Страница 11 из 17
III. Исанские семейные ценности. Неравные условия
Моя жизнь мало отличалась от жизни других девушек, занятых в тайской индустрии секс-туризма. Стоило нам уехать в Большой город или на какой-нибудь туристический курорт, как наши родственники начинали безостановочно требовать денег. Моя мать ежедневно опустошала мой банковский счет. Она никогда не спрашивала о моем самочувствии и звонила только для того, чтобы потребовать еще денег. Ей нужны были новые диван, стол, телевизор, холодильник… Она дарила моему брату все, что могла себе позволить, – и все это покупалось на мои деньги. В Таиланде 14-летние девушки нередко торгуют собой, чтобы у их братьев были видеокамеры и мотоциклы. Мать подарила моему брату видеокамеру, которую я для нее купила, и захотела получить еще одну взамен той. Потребовала тележку-лапшевницу, чтобы открыть «ресторан на колесах», но после недолгой попытки побыть частным предпринимателем решила, что для этого нужно слишком много усилий. Усилия! Да она и понятия не имела, что это такое! Я продала себя десяти старикам, по тысяче батов с каждого, чтобы купить ей эту тележку, от которой она так небрежно отмахнулась.
Мать закатывала щедрые вечеринки для своих подруг и даже для совершенно незнакомых людей на те деньги, которые я зарабатывала, совершая омерзительные половые акты. Я отдавала ей все золото, подаренное мне клиентами, – от «хорошей дочери» именно этого и ждали. Мне бы и в голову не пришло ограничиться меньшим.
Вечеринки и золотые украшения создавали моей матери «лицо». «Лицо» не только важнее и ценнее, чем честь и достоинство дочери; оно ценится даже больше, чем ее жизнь. Нам, обездоленным женщинам Таиланда, в особенности дочерям Исана, тайская культура промывает мозги, заставляя лишаться чести ради наших родственников. Нам так и не довелось узнать, что что значит – ценить себя. В XXI веке наши женщины по-прежнему живут по тайским пословицам и нормам XIV века, например: «Женщина – буйвол; мужчина – человек». Единственное, что в нас есть ценного, – это наш труд: всего остального мы не стóим. Мне потребовалось еще немало лет и множество неудачных отношений, чтобы я окончательно поняла – а главное, приняла – тот факт, что представляла ценность для своей матери лишь постольку, поскольку присылала деньги домой.
Исанские «семейные ценности» в сельских провинциях очень лицемерны. Девочек не стоит учить, однако от нас ждут, что мы станем главным источником дохода и благополучия наших семей. Если мы хорошо зарабатываем, неважно, каким способом, то несем на себе клеймо источника этих денег – в моем случае это была детская проституция. Увы, такое по-прежнему происходит с миллионами молодых женщин по всей Юго-Восточной Азии. Эмоциональное страдание в конечном счете приводит нас к физическому и психологическому упадку. Разум чахнет, а тело разрушается. У нас уже в раннем возрасте возникают серьезные проблемы со здоровьем из-за неправильного образа жизни, в который мы втягиваемся. Я ни разу не встречала женщину, сумевшую полностью оправиться от своего участия в торговле сексом.
Согласно буддизму Тхеравады, главной тайской религии, мальчики могут считаться достойными людьми, если они прожили в храме три месяца и стали монахами. Это их единственная семейная обязанность. Дочь зарабатывает признание, посвящая себя заботам о родителях. Это не рецепт семейного счастья и – на примере Таиланда – не гарантия процветания. Исанские семьи не заботятся о своих женщинах, зато мужчины могут сколько угодно жить на заработанные женщиной деньги, не навлекая на себя бесчестия. Если женщина добывает достаточно денег – иными словами, помогает своей семье создать хорошее «лицо», – она может в следующей жизни родиться мужчиной.
Я надеюсь родиться не просто мужчиной, но западным мужчиной, если уж на то пошло!
Мужчина – золото, женщина – тряпка.
Мужчины похожи на золото: когда золото падает в грязь, его можно очистить.
Женщины похожи на тряпку: когда тряпка падает в грязь, ее невозможно отстирать добела.
С самого раннего возраста дочерям Исана рассказывают байку: «Одна семья задолжала грязному и отвратительному нищему. Вместо выплаты долга родители продали ему свою дочь, чтобы она жила с нищим и делила с ним ложе, пока долг не будет выплачен». «Мораль» этой притчи: почтительная дочь должна делать для родителей все, что угодно.
Наслушавшихся таких притчей дочерей часто (и полностью отдавая себе в этом отчет) посылают трудиться, как рабынь, на фабрики и в бордели по всей стране – в Бангкок, Паттайю, Чиангмай, на Пхукет или в Кох Самуи. Сыновья остаются дома с родителями, пьянствуют, и толку от них никакого. Они живут на доходы от проституции, которой занимаются их сестры. С этим поведением не просто мирятся; оно считается приемлемым во всех бедных регионах Таиланда, хотя о нем никогда не говорят вслух.
Когда я возвращаюсь в свою деревню, в дом, где все буквально кричит о вливаемых в него огромных суммах, никто не спрашивает, откуда у моей семьи столько денег; моя непроизносимая «профессия» – это не проблема. В сущности, я купила своей семье «лицо». Но если бы я не посылала ничего домой – вот тогда я была бы шлюхой! Дело не в том, чтó я такое и чем занимаюсь, а в том, сколько ДЕНЕГ приношу домой – это определяет мой статус. За деньги в Таиланде можно купить все, даже «любовь» собственных родственников.
Некоторые тайские девушки, накопив достаточную сумму на обслуживании туристов, возвращаются в свои деревни и выходят замуж. К сожалению, такой брак мужчина часто рассматривает как возможность получить доступ к большим деньгам. Развод следует вскоре после того, как он запустит руку в сбережения жены. Он может даже предложить ей снова вернуться к проституции. К тому же после работы в секс-туристических районах многие девушки перестают встречаться с мужчинами-тайцами: они научились смотреть на мужчин как на источник средств, а не на потребителей.
Таиланд неоднороден: север и юг так же отличаются друг от друга, как запад и восток. Весь северо-восточный регион (Исан) поставляет приблизительно восемьдесят процентов девушек, занятых в секс-индустрии. У большинства из них за плечами всего четыре класса начальной школы, до седьмого класса доучиваются лишь двадцать пять процентов. У некоторых вообще нет официального образования. Как показывает статистика, в местную торговлю плотью около сорока процентов девушек приходят добровольно, в то время как остальные шестьдесят процентов заставляют заняться проституцией силой, угрозами или обманом{2}.
В барах встречаются девушки родом из Бангкока, Центрального, Северного или Южного Таиланда; но чаще там звучит исанский диалект. Некоторые девушки даже заучивают его основные слова, чтобы понимать подруг.
Я всегда говорила своим клиентам, что моя мать не знает, каким способом я зарабатываю. Они смотрели на меня в изумлении. Приходилось напоминать им, что Таиланд – это «страна притворства». Клиенты спрашивали: «Как может юная девушка без образования уехать в Бангкок и присылать домой по тридцать тысяч батов в месяц? Твоей матери наверняка все известно! Ваша культура отрицает правду!» Они утверждали, что исанское общество страдает «культурной инвалидностью» – и были правы. Исан действительно культурно инвалидное общество, для которого «лицо» ценнее, чем собственные дочери. Именно это общество, мое общество, привело меня к моим тогдашним взглядам и к тому, что я изменила их спустя семь лет.
Клиенты считали, что моя мать – вампир, который высасывает из меня жизнь, чтобы закатывать вечеринки и «делать лицо» перед подругами. Они уверяли, что американки скорее бы умерли от голода, чем стали есть еду, купленную за деньги, полученные от проституции их дочерей. Я отвечала: «У меня только одна мать, и я люблю ее». Это просто вопрос «лица». Моя мать не могла показать, что знает об источнике моих доходов. Я не могла – и до сих пор не могу – признаться в своем презрении к ее почитанию «лица» и материальных благ, которые она ценит больше, чем меня. И все же я люблю свою мать и всегда буду любить. Я должна так поступать, поскольку я дочь Исана.
2
Thai.sex.net