Инопланетянка варвара (ЛП)

Ее влагалище может стать моим хлебом насущным. Все остальное не достойно даже внимания.

Я снова опускаю голову с полной решимостью лизать ее. Ей нравится, когда я лижу ее. Разве она не прижималась своими скользкими, влажными лепестками к моему лицу всего несколько мгновений назад? Требовала еще? Я дам ей больше. Мой член болит, и он столь же тверд как камень в наконечнике моего копья. Я жажду похоронить себя в ней, но сперва хочу еще вкусить ее своим языком.

Моя пара издает гневный рык, и ее маленький кулачок врезается мне прямо в глаз. Затем она вскрикивает от боли и трясет своей рукой.

— Черт бы тебя побрал! И с чего это у тебя такая жесткая башка?

Это привлекает мое внимание. Моя пара пострадала. Я сажусь и беру ее маленькую ручку в свою ладонь только для того, чтобы она снова попыталась меня ударить.

— Прекрати трогать меня, — орет она мне в ухо. — Я так зла на тебя! Ты говоришь по-английски!

— Говорю, — я ловлю ее руку, которой она собирается ударить меня вновь, прежде чем та снова вступает в контакт с моей бровью. Дело не в том, что ее удары болезненны, а в том, что она повредит свои мягкие маленькие человеческие ручки. Мой лоб покрыт защитной пластиной, а ее крошечные кулачки такие слабенькие.

— Ты мне лгал!

Это выводит меня из себя. Она думает, что я намеренно обманул ее? С какой целью?

— Каким же образом мне удалось сделать что-то подобное?

— Ты не сказал мне об этом!

— Так ты никогда и не спрашивала, — возражаю я, и мое раздражение нарастает. — Ты только и делаешь что говоришь и говоришь, просто решив, что я не понимаю тебя. Ты даже не удосужилась спросить меня, умею ли я.

Ее розовое личико краснеет, и я смотрю, как она задыхается, а ее дыхание паром клубится на холодном воздухе.

— Ну ты и хрен!

— Я не знаю, что означает это слово.

— Ты что, серьезно? — в ее голосе слышится явная насмешка. — Я то уже подумала, что ты здесь эксперт в нюансах человеческого языка.

— Есть слова, которые ты произносишь и которые не совпадают с тем, чему я научился.

— Странно. А мне казалось, что «хрен» — это язык твоего народа.

Я хмуро смотрю на нее сверху вниз.

— Я не знаю такого слова, как «хрен». Я — ша-кхай. Так же, как и мой народ.

Ее глаза закатываются, и она снова подталкивает меня в грудь.

— Это называется сарказмом.

— Я не знаю слова «сарказм»…

— Проехали, — рычит Лиз, явно разозленная на меня. — Господи!

Она что, сердится на меня? Я спас ее. Если бы она попала в воду, они тут же содрали бы ее плоть до костей. Мысль о ее страданиях — смерти — наполняет меня непонятным гневом. Я выпрямлюсь и смотрю вниз на нее, с обнаженными ногами и все еще раскинувшимися в снегу. Она до сих пор хмурится на меня, и это помогает мне не купиться на ее красоту.

— Тебе не стоило сбегать из пещеры.

— Сбегать? Я не сбегала.

Она может врать самой себе, но не мне. Я делаю один шаг вперед и хватаю ее за перед туники, затем ставлю на ноги. Она отбивается от меня, но я все равно ставлю ее прямо, и тогда, грозно хмурясь, она дергает за подол своей туники. Я наклоняюсь поближе к ней. Мой нос улавливает ее аромат, от которого мой кхай резонирует от голода. Ничего мне не хочется сильней, чем прижаться своими губами к ее и снова спариваться ртами.

Но не сейчас, когда она смотрит на меня, будто я — грязь. Мое сердце слегка твердеет, и я наклоняюсь к ней.

— Ты принадлежишь мне, женщина.

Она гневно бьет меня в плечо.

— Я никому не принадлежу.

— Нигде здесь нет такого места, куда бы ты смогла сбежать, и где я не смог бы тебя найти, и вернуть обратно себе, — она не понимает, что с каждым днем, что она игнорирует требование своего кхай, будет лишь все хуже и хуже. С ним невозможно договориться или заставить его передумать. Просто он жаждет то, чего хочет.

А он хочет, чтобы Лиз была моей парой.

Я тоже этого хочу. Она моя, и я все еще намерен заявить права на нее.

— О Боже, да ты какой-то маньяк, — бормочет Лиз, скрещивая руки на груди. — И если хочешь знать, я искала материалы для лука.

— Лука? — я повторяю. Это слово было знакомым, но вещь, которая приходит на ум, мне совсем не знакома. — Это какое-то оружие, да?

— Да, — говорит она и окидывает меня дерзким взглядом. Она вскидывает подбородок. — Я умею стрелять из лука. Я тоже могу охотиться.

Я ворчу. В глубине души я счастлив, что она хочет охотиться, но какая-то часть меня сильно обеспокоена. Женщин в нашем племени столь мало, что они не участвуют в охотничьих походах. Они не отходят от пещер, потому что за последние несколько лет мы уже потеряли многих в нашем племени, и если мы потеряем еще, то прекратим свое существование. Однако на лице Лиз я вижу твердость духа и заранее знаю, что такой ответ ей не понравится.

Итак… ворчание — единственное, что она получает в ответ от меня.

— И что ты этим хочешь сказать? — она встает прямо у меня перед лицом и пытается дотянуться до одного из моих рогов, без сомнения, чтобы потянуть меня вниз до ее роста и привлечь мое внимание. Моя Лиз храбрая. Я испытываю огромное уважение к ней за это, даже если это и приводит в бешенство.

Я встаю в свой полный рост, так что она больше не может дергать меня за волосы или рога. — Ты принадлежишь мне. Если тебе что-то нужно, ты приходишь ко мне. Моя задача — обеспечивать тебя.

— Что ж, прекрасно, — заявляет она возмущенным голосом. — А как насчет того, чтобы ты обеспечил мне моих подруг, хммм?

Я делаю вид, что этого не слышал. Я не верну ее обратно до тех пор, пока мы не спаримся. Вместо этого я направляюсь к пожирателю (прим: пожиратель — не существующее животное), которого я убил ради нее. Если он ей так сильно нужен для ее лука, она может его получить.

— Пойдем. Тебе нужно вернуться в пещеру. Твоя человеческая плоть по-прежнему еще слаба, несмотря на твой кхай.

— Ничего себе, ты не посчитал ее такой уж слабой, когда схватил и сорвал с меня штаны.

Я поворачиваюсь, чтобы окинуть ее сокрушительным взглядом. Она пытается сделать вид, что ей не понравилось, когда я к ней прикасался? У нее ярко-розовые щеки, что весьма любопытно. Я разглядываю ее еще мгновение, а она неловко ерзает под моим пытливым взглядом.

— Ты, кажется, была не против моих прикосновений.

Ее лицо краснеет еще больше.

— Вот как, сразу швыряешь мне этим в лицо, ну давай.

Ее слова мне совершенно непонятны, но цвет на ее щеках говорит мне о многом. Она чувствует себя неловко. Я нахожу это очаровательным, особенно, когда ее руки двигаются, чтобы ладонями прикрыть крошечный пучок волос между ее ног и оградить его от моего взгляда. Она думает, что это защитит ее? Я облизал каждый ее дюйм всего несколько минут назад. Я разглядываю ее голые бедра и ноги, которые по-прежнему покрыты моими сапогами. Мои собственные стопы едва чувствуют холод, но я вижу, что ее мягкую человеческую кожу покалывает от холодной температуры. Я должен следить за тем, чтобы она находилась в тепле, и сейчас мне следует об этом позаботиться.

Но Лиз — настоящий боец, и ей так и хочется поругаться со мной. Поэтому я хватаю мертвого пожирателя и длинную трубку, которую они используют как приманку, и перекидываю это все через свое плечо.

— Ты идешь или мне тебя нести? — спрашиваю я ее.

Она мрачно смотрит на меня. Резким рывком она подбирает порванные половинки своих штанов и стремительно проноситься вперед меня.

— Ты такой хрен! Ненавижу тебя!

— Ты хоть на минутку угомонишься? — спрашиваю я.

Она поднимает вверх, в мою сторону, свой средний палец. Не уверен, что это означает, но могу догадаться, что что-то весьма неприятное.

— Ну что ж, придётся тащиться обратно с голым задом. Огромное спасибо, — ворчит она.

— Не хочешь мою набедренную повязку?

Ее лицо снова становится столь яркого красного цвета, и она стреляет в меня возмущенным взглядом.

— Чтобы ты мог раздеться догола? Нет, спасибо.