершали беспосадочный полет вокруг Луны всего лишь за десять дней. Благополучно вернувшись обратно на искусственный остров, они привезли с собой ценнейший материал и прекрасные фотографии той стороны Луны, которую мы никогда не видим. Эту картину человечество наконец разглядело.

С каждым словом профессора передо мною все шире и шире раскрывалась захватывающая картина грядущих дней.

Небольшая колония советских людей, которая самоотверженно работала на маленькой, но прекрасно оборудованной для жизни планетке, представлялась как боевое содружество пионеров грядущего освоения мировых пространств.

— Посмотрите сюда, — обратился профессор, отодвигая жалюзи с иллюминатора. — Вы увидите зрелище, которое вам не приходилось наблюдать.

Я приник к иллюминатору. Всю нижнюю часть абсолютно черного неба занимало колоссальное тело Земли. Большая часть его была освещена ярким солнечным светом. Отсюда можно было хорошо почувствовать шаровидность нашей планеты. Ослепительно белыми казались пушистые острова облаков, сквозь которые пробивались знакомые мне очертания Черного моря и тонкие, разбросанные по серовато-зеленой поверхности суши блестящие нити рек. Украшенные снеговыми шапками, искрящиеся на фоне темнозеленого обрамления, рельефно поднимались вершины Кавказского хребта, отбрасывая густые тени.

Стиснув руками бинокль, предложенный мне профессором, я не отрываясь смотрел на знакомые с детства по карте черты нашей планеты.

Вот она, родная Земля, со всеми ее горами, реками и морями!

Но как изменилась она за последние годы!

В окуляр бинокля я увидел тонкую полоску Главного Туркменского канала, темной нитью протянувшуюся от Аральского к Каспийскому морю. Да нет, это не канал, поправил я самого себя, — это зеленые массивы, окружающие канал. Они представляются нам сейчас одной линией, подобно далеким марсианским каналам.

Взгляд мой перебежал на тонкую ниточку Волги. Заметными уширениями темнели на ней искусственные моря, образованные Сталинградской и Куйбышевской гидростанциями. И там, где сталинградская излучина Волги ближе всего подходила к Днепру, я ясно увидел слегка изогнутую линию Волго-Дона. Упираясь в голубоватый массив Сталинградского моря, канал вторым своим краем впадал в ветвистое пятно Цимлянского водохранилища, образованного запрудой Дона.

Изогнутые змейки каналов легкой паутинкой опутывали землю.

Тончайшие нити оросителей исполосовали почти все пространство между великой русской рекой, Уралом и Доном.

— Так вот как они выглядят — следы человеческого труда!

— Смотрите западнее, — указал мне профессор. — Видите Черное море? Там, над ним, должно находиться колоссальное водохранилище на реке Молочной.

Да, я видел это брошенное на землю новое зеркало воды. Но я видел и темные штрихи Южно-Украинского канала, пунктир северокрымских обводнительных магистралей, легкие тени лесных полос. И я не мог оторваться от этого замечательного зрелища.

«Да, это дело наших рук и рук наших отцов…» думал я.

А там, дальше, где яркие тона солнца блекли и постепенно сходили на-нет, сквозь опаловую толщу земной атмосферы я увидел оранжево-красный диск полной Луны… Погруженная в полупрозрачную массу земного воздуха, Луна высовывалась из атмосферы лишь одним своим краем. И край этот ярко светился и горел серебряным блеском над частью планеты, медленно погружавшейся в ночь. Необычайно величественной и торжественной была эта картина встречи двух планет.

Я думал о силе и величии советского человека, который, подчинив себе природу, все свои помыслы направил на созидание нового, на подъем расцвета жизни на земле. Я думал и о том прекрасном времени, когда через сотни, а может быть, и десятки лет человек сможет смело преобразовать не только Землю, где он родился и вырос, но и другие планеты солнечной системы.

Об этом думал и мечтал Циолковский… Я знаю, это время не за горами!

Внимание мое отвлекли яркие вспышки света, появлявшиеся в непосредственной близости от искусственного острова.

В нескольких десятках метров от иллюминатора я увидел человеческую фигуру в скафандре и серебристом костюме. Человек сидел на стержне антенны. Она далеко отходила в сторону от нашего металлического кольца. Удобно примостившись на этой легкой спице вращающейся карусели, человек приваривал к стержню блестящую чашу ультракоротковолнового рефлектора. Яркие вспышки электрической дуги освещали его фигуру, прикрепленную за пояс к тросу, тянувшемуся по направлению к острову.

Небольшой ранец с запасом кислорода и с портативной ракетной установкой для перемещения в пространстве, видимо, совсем не мешал привычным движениям коренного обитателя искусственной планетки.

— Вот так мы строили весь наш остров, который назвали именем великого русского ученого Константина Эдуардовича Циолковского, — услышал я за спиною голос профессора.

Через несколько часов, усталый и возбужденный, я лежал в постели. Странные и необычные картины еще проплывали у меня перед глазами. То я видел прекрасно оборудованную астрономическую обсерваторию, в которой мне показывали снимки далеких планет и туманностей. То предо мною открывался машинный зал, заставленный необычайными механизмами, зал, в котором я чувствовал себя совершенно невесомым. То перед глазами моими вставал чудесный сад полукруглой формы с удивительными деревьями и цветами. Наконец, я видел себя в необычайном комбинезоне межпланетного путешественника, покидавшего остров для прогулки в абсолютной пустоте.

— Вы не спите? — вывел меня из забытья знакомый голос пилота. — Завтра у нас с вами очень ответственный день. Возвращаться на Землю не менее сложно, чем вылетать с нее…

— Почему? Ведь нам совсем почти не придется пользоваться двигателями, покидая этот остров. Это не то что, отрыв от Земли, — перебил я его. — Преодолеть притяжение островка — да ведь это сущие пустяки…

— Не забывайте, что мы движемся относительно Земли со скоростью, превышающей двадцать восемь тысяч километров в час. Эту скорость необходимо погасить, для того чтобы нормально приземлиться и не сгореть по дороге, подобно метеориту. Все-таки торможение ракетоплана производится за счет его трения о воздух атмосферы. Небольшое нарушение в управлении машиной — и ракетоплан может врезаться в атмосферу, как метеорит, мгновенно превратившись в комок расплавленного металла.