Страница 3 из 5
— Сомнение — мудрая политика. Я не советовал бы вам ходить в походы по Гаону в одиночестве.
— Почему, уважаемый? — спросил Авт.
— Вонды.
— Вонды?
— Они размерами от очень маленьких до... — Кельс сложил руки чашечкой, потом развел шире. — Вот таких. Укус самых обычных, маленьких, саднит несколько дней. Более крупные могут доставить человеку и более серьезные неприятности. Яд некоторых действительно пользуется спросом в определенных кругах. — Ему вспомнились вонда-бары в северных округах города, и он издал негромкий возглас омерзения. — Не советую. А опасаться вам надо чайной вонды.
— Она опасна?
— Она называется чайной вондой, потому что после ее укуса времени, оставшегося до смерти, как раз хватит, чтобы заварить чай и выпить чашку.
Авт поднял бровь.
— Не самый мудрый способ провести оставшиеся тебе несколько минут. Вы встречались с такой?
— Она меня укусила, — сказал Кельс. Ему было пятнадцать. Его дядя купил на афатском рынке корзину плодов и оставил на скамье для детей: узкой и длинной, идущей вдоль задней стены дома. Фрукты были спелые, крупные, темно-пурпурные, и Кельс, увидев их, без раздумий сунулся в корзину. Не успел он коснуться плодов, как почувствовал ледяной укол.
— Что вы сделали? — спросил Авт Эмнис. — Надо полагать, чайник кипятить не стали.
— Я запаниковал, — ответил Кельс.
Несколько мгновений он стоял, моргая и пытаясь осознать, что случилось, а холод полз по руке, взбираясь к запястью, и тут он увидел чайную вонду, которая присосалась к ней, выпроставшись из пурпурного плода. Центр тела вонды был мертвенно-белым, с серебристыми полосками. Окружавшая его мембрана пульсировала и подрагивала, спирально загнутые края наливались розовым и красным, а хоботок вонзался все глубже в руку. Под его взглядом кисть стала неметь, а лед пополз дальше, мимо запястья к локтю. Он попытался закричать, но не издал ни звука.
— Я застыл.
— А как вам следовало действовать? — спросил Авт Эмнис.
— Мне следовало схватить самый большой нож на кухне и отсечь себе руку.
И когда он понял это, то побежал через комнаты, открыл ящик и выхватил оттуда нож, тяжелый, с лезвием шириной три дюйма и длиной пятнадцать. Но затем застыл, бессильный сделать то, что должен был сделать, а вихрь страха и паники вымел из разума все мысли. Тут на кухню заглянула его сестра. Она покрыла расстояние между ними в бешеном темпе, вырвала нож из его руки и толкнула его к полкам. Затем, словно разделывая дичь к пирушке, выпрямила его руку, решительно ударила по ней ножом, прорезав кость и плоть, и отсекла руку как раз ниже плеча.
И тогда он закричал.
— И что произошло? — спросил Авт.
— Моя сестра нашла меня и отсекла мне руку. Мне очень повезло. Я сглупил.
— Действительно. — Это заговорила фаунтийка в юбке. — На месте вашей сестры я бы оставила вас умирать.
— Полноте, уважаемая, — сказал ее оппонент. — Зачем же так. Любой в такой ситуации может запаниковать.
— Нет, если выжить хочет, — поджала губы женщина. — Это выставляет в нелестном свете Стражу, выбравшую себе такого работника.
— Не может же ваш народ быть так жесток, — сказал другой. — Ну ведь не может.
— Жесток? — повторила она. — Мы практичны.
— Не стал бы его винить, — заметил Авт Эмнис. — Легко себя убеждать, что доктор без труда заменит руку, но как дело доходит до... — Он потряс головой. — Нельзя себя намеренно так увечить, вот и только-то. Лишнее напоминание.
Женщина фыркнула.
— М-да, я теперь уверена, что Герентат падет перед Анаандером Мианаай, стоит ему обратить на вас внимание. Вы чересчур сентиментальны. И Гаон тоже, несмотря на Крадучку и усилия Стражи.
Тут она взглянула прямо на Кельса.
— Уважаемая, — сказал Кельс. — Вот только хамить не нужно.
— Я говорю то, что думаю, — огрызнулась женщина. — Мой народ за масками не прячется.
— Да нет же, — спокойно возразил Авт. — Ваша маска — жестокость и прямая до грубости речь в свою защиту. Мы видим вас такой, какой вы хотите казаться, а не ваше подлинное естество. В маске или нет, а стражник Инаракхат честнее вас.
Женщина снова издала презрительное фырканье, но ничего больше не сказала.
Кельс мгновение смотрел в иллюминатор, собираясь с мыслями и пытаясь успокоиться. Ему захотелось покинуть бар, но это выглядело бы в своем роде как бегство.
— Уважаемый Авт, вы намерены пообщаться с родом своей бабушки?
Он не об этом намеревался спросить.
Вопрос Авта Эмниса, кажется, не удивил.
— Не знаю. А вы бы рекомендовали это?
Да, нет, не знаю — разные ответы сталкивались, перепутывались, лишали его дара речи. Род Гхем, в котором и помыслить не могли об отношениях с его неудачливым семейством, Авта примет не лучше, и мысль эта Кельса огорчила. А также порадовала. Пускай гхеманцы узнают, кого отвергли!
Ну или, во всяком случае, они могут обойтись с гостем хотя бы вежливо.
— Трудно сказать наверняка, уважаемый. Но...
— Да?
— Если так поступите, обзаведитесь маской. Не в лавках возле космопорта, и даже не на берегу реки. Ищите на третьем холме, возле квартала ювелиров. И выбирайте маску не слишком тонкой работы, не слишком яркой расцветки.
— Я и сам склонялся бы к такому выбору, — сказал Авт. — Еще раз благодарю вас за совет.
Он помедлил, словно не решаясь продолжить.
— Торговка Хис такая завзятая сплетница...
Кельс за маской нахмурился.
Авт тихо продолжил:
— Она рассказала фантастическую и романтическую историю о вашем юношеском любовном разочаровании. Я уверен, что не... — Авт сделал едва заметный иронический жест, — из какого-либо к вам неуважения, но пытаясь меня снова отпугнуть от попыток выйти на контакт с родом моей бабки. С кем бы то ни было. Но когда я услышал вашу историю, то задумался. Привязались ли вы к чему-то, что обязаны были отпустить? Дочь богатого аристократического рода не выбирает ни первого мужа, ни даже второго. Но третьего мужа ей, возможно, было бы позволено выбрать по зову сердца. Вероятно, вы ее не так хорошо знали, как могли подумать. И да, если слова уважаемой Хис правдивы, та девушка повела себя очень недостойно.
Он слегка поклонился в знак извинения.
— Простите мою самонадеянность...
— Ее род... — начал Кельс, и Авт поднял бровь. Кельс был рад, что на нем маска. — Это было давно, уважаемый.
— Я вас обидел. Пожалуйста, поверьте: я к этому не стремился.
— Я верю, уважаемый, — ответил Кельс самым спокойным тоном, на какой был способен, в замешательстве поклонился и покинул бар.
Шесть месяцев на маленьком судне — долгий срок. Вид из иллюминаторов «Драгоценности Афат» не отличался от обычного. Можно было, конечно, резаться в фишки до одурения, но количество потенциальных противников оставалось ограничено. Даже ставки спустя месяц в пути надоели.
— Шесть или семь поколений назад иметь в роду гаонского предка считалось модным, — сказал Авт Кельсу под конец первого месяца. Фаунтийка, которую Авт обыграл в фишки третий раз кряду, молча и оскорбленно удалилась, так что они остались одни в баре для пассажиров. — Чем дальше в генеалогии, тем лучше. Слишком близкий и бедный предок — и станешь полукровкой, чужаком в собственной семье. Родственники моей матери всегда подозревали, что мой отец, гаонец-полукровка, из наемников. Они заботились обо мне после смерти родителей, но скорее из чувства собственности, чем по иным соображениям.
— Если бы твоя бабушка никогда не покидала Гаона, — сказал Кельс, размышляя и о себе, и об Авте, — твое детство сложилось бы совсем по-другому!
— Это правда, но я бы не стал Автом Эмнисом.
На втором месяце путешествия библиотека с развлекательными записями, казавшаяся поначалу такой большой и разнообразной, стала монотонной и наскучила. Попутчики, поначалу манившие экзотической чужеродностью или приятельской близостью, утратили все очарование и стали раздражать. Тесные пространства превратились в ловушки и продолжали сужаться.