Страница 40 из 57
— Ничего не понимаю, — медленно говорит Элис, — ты же знаешь, что я пришла сюда по просьбе Джо.
— Назови его погоняло. В смысле, кличку.
— Санка. Правда, Тил сказала бы, что это не погоняло, а прозвище.
Гнев немного стихает, змеи отползают. Будь что будет, все равно я не в силах ничего изменить. Я не знаю, что думать, что чувствовать.
— Тебе известно, где сейчас Джо, — говорю я, но без особой уверенности.
— К моему большому сожалению, это не так. Я получила от него только одно сообщение, и то с опозданием. И нет никакого комитета — по крайней мере, пока — только смутное ощущение, что я могу что-то изменить. Мы можем что-то изменить.
— Комитета не существует?
— Куда нам! Мы слишком невежественные и тупые.
Элис говорит искренне. Она действительно бесится от того, что не может действовать эффективно.
— Ну извини, — отвечаю я, все еще избегая ее взгляда.
Мне по-прежнему хочется, чтобы Элис ушла и оставила меня наедине с моим креслом, темнотой и бесконечной вереницей паромов и грузовых кораблей за окном. Это за них мы сражаемся на Марсе.
— Я тоже хочу, чтобы здесь был Джо, — мягко говорит Элис, — или другой космодесантник, который поймет, через что ты прошел. Потому что для меня это непосильная задача, я знаю. И я ни за что на свете не согласилась бы очутиться в твоей шкуре.
Вполне честно. Я постепенно успокаиваюсь. Змеиный клубок не исчез, но немного притих.
Что касается другого…
Мои новые воспоминания одновременно и самые старые. Мне это нравится. Может, эти грандиозные, охватывающие все больше событий воспоминания принесут покой моей изломанной душе.
Элис не отрывает от меня глаз. Я ловлю себя на том, что это даже приятно. Мне нравится сидеть в кресле посреди роскошной серо-голубой квартиры, купленной на заработанные войной деньги, нравится, что взгляд этой красивой сексуальной женщины впивается в меня и держит под прицелом. У Элис есть внутренний стержень, и она вовсе не такая высокомерная, как кажется на первый взгляд.
А самое лучшее — она не пытается понять, что я чувствую.
Отлично. Превосходно.
Но я по-прежнему молчу. Будто меня заморозили.
— Я могу прийти позже, — предлагает Элис после минутной паузы, — когда здесь будет Джо. Или вообще не приходить. Оставить тебя в покое.
Не знаю, какие чувства отразились на моем лице, но Элис испуганно вскакивает с дивана. Я наклоняюсь к ней, в моем голосе прорезаются визгливые нотки:
— Здесь, на Земле, творится что-то неладное, так? Это связано с гуру, антагами и нашей войной на Марсе.
— Да, черт возьми! — отвечает Элис, сверкая глазами. — Неужели до тебя только сейчас дошло?
— Иногда одно без другого не поймешь. Но я почти у цели.
Повисает тишина. Мы смотрим друг на друга, ястреб и мышь, мышь и ястреб.
— Помоги и мне добраться до цели, пожалуйста. Возьми меня с собой. Может, тогда мы распутаем клубок и выясним, в какую игру нас втянули. А после на самом деле создадим комитет, в который войдешь и ты.
Я сжимаю зубы и мотаю головой.
— Никаких к’митетов. Мне выйти отсюда надо. По ул’це пог’лять.
Элис щурится, заслышав маскианский акцент.
— Как скажешь.
Она поднимается и хочет идти к двери, но я остаюсь на диване.
— Вчера меня подвозила бабулька на голубом электромобиле. Она сказала, что ее сын пал смертью храбрых на Титане. Ты ничего про это не слышала?
Элис отрицательно качает головой, но по ее лицу пробегает тень недовольства. Что-то здесь не так.
— Откуда она узнала, кто ей рассказал? — спрашиваю я. — Она говорила, что работает секретаршей у какого-то полковника на КЛУ. Может, он проболтался — пожалел старушку и нарушил правила.
Элис неопределенно разводит руками.
— Титан — это же где-то рядом с Сатурном, так? — продолжаю я. — Возле колец и всей остальной фигни, за полтора миллиарда километров от Земли. У Сатурна куча спутников, и все покрыты толстым слоем льда, а под ним, глубоко внизу, вода… Верно?
Элис делает глубокий вдох.
— Кажется, нам обоим нужен перерыв. Если ты не против, я куплю продуктов и соображу что-нибудь поужинать.
— Еды здесь кот наплакал, и почти вся уже испортилась, — соглашаюсь я.
В комнате стало как будто светлее и свежее. Может, я прихожу в себя, и может, нам действительно стоит отложить на пару часов разговоры о всяких ужасах, от которых кровь стынет в жилах.
— Так мне идти за продуктами, мастер-сержант Венн? — осторожно спрашивает она.
— Да. Я подожду тебя здесь.
— Нет, Винни, ты отправишься на рынок вместе со мной. Составишь мне компанию, — настаивает Элис.
Я делаю вид, что обдумываю ее предложение. Я знаю, что веду себя по-детски, но иначе никак: чтобы рассказать все и жить дальше полноценным человеком, мне придется на время стать ребенком. Звучит диковато, но так надо. Все космодесантники — дети: до, в преддверии и во время конца. Так нам рассказывали те, кто нюхнул пороху — инструкторы и ветераны.
— Я уже ходил на рынок. Сразу после приземления, — говорю я.
— Что же ты купил?
— Сельдерей.
— И судя по всему, больше ничего. Ну что… пошли?
Я люблю ходить на рынок, правда-правда. Там полно других детей, и бронзовая свинья около входа, и игрушки. Пончики и печенье. Вяленое мясо, и фрукты, и конфеты. И мне действительно не повредит размять ноги и пожевать сельдерея.
Почему именно сельдерей? Традиция такая. Я просто обожал его в детстве. Всякий раз как мама делала салат, она угощала меня пучком хрустящих стеблей с ярко-оранжевым сырным соусом. И улыбалась мне, своему сыночку, своей кровиночке. Она любила меня — просто, безоговорочно и беззаветно. Потому что я был ее сыном, а она моей мамой.
Добро пожаловать домой.
Не хочу больше плакать и копаться в себе.
Я поднимаюсь с дивана. Элис осторожно поддерживает меня за локоть.
— Пойдем пешком туда и обратно, — говорит она, — тут всего-то пару километров. Надеюсь, ноги тебя не подведут.
И снова вперед
Ноги меня не подводят.
Мне нравится быть на свежем воздухе, идти по улице, спускаться с холма к рынку, а потом подниматься в горку — даже несмотря на трясущиеся колени. Нравится быть рядом с Элис — она одолела подъем без малейшего усилия, даже не запыхавшись — истинная землянка. Очень спортивная и подтянутая — даже несмотря на пышные формы.
Гулять — здорово. Гулять вместе с ней — еще лучше.
Никто не обращает на нас внимания.
Я снова начинаю различать запахи.
Мы останавливаемся возле прилавка с рыбой, где парни и девушки сверкают голыми бицепсами и перекидывают друг другу тушки лосося. Элис покупает вареного краба, моллюсков, треску и морского окуня, мы идем дальше и заглядываем в маленькую крытую лавку. Элис разглядывает тянущиеся вдоль стен деревянные полки и выбирает несколько видов специй и трав. Продавец зачерпывает их из стеклянных банок и расфасовывает по целлофановым пакетикам. Элис уверена, что у нас дома нет таких приправ (и это действительно так), а без них не обойтись, потому что она хочет приготовить рагу из рыбы — чиоппино, — если, конечно, я люблю морепродукты. Понятия не имею, что ей ответить. Люблю, наверное. Я уже сто лет не ел домашней еды.
Обратная дорога дается мне легче. Я несу сумку с продуктами.
Все просто замечательно.
Но я по-прежнему не доверяю ей. И хотел бы, да не могу. Слишком опасно выпускать на волю то, что таится у меня внутри.
Примостившись на высоком табурете возле кухонной стойки, я наблюдаю, как Элис готовит ужин.
— В этой квартире настолько шикарная кухня, — говорит она, — что вы просто обязаны готовить нормальную еду, а не разогревать в микроволновке замороженную пиццу.
— Мы здесь почти не бываем, — отвечаю я, — так, отсиживаемся пару дней после возвращения. А когда проходит вонь и боль в ногах, выползаем наружу.