Операция «Шторм»

Нам предстояло под водой пройти к этому островку с домом, пересечь его, затем вновь под водой выйти на следующий островок и, таким образом, следуя вдоль берега, совершить глубокий рейд в тыл. Задача сводилась к тому, чтобы внимательно обследовать прибрежный район и в случае обнаружения в шхерах значительных сил вражеского флота вызвать по рации бомбардировщики. Все силуэты финских кораблей мы очень хорошо знали.

Старшим командование назначило Володю Борисова. Он уже зарекомендовал себя смелым, выдержанным и очень отважным разведчиком.

Весь день, пока мы отсиживались в кустах, через островок бреющим полетом, группами по три самолета, на финскую сторону летали штурмовики. От мощного гула моторов дрожала все - и воздух, и земля. А когда штурмовики прочесывали из скорострельных пушек финскую передовую, почти касаясь вершин леса, в ответ отчаянно лаяли зенитки.

Отстрелявшись, самолеты со страшным ревом взмывали вверх, сверкая своими серебристыми крыльями и фюзеляжами. Один из них вспыхнул. Черная, густая полоса дыма прилипла к хвосту. Самолет кувыркался, взмывал вверх, пикировал, но предательская полоса не отставала. Не дотянув до нашей стороны, он рухнул. Мы долго стояли молча. Обида и боль теснили грудь.

Ночью, перед тем как нам выйти, севернее нас, на материке, заработали катюши. Огненно-кровяные дугообразные полосы окрасили небо. Над лесом вспыхнуло оранжевое зарево: оно бесновалось сполохами, выплевывая огромные снопы искр: казалось, что там растекался расплавленный металл. Катюши вскоре умолкли, а зарево долго висело над лесом.

Мы еще раз проверили свое снаряжение: водолазные костюмы и аппараты, надежность упаковки оружия, рации с питанием и карт местности. Подводный компас был только у старшего - Володи Борисова. Друг к другу мы привязались крепким шнурком, чтоб не потеряться под водою.

Вначале грунт был твердым, и шли мы легко. Потом ноги стали вязнуть в иле. Мы не преодолели и половины расстояния, как под ногами вообще не стало ощущаться никакого грунта. Передвигаться вперед можно было только вплавь, держась на определенной глубине за счет кислорода в дыхательном мешке водолазного аппарата. Одному преодолеть расстояние в таких условиях нетрудно, а вот сразу троим, к тому же связанным, дело крайне сложное.

Ил возле нас настолько взмутился, что Борисов перестал видеть стрелку компаса. Кругом была темнота, хоть глаз коли. Идти дальше бесполезно: мы потеряли всякую ориентировку. Борисов дал команду резать шнурок, которым мы были связаны, и всплывать наверх.

Финны будто ждали нас. Как только показались из воды наши головы, сразу же застрочили автоматы. Пришлось опять уйти на грунт.

Под водой в непроглядной тьме далеко не уйдешь. И не заметишь, как развернешься и направишься в противоположном направлении. Несколько раз мы всплывали наверх, чтоб сориентироваться, а финнам только это и надо было. Теперь они уже караулили нас. И все-таки мы благополучно добрались до своего острова.

Ночь пропала даром.

На следующую ночь отошли влево, ближе к заливу. Здесь вода находилась постоянно в движении, и больших отложений ила на грунте не должно было быть. Предположения наши подтвердились, и водный рубеж форсировали без особого труда.

На островке провели весь день, хорошо замаскировавшись в песке под кустами. Дом был здесь единственным строением. Несколько финнов несли службу наблюдения, а скорее всего были корректировщиками артиллерийского огня. Из слухового окна дома высовывались головки стереотрубы, очевидно, где-то неподалеку находилась и батарея.

Далеко от дома финны не отходили, и мы чувствовали себя довольно спокойно.

На третью ночь, пройдя так же под водой, мы оказались на более крупном острове. Тут финнов было больше, они свободно расхаживали. Спрятались мы в камнях, которых в воде было много.

Небольшой пригорок на острове венчал ДОТ. Из амбразуры тускло поблескивал ствол пулемета. Для наступающих он мог оказаться роковым. Какая-то растительность, вроде нашего хмеля, хорошо его маскировала. ДОТ мы занесли на карту.

Лежать целый день под стволом пулемета удовольствие не из приятных. Вода, как на грех, жмет на нижние части тела, и надо обладать исключительной терпеливостью, чтоб дождаться темноты, когда можно встать и хотя бы на несколько секунд снять водолазный костюм. Трудно себе представить минуты счастливее этих…

Днем, изучая местность и приглядывая различные ориентиры, намечали себе дальнейший путь. Пройти нам нужно было немало - километров двадцать, - и только там нас должен был принять на борт катер и заливом доставить назад на разведбазу.

Кажется, уже на третью ночь довольно далеко от нас, много севернее, началось наступление наших частей. Прибрежные, финские части, боясь оказаться отрезанными и прижатыми к заливу, стали поспешно отходить, вернее, бежать. Они бросали в дотах оружие, боеприпасы. В землянках оставляли штабную документацию и продовольствие. Вот тут-то уж мы вдоволь наелись сухих финских лепешек.

Попалось нам несколько секретных директив. Мы, конечно, не знали, что в них написано, судили по грифу «секретно», «сов. секретно», но бумаги, как выяснилось впоследствии, были очень ценными.

В наших руках оказалась также очень любопытная ученическая тетрадь для рисования. Владелец ее был неплохим художником. В карандаше он изобразил незавидную судьбу финского солдата. Вот он еще в штатской одежде сидит на скамейке под березами с любимой девушкой. Хорошо им вдвоем. Такое трогательное счастье написано на их лицах. На следующей странице: паренек одет в военную форму. В руках у него автомат. Девушки уже нет. Еще листок: солдат спит в землянке сидя, уронив голову на нестроганый стол. На следующей странице: солдат стоит на посту у телефона в траншее. Он смотрит вдаль, очевидно, на нас. А в глазах страх, безысходность и тоска. На предпоследнем листе солдат снова в землянке. Но это уже не та землянка: верх ее сброшен взрывом снаряда, вертикальные стояки, за которые забираются бревенчатые стены, закачнулись, на полу груды осыпавшейся земли, а сам солдат, безжизненный, полузасыпанный, распластался у бруствера. Перескакивая через траншеи, бегут русские солдаты и все почему-то в шлемах с большими пятиконечными звездами, какие носили в гражданскую войну…

На последнем листе изображены путаные вензеля, вероятно, символ неопределенности судьбы солдата и никчемности затеянной войны.

Альбом мы сохранили, и он долго потом ходил в отряде из рук в руки. О нем узнали в штабе флота и взяли туда.

Дня два мы едва поспевали за отступающими финнами. Наши части здесь и не показывались - они по-прежнему наступали севернее. Потом, когда фронт вновь остановился, нам пришлось по воде заливом обогнуть создавшуюся временную передовую - она, можно сказать, не охранялась - и снова зайти в тыл врага.

До цели нашего рейда оставалось километров семь-восемь.

Финны спешно укрепляли оборонительный рубеж. Звенели пилы, падали деревья. День и ночь они копали траншеи, возводили долговременные оборонительные сооружения. Солдат было здесь так много, что мы днем совсем не могли высунуть из воды носа. Спасали нас те же камни, которых всюду было множество.

Карта наша ярко пестрела разнообразными значками, но этого было мало. Мы до сих пор не видели ни одного финского корабля, и основная задача, ради которой пришли сюда, была по существу не выполненной. Решили так же водой продвинуться еще глубже в тыл финской территории и там, если удастся, полазать по шхерам.

А мы уже основательно вымотались от постоянного недосыпания, оголодали (на финских лепешках далеко не уедешь). Обычно припухшие глаза-щелочки у Володи Борисова заметно округлились, и весь он осунулся. Саша Синчаков, оказавшийся всех нас слабее, без конца зевал: ему не хватало воздуха, он выдыхался.

Один день отдыхали, зарывшись на берегу среди камней в песок. Светило мягкое августовское солнце. Спокойными бликами играл залив. Волны бежали лениво, словно уставшие от всех треволнений, которые им пришлось пережить в последние дни.