Кометы Оорта

9

Хороших размеров комета может весить более сотни миллионов тон, а в богатейших кометах приблизительно четвертая часть может оказаться водой — не жидкой водой, конечно, но лед тоже неплохо.

Вода — это первое, что необходимо, чтобы вырастить урожай. Старые фермеры-земляне обычно рассчитывали, что на один дюйм требуется около семи миллионов тонн ирригационной воды, в современных измерениях, два с половиной сантиметра воды — воды на сотни квадратных миль («миль»!) сельскохозяйственных земель. Другая цифра, которую следует запомнить, даже с хитрой ирригацией, чтобы вырастить урожай, необходимо около десяти «дюймов» в год.

При исчислении получается приблизительно следующее: можно смочить почти полтора миллиона квадратных миль одной единственной приличных размеров кометой.

На практике все гораздо сложнее. Эти суммы сработают только в том случае, если вам удастся удержать воду на одном месте, что невозможно. А также, если большая часть воды не взлетит обратно в атмосферу в момент столкновения, — что она непременно и сделает. И если это все, что вам нужно…

Но конечно, марсианам требовалось нечто гораздо большее. Им хотелось удержать воду, не только воду, но и воздух. Им требовалось много комет, так как мечтой их было вновь заставить расцвести старую планету.

Какая удача для них всех, что в Оорте буквально миллиард подобных комет.

10

Когда Деккер Де Во с подарком в потной руке появился перед дверью апартаментов семьи Каши, первое, что его поразило, были стены.

Деккер знал, как должны выглядеть стены. Все марсиане всю свою жизнь проводили в четырех стенах, и все стены в Санпойнт-Сити, как и в любом другом марсианском поселении, делались из одного и того же материала. Видом он напоминал литой бетон, но, поскольку на Марсе, естественно не хватало воды для такого водоемкого технологического процесса, как отливание бетонных блоков, бетоном он, конечно же, не был. То, из чего были сделаны стеньг, представляло собой самый дешевый и распространенный материал на Марсе — камень. Камень было легко достать на этой планете, легко его было и обрабатывать, если у вас хватало жара Солнца. Требовалось просто вырыть какой-нибудь валун, множество которых лежало на поверхности, а потом измельчить, спрессовать и разогревать до тех пор, пока он не превратится в плоскую конструкционную панель.

Конечно, марсиане прилагали все силы к тому, чтобы разукрасить эти монотонные стены. По меньшей мере, их можно было раскрасить — «растереть» было бы более подходящим словом, поскольку пигмент содержался в восковых палочках и просто втирался в стену. Или, если у кого-нибудь имелись картинки, развешивали картинки. Или уставляли стены полками и шкафами, которые обычно, уж во всяком случае, являли собой предметы первой необходимости, поскольку жилое пространство, как правило, было очень невелико.

Вот практически и все, что мог позволить себе марсианин в том, что касалось декорации стен, а Деккеру никогда еще не доводилось видеть стены, увешанные драпировками. И это была не какая-нибудь имитация из того же камня. Это были настоящие матерчатые драпировки, сотканные из органических нитей, может быть, даже из настоящего хлопка, шелка или шерсти, настоящие ткани из органических волокон, которые пришлось завезти с далекой Земли. За счет марсиан, как конечно, не преминул бы указать Тинкер Горшак.

Утешением Деккеру послужило лишь то, что у него, по крайней мере, есть для хозяйки достойный подарок, который добыл ему Тинкер Горшак. Старик не перестал ворчать на попытку Деккера подружиться с землянами, но, тем не менее, отложил свой собственный обед настолько, чтобы сопроводить Деккера в теплицу Санпойнт-Сити, где он выклянчил бутон настоящей розы у своего коллеги, милого мистера Чэнди. Когда Деккер вошел в апартаменты землян — судя по всему, они насчитывали более одной комнаты, поскольку в этой не было ни одной кровати, хотя она и была раза в три больше той, что он делил с матерью — глаза у него едва не выскочили из орбит.

Дело было не в одних только драпировках на стенах, но и во всем остальном тоже. Даже в освещении. Здесь не действовало правило держать зажженной только одну тусклую лампочку. Комната купалась в ослепительно ярком свете. И он никогда не видел людей, одетых подобным образом — прозрачные складки шелковых платьев женщин, просторные рубашки и шорты мужчин — ничего, что согрело или сделало бы вам удобным скафандр. И никогда ему не случалось видеть стола, большего, чем он сам, и каждый сантиметр этого стола был уставлен едой. Дюжинами разных блюд. Тарелки с сочными маленькими шариками горячего мяса. Свежий сырой сельдерей. Морковь, порезанная на ломтики, толщиной с карандаш (должно быть, они даже в лучших отношениях с местными генетиками, чем Тинкер Горшак). Миски с желтыми, зелеными или розовыми соусами, чтобы полить ими овощи.

— Я так рада, что ты пришел, Деккер, — сказала высокая блондинка, открывая ему дверь. — О, роза! Как мило с твоей стороны, — закончила она, понюхала цветок и передала его дочери: — Смотри, Аннета, Деккер принес нам розу.

— Я поставлю ее к остальным, — сказала девочка матери и взяла Деккера за руку. — Пойдем, Деккер, займем место за столом, ты, должно быть, умираешь с голоду.

Деккеру было неприятно, что девочка решила, что он может быть голоден. Еще более неприятным и даже возмутительным показался ему тот факт, что на буфетном столе стояло с полдюжины ваз с цветами, цветами всех видов. И когда Аннета сунула его одинокий вклад в одну из ваз, Деккеру едва удалось отыскать свой цветок вновь.

Но дело в том, что как только она втолкнула ему в руку тарелку, Деккер обнаружил, что девочка права. Он действительно был очень голоден, и от запаха и вида всей этой замечательной еды рот у него наполнился слюной. А Аннета целиком посвятила себя ухаживанию за ним.

— Съешь омара, Деккер? Ты никогда не пробовал омара? Ну конечно, это только консервированный, здесь никогда не достанешь настоящего омара, но все же… И попробуй гуакамоле! Мама сама его готовила, даже вырастила собственные авокадо на аэропонике.

Блюдо под названием «гуакамоле» слишком походило на пасту из морских водорослей, которую повара добавляли во все супы и жаркие, и Деккер, уж конечно, не собирался прикасаться к забавному нечто в розовой раковине, которое Аннета называла омаром. Но здесь было немало и других блюд, из которых можно было выбирать. Он позволил положить себе салат и ножку убитой индейки под соусом барбекю, но, всмотревшись повнимательнее в выставку позади стола, остановился как вкопанный.

Через всю стену протянулся плакат с надписью: «Каши, Стернгласс и К. празднуют триумф экопоэзиса». А под ним располагался целый ряд картинок, поддельных трехдименсиональных снимков, которые выглядели так, как будто в них есть глубина: роща фруктовых деревьев в цвету, люди с какими-то длинными досками, привязанными к ногам, катятся вниз по невероятной длины снежно-белому склону, обнаженные смеющиеся мужчины и женщины, все молодые, все красивые — и все отчетливо видно земляне по своим пропорциям — купающиеся и ныряющие на краю невероятно голубого озера. Удивительное в этом было то, что все они казались странно знакомыми, хотя, конечно, он не видел ничего подобного во плоти.

— Это — Земля? — спросил он.

Девочка в ответ только рассмеялась.

— Глупый. Это — Марс. Но каким он будет. Господи, разве ты не узнаешь Олимпус Монс. Эти картинки — то, что называется, «толкование». Они не обязательно должны быть реальными. Папина компания использует их для того, чтобы при подписке на новый выпуск побудить инвесторов.

— Выпуск? — переспросил было Деккер, а потом сообразил, о чем идет речь. — А, Боны.

— Конечно, Боны. Ты взял все, чего бы тебе хотелось? Я имею в виду, для начала? Тогда пойдем, я хочу познакомить тебя со всеми людьми.

Это было не совсем то, чего бы хотелось Деккеру, но он решительно настроился вести себя как хороший гость. Сама Аннета была теперь уже не та девочка в коричневом защитном костюмчике, которую он встретил на склоне за городом.