Поймать вора

— Но очень квалифицированного и незаменимого.

— Как Ури перенес перемену?

— В своей обычной манере — как старомодный джентльмен, — ответил клоун. — Не понимаю, куда вы клоните своими вопросами.

— Когда исчезает человек, первое, что мы пытаемся выяснить, кто его враги.

— Драммонд не враг.

— А кто враг?

— Тогда нет врагов.

— Какие у него отношения с родными?

— У него нет родных, кроме меня. Мы с ним семья, если вы способны это понять.

Берни отлично умеет кивать, и у него на разные ситуации заготовлены различные виды кивков. На этот раз он ограничился легким, едва заметным движением головы вверх-вниз. Что это означало? Я не был вполне уверен. Но Попо как будто успокоился и разнял скрещенные на груди руки.

— Что можно сказать о Пинат? У нее были враги?

— Вы серьезно спрашиваете?

— Не очень, — признался мой напарник. — Но если враги все же были, им лучше поостеречься.

— Почему?

— Слоны никогда ничего не забывают.

Вот оно как! «Слоны никогда ничего не забывают»? Где-то я это уже слышал, но не могу припомнить. Что ж, по тому, что сказал Берни, получается, что слоны в некоторых отношениях лучше, чем… Мой ум вышел из повиновения, отказываясь размышлять в этом направлении.

— Трудно представить мужчину среднего возраста, который не нажил себе врагов, — продолжил Берни.

Попо пожал плечами. Мне понравилось, как он это сделал. Если честно, вообще нравилось, как он двигался.

— Ури — особенный человек. — Глаза Попо слегка затуманились, голова поникла. Есть! Он взялся за ручку и подписал чек. — Вот почему я хочу, чтобы вы немедленно приступили к расследованию.

— Считайте, что приступили. — Берни взял чек и, не взглянув на него, спрятал. — Как идут дела в цирке?

— Детям мы по-прежнему нравимся.

— Я имею в виду финансовое положение, — уточнил мой напарник.

— Об этом надо спросить Драммонда. — Клоун поднялся. — Что от меня еще требуется?

— Нам нужны фамилии всех защитников прав животных, которые имели дело с Пинат.

— Почему вы решили, что такие были?

— А разве не было?

Клоун отвернулся.

— Надя Уорт.

— Кто такая?

— Одна из фанатичек, требующих закрыть представления с участием зверей. Они следуют за нами из города в город, пикетируют почти каждое представление. Ури однажды встретился с ней, и она отстала.

— Как ему это удалось?

— Он продемонстрировал ей свои методы.

— Как нам ее найти?

— У нее есть сайт в Интернете — «Свободу всем животным», — ответил Попо. — Но, уверяю вас, вы лаете не на то дерево.

Как это так? Я лаял под очень многими деревьями, но еще не случалось такого, чтобы выбрал не то, какое надо. Запах белки я чую безошибочно.

— А на какое надо лаять? — спросил Берни.

— Не знаю.

Интересные дела. Я всего пару раз слышал, как лает Берни, — например, на вечеринке, после того как мы окончательно разобрались с делом Мендеса-младшего — расскажу об этом как-нибудь в другой раз, — но никогда не случалось, чтобы он лаял на деревья. Неужели это сейчас произойдет? Я приготовился слушать.

— Еще нам нужна качественная фотография Ури, — продолжил мой напарник. — Спокойно, старина! — Хоп! Не знаю, как это вышло, но я уже стоял на задних лапах, положив передние на стол.

Попо полез в карман пиджака и достал снимок. Берни взял фотографию и прилепил ее на дверцу холодильника. На ней был изображен пижон с усами ниточкой, которого мы видели на видео, — тот самый, что укладывался под приподнятую стопу Пинат. Он стоял, подняв руки в своем блестящем цилиндре.

— Ему всегда аплодируют стоя, — заметил Попо.

Вскоре мы приступили к работе. Берни — за рулем, я — на соседнем сиденье. Свернув с шоссе, мы оказались в незнакомой мне части города. Темные улочки блестели, словно прошел дождь, и нам никто не попадался на пути. Я принюхался — сухой прохладный воздух поступал из пустыни. Ночью все выглядит по-другому — например, вспышка выстрела ярче, чем днем. Я много раз видел вспышки выстрелов, только не сегодня. Стреляют далеко не всегда — это случалось лишь тогда, когда мы распутывали мои любимые дела.

— Надо же, они собираются пожениться, а этот проходимец… — бормотал Берни. Такое бывает с людьми. В их головах постоянно что-то теплится и иногда пробивается наружу. О чем говорил напарник? Проходимец — плохой человек, но кто именно, я понятия не имел. Я поерзал и положил лапу ему на колено.

Мы свернули на улицу, застроенную кирпичными домами. Одни стояли совершенно темными, в других кое-где горел свет.

— Склады, — объяснил Берни. — Сюда когда-то подвели железную дорогу, которая стала началом конца старого Запада.

Мы миновали кафе — немногочисленные посетители расположились за выставленными на улицу столиками — и остановились перед зданием, где на лестнице у входа сидели мужчина и женщина.

Теперь здесь селятся художники, или, может, они уже съезжают, а селятся битники, — не страшно: нам приходилось иметь дело и с художниками, и с битниками, и ни те ни другие не баловались с оружием.

Мы вышли из машины и приблизились к лестнице. Мужчина и женщина посмотрели на нас. У обоих были на голове ирокезы. Кто же они: художники или битники? Я не мог сообразить. Ирокезы — это индейцы. Мы знакомы с индейцами, например, с шерифом Томом Флинтом из округа Окотилло, но у него волосы почти такие, как у Берни — торчат во все стороны.

— Кого-нибудь ищете? — спросил мужчина.

— Мы-то? Ищем, — кивнул Берни.

— «Мы»?

— Чет и я.

— А Чет, как я понимаю, ваша так называемая собака?

— Я бы не стал формулировать подобным образом, — возразил мой напарник.

— Нет? — удивился мужчина. — А как бы вы сформулировали?

Я из тех псов, которым нравится любой человек, который мне встречается — даже некоторые преступники и бандиты, — но слова этого чувака показались мне против шерсти. Хотя я никогда не понимал, что значит «против шерсти», — в какую бы сторону мою шкуру ни чистили, это всегда полезно и приятно.

— Я мог бы сформулировать так, как понравилось бы вам, — продолжал Берни, — и мы бы стали навеки друзьями, но нет времени. — Он повернулся к женщине. — Мы ищем Надю Уорт.

Она ответила долгим взглядом, но не произнесла ни звука. На ее лице ничего не отразилось, но она занервничала — от меня этого не утаить.

— Надя не общается с эксплуататорами животных, — вставил мужчина.

— Рад слышать, — усмехнулся Берни, — но, может, она сделает исключение, тем более что речь идет об угрозе жизни животного?

— В чем дело? — спросила женщина.

— Вы Надя?

Она кивнула.

Напарник показал ей нашу лицензию; нервный чувак тоже захотел взглянуть и вытянул шею.

— Нам было бы удобнее поговорить наедине, — заявил Берни.

Я рассмотрел уши Нади: прижаты к голове и великоваты для людей, но это, не знаю почему, мне всегда нравится. В одном блестело несколько серег, в другом ничего не было.

Мужчина поднялся.

— Если вы вообразили, что это хорошо — воспитывать животных так, чтобы они только и умели пресмыкаться перед нами, то вы глупец и опасный тип.

Я не понимал, из-за чего весь сыр-бор, но мне почему-то захотелось укусить этого молодца.

— А вы предпочитаете общаться только с представителями своего вида? — спросил Берни.

— Я этого не утверждал, — ответил парень. — Человечество — раковая опухоль на теле Земли. — Он повернулся, взбежал по ступеням, скрылся в доме и захлопнул за собой дверь.

— Ваш приятель недоволен, — заметил мой напарник.

— У него обостренное чувство справедливости.

— У меня тоже, — парировал Берни. — Поэтому мы здесь. Вы знаете Ури Делита?

Взгляд Нади скользнул в сторону и остановился на мне. Я часто замечал, что, когда люди смотрят на меня, у них меняется выражение глаз — наверное, им хочется меня погладить. Мой хвост качнулся из стороны в сторону, но не размашисто, совсем немного. Выражение глаз Нади осталось прежним. Она снова повернулась к Берни.