Страница 37 из 58
— Что вы намереваетесь делать? — спросил Берни.
Попо снова пожал плечами.
— Должны же у вас быть связи.
— Связи?
— В мире клоунов.
— Связи-то есть, — ответил Попо. — Но что, если у меня ни к чему такому больше не лежит душа?
— Наверное, должно пройти какое-то время, — предположил мой напарник.
Иногда у людей бывает вид, словно они не слышат, что им говорят.
— А с вами никогда такого не случалось? Не появлялось отвращения к работе?
— Бывало, когда приходилось вести дела о разводе. Но даже если к работе не лежала душа, голова продолжала действовать.
Клоун бросил на Берни быстрый взгляд.
— Вот поэтому вы такой, какой есть.
Такой хороший или такой плохой? — не понял я. Что же до Берни, он энергично, как истинный пофигист, пожал плечами. Не забывайте, мой напарник из крутых ребят. И я тоже.
— Во мне такого раздвоения нет: не лежит душа, значит, и в голову не идет, во всяком случае, пока. — Попо встряхнулся, скорее не встряхнулся, а поежился, но мне понравилось. — Не очень вежливо говорить вам такое. Вы тут совершенно ни при чем. Так вот, я разбирался в имуществе Ури — «имущество» достаточно нейтральный термин? — и кое-что нашел. Это может вас заинтересовать. — Попо повернул ноутбук в нашу сторону. — Запись двенадцатилетней давности, еще до того, как мы познакомились. Что-то вроде школьной дискуссии по конференц-связи.
Попо нажал на клавишу, и на экране крупным планом появилось лицо. Сначала я его не узнал, но затем разглядел усы ниточкой, и хотя человек выглядел моложе, чем на видеоролике с Пинат, я догадался, что это Делит. Меня вообще интересуют усы, особенно ниточкой, а в нашем расследовании не было другого лица с такими усами; во всяком случае, я не помнил.
Сначала послышался женский голос.
— Добро пожаловать в среднюю школу Элеоноры Рузвельт, мистер Делит.
— Спасибо, — ответил тот.
Э, да у него приятный голос: сильный и глубокий, чем-то напоминает голос Берни, хотя, само собой разумеется, не такой красивый.
— Ученикам понравилось в цирке, когда вы приезжали в наш город прошлой зимой, — продолжила женщина. — И у них появились вопросы. Вы меня хорошо слышите?
— Отлично.
— Замечательно. Тогда давайте начнем с Джереми.
Раздался стук, затем послышался мальчишечий голос.
— Привет!
— Привет, — ответил Делит и улыбнулся.
— Дедушка говорит, вы причиняете слону боль, чтобы заставить его слушаться.
Человеческая улыбка, когда люди продолжают улыбаться, хотя у них внезапно пропадает к этому всякое желание, — интересный феномен. Теперь я наблюдал все это на лице Делита.
— Тебя зовут Джереми? — спросил он и посерьезнел. — Знаешь, я понял, что нельзя быть жестоким с животными. И никакие трюки на арене не оправдывают того, чтобы со зверями плохо обходились.
Мне трудно описать выражение лица Делита в этот момент, но это одно из лучших выражений, на какие способны люди. Такое же выражение иногда появляется на лице Берни. Это выражение вожака.
— Джереми, тебя удовлетворил ответ? — спросила женщина.
— Папа говорит, что дрессировщики тыкают слонов особенным крюком, — заявил мальчик.
Лицо Делита посуровело, но не так, как у крутых парней вроде мистера Гулагова, который теперь мотает срок, но тоже заметно.
— Это случается, и я этим тоже грешил, но теперь все в прошлом. Если человеческие существа настолько развитые, как себя считают, у них должно хватать ума убеждать животных делать то, что от них требуется, без всякого насилия.
За его мыслью трудно было следить. Кроме того, я внезапно вспомнил, как мы нашли Делита в пустыне, и ту ужасную змею. Немного отвлекся, а когда вернулся к действительности, сообразил, что нахожусь вплотную к стулу Попо и грызу оторванный уголок кожи, который успел прийти в такое состояние, что от него, можно сказать, ничего не осталось.
Женщина тем временем говорила:
— Думаю, ты получил ответ на свой вопрос.
— Папа утверждает, что этот крюк большой и острый, и его всаживают очень глубоко…
Попо закрыл ноутбук. Его руки, худые и длинные, слегка дрожали.
— Жаль, что вы не познакомились с ним, когда он был жив.
— Почему?
— Были бы решительнее.
— В чем?
— В поисках правды. А если это невозможно, продолжали бы розыск Пинат.
— Моя работа и решительность неразрывны.
— Извините и не обижайтесь.
— И не думаю.
— Выписать вам еще чек?
Вот такие разговоры я люблю.
— Уладим денежный вопрос, когда дело будет закрыто.
Ах, Берни, Берни.
— Я буду жить пока здесь. Владелец гостиницы — мой приятель.
Берни поднялся, я тоже.
— Ури часто ездил в Мексику? У него были там дела?
— Ничего такого, что бы я мог назвать делами, — ответил Попо. — Ездили пару раз в Кабо. А что?
— Мы нашли его практически на границе.
— Знаю, — кивнул Попо, — и этого тоже не могу понять.
Мы вышли на улицу, что-то шлепало мне по губе. Я облизнулся и почувствовал вкус кожи. Ой-ой! Маленький, а если честно, то не такой уж и маленький кусок застрял между зубами и свисал из пасти на всеобщее обозрение. Я прыгнул в машину и начал старательно приводить себя в порядок.
— Что ты суетишься? — спросил Берни.
Я выпрямился: спокойный и настороженный — ни дать ни взять профессионал.
— У вас есть документы на собаку?
Поздно вечером мы пересекали границу. Я ездил в Мексику и раньше: время от времени нам приходится там работать, мне и Берни. Сверху светил фонарь из тех, что при этом еще и гудят. Парень в форме протянул из будки руку.
— Si[13], — ответил мой напарник. Подал ему лист бумаги и сказал что-то еще, но звук его голоса настолько изменился, что мне трудно его описать. Знаю одно: когда это происходит, я совершенно его не понимаю, кроме отдельных слов — amigo, cerveza и croqueta[14].
Парень в форме взглянул в документы, вернул их Берни и пожелал:
— Приятного пребывания в Мексике, сеньор.
«Сеньор» — это слово я тоже знаю, здесь его употребляют вместо слова «чувак». Когда мы отъезжали, я обернулся: парень в форме взялся за телефонную трубку. Берни переключил передачи, и мы понеслись на юг от границы в Мексику[15]. Я понял это, потому что Берни мурлыкал именно такие слова. Я умею немного подвывать, и теперь присоединился к нему.
Мы проехали через плохо освещенный городок и углубились в провинцию. В Мексике все по-другому: например дни ярче, а ночи темнее. Вы видите в этом какой-нибудь смысл? Я — нет. Вскоре с середины шоссе исчезла желтая полоса, дорога стала более тряской, машины появлялись реже, пока мы не остались одни. Поднялся ветер, и в лучах наших фар то и дело мелькали всякие клочки и обрывки. Иногда по сторонам дороги возникали мерцающие желтые глаза, как-то попался стоявший под худосочным деревом босоногий мужчина. Пока мы проезжали мимо, я не сводил с него глаз — моя голова вращается практически на триста шестьдесят градусов; удивительно, насколько в этом отношении уступают мне головы людей. Но я сейчас не об этом. Мне особенно приглянулись его ноги — босые человеческие ноги меня почему-то вообще интересуют. Прежде чем мы скрылись за поворотом, мужчина вытащил из кармана мобильный телефон.
Над нами низко повисла луна, огромная, оранжевая. Мне нравится луна, но что она вытворяет, трудно объяснить. По опыту я знал: она поднимется, станет меньше и побелеет. Зачем? А бывают ночи, когда у луны не хватает куска, иногда большого, потом она вовсе исчезает, и наступают ночи без луны. Одно очевидно — я это знаю, поскольку Берни об этом часто упоминает: мы на Млечном Пути, и мне от этого приятно, хотя молоко не мое питье. Это кошки любят молоко. Вы когда-нибудь наблюдали, как они лакают? Маленькими глоточками, опрятными и аккуратными, не расплескают ни капли. Кошки готовы на что угодно, только бы вывести окружающих из себя.
13
Да (исп.).
14
Друг, пиво, котлета (исп.).
15
Слова из песни Криса Айзека.