Страница 23 из 31
Первый из спешившихся пехотинцев уже полег, но остальные кувыркнулись так, как не кувыркаются акробаты в цирке или гимнасты на олимпийском манеже. Один ушел в противоположный кювет, другой – под колеса бронемашины. Этого изрешетили в несколько стволов, едва он только успел дать первую неприцельную очередь. Но с остальными, включая саперов, пришлось возиться непозволительно долго. Первые секунды обмена огнем не дали явного результата. Уцелевшие пехотинцы и совершенно не пострадавшие саперы зло и умело огрызались и едва не накрыли пытающихся обойти их ребят разрывом одной из своих гранат. Одного, в дальнем кювете, вроде бы ранили, но даже он все еще продолжал драться. Время уходило, и все становилось совсем уж нехорошо. Нужно было или начинать действовать по всем армейским правилам: с обходом, с гранатометчиками, с огнем на подавление и так далее – или отходить. Было совершенно очевидно, что предпримет командир разведвзвода: они работали вместе так давно, что отлично чувствовали его мнение о ситуации.
Пулемет дострелял сорокапатронный магазин, прикрыв очередную отходящую пару. Расчету приходилось туго: на средних дистанциях огневая производительность РПК вполне компенсировалась лучшей меткостью американских штурмовых винтовок. Николай заставил себя остановиться, развернуться. Затем, с большим усилием, принять положение для стрельбы с колена. Магазин «калашникова» он расстрелял скупыми, конкретными очередями, дважды поменяв позицию на пару метров в одну и другую стороны. Он слышал, как сзади и сбоку кто-то сдавленно, с болью матерится – значит, раненый. Но его огонь был сейчас важнее, чем жгут и индпакет, поэтому он продолжал стрелять, пока мог. Остроконечные пули рикошетили в разные стороны от веток, застилающих директрису стрельбы как кисеей, – это был известный недостаток отечественных малокалиберных стрелковых систем. Но прицельный огонь есть огонь: сколько-то пуль долетало до врагов и заставляло пригибаться, и опускать глаза, и сбивало им прицел. Потом прикрыли его самого, и Николай рывком разорвал дистанцию. Захлебываясь воздухом, выполнил пару привычных зигзагов. С размаху рухнул на хвою – так, что вышибло дух; дрожащими пальцами перезарядил оружие. Патронов еще хватало, а бой, очевидно, заканчивался. Похоже, боевая ничья. Сейчас будет видно.
Справа и чуть впереди сухо погавкивал тот же родной пулемет – намекал, что преследование может быть нескучным. Нет, уже совсем стихает. Вот и стихло.
Почти не останавливаясь, они все пробежали километра три или четыре, то и дело задирая подбородки и прямо на бегу глядя вверх. Потом комвзвода широким, почти купеческим жестом остановил бегущих и дал всем пять минут отдыха. Как проводит отдых разведчик? Задыхаясь, вытаращив глаза, задрав ноги куда-нибудь повыше. И одновременно снаряжая магазины. А добрый доктор? Перевязывая раненых, слушая жизнерадостный мат. И матерясь сам, вместо обезболивающего. А что? Работает ведь… Будь ранения тяжелыми, все было бы иначе, но тут ребята выложились, потерпели. Так сказать, «на скорость движения не влияет», как говорили до войны по другому поводу. У одного плечо, у другого бок касательно, у третьего еще хуже – кисть правой руки. Так всегда и бывает.
– Дали, а? Во дали!
Боец говорил лихорадочно, забивая торопливыми радостными словами собственный недавний страх и сиюсекундную боль, которая теперь с ним надолго. Вот-вот его начнет тошнить, до рвоты. Потом снова ничего, а потом пойдет лихорадка. Рана не опасная, но хреновая. Лейтенант Ляхин не микрохирург, чтобы мелкие кости репонировать и мелкие нервы сращивать. Сосуды-то ладно…
– «Хамви» точно дымить начал, я сам видел. Его здорово посекло, а?
Николай равнодушно согласился и даже демонстративно оглянулся назад – не стоит ли над горизонтом дымный столб. Хрена с два, сплошные деревья. Ну и слава богу. Будь здесь южноуральская степь – все они здесь и остались бы, после первого же раза. А так поживут еще и поработают.
Пулеметчик по имени Василий и по прозвищу Борман громко откашлялся, выхаркал на траву сгусток мокроты. Курить разведчикам строго запрещалось, – и из-за запаха, и из-за того, что приходилось бегать, как коням. Но любое ОРЗ держалось подолгу, и надолго оставляло потом тянущийся хвост покашливания, поперхивания и всего такого прочего. Раньше так почему-то у молодых почти не бывало.
– Есть, командир…
Команду Николай не услышал и несколько секунд бегал глазами, не понимая. Кто-то из бойцов вставал и готовился к движению, кто-то продолжал лежать. Впрочем, комвзвода команду продублировал. Даже не специально для него: просто для глуховатых и стормозивших. Группа делилась надвое, при этом первая полугруппа уходила назад – туда, откуда они сейчас так бодро прибежали. А вторая – неторопливо оттягивалась по оговоренному маршруту в общем направлении лагеря. Именно неторопливо, а не привычным бегом, чтобы иметь возможность еще на полпути соединиться с уходящей сейчас четверкой командира, которая должна была их нагнать. Точки рандеву ему назначили – несколько последовательных, по столько-то десятков минут ожидания на каждой.
Возражений ни у кого не было, жалоб на несправедливость судьбы в целом и командирского выбора в частности – тоже. Две двойки командир перетасовал, но двойку Сивого – Ляхина не тронул. К ним – все трое раненых, это тоже было понятно. На младлея Сивого нагрузили ручной пулемет, на лейтенанта Ляхина – пару неудобных и тяжелых магазинов к нему, на 40 патронов каждый. Взамен у обоих отобрали по ручной гранате и обругали «гоночными ишаками». Тоже привычно.
Комвзвода даже не стал тратить время на то, чтобы назначить старшего: погнал своих буквально галопом. Причем не обратно по собственным следам, а заметно в сторону. Значит, будет выходить на место засады по дуге. Умно он поступает или нет, можно было не гадать. Умно. Вздохнув, Николай отдал соответствующую команду. Все подчинились молча и сразу, даже тот же Сивый, который был вполне себе на уме парень. Дальше был марш, который почему-то почти не запомнился. Спокойный такой ход по лесу, с выбиранием, куда поставить ногу, с привалами, почти когда хочется. С возможностью думать. Роскошь и разврат… Ориентироваться он умел, командовать тоже. Сил было – вагон, адреналин грел мышцы изнутри, как размазанный по всему телу костер.
Засаду Николай счел чрезвычайно удачной: в этом он был солидарен со снова замолчавшим и уже начавшим шататься и мотать головой бойцом. На подбитые машины ему было наплевать – техники у оккупантов было столько, что всю не перебьешь. Но они заплатили тремя легкоранеными за по крайней мере двух убитых и бог знает скольких раненых разной степени тяжести: еще двоих, а может быть, и троих. Это было превосходно. Даже одного убитого врага без единой собственной безвозвратной потери можно было считать победой. А тут двое! На каждого будут печатать некролог в каком-нибудь местном издании, показывать его портрет по телевидению. На их могилах, над свернутыми треугольником флагами будут рыдать безутешные родные. Каждый из которых навсегда запомнит, что русские не отдают и не отдадут свою землю без жестокого боя.
Да и раненые – тоже отлично. Раненого человека нужно лечить, эвакуировать, платить компенсации и пенсии… Всё это он рассказывал своим друзьям при первой возможности, – но да, в бою не выбирают. Попал в «проекцию», в «обводы корпуса» – отлично. А дальше пуля или осколок сами разберутся, кого убить, а кого ранить.
Встретились с тем прикрытием, которое им обещали на обратный ход ноги. Снайперская пара Петровой и гранатометная пара Козленка. Не хватало еще пары пулеметчиков – тогда бы получилась нормальная «чеченская боевая группа». Но единственный пулемет был как раз у них самих, пользы от него в засаде было очевидно больше, чем в прикрытии. Петрову Николай уважал, Козленка тоже. Оба были даже как-то похожи: перманентно мрачные, молчаливые, деловитые. Эффективные. Гранатометные выстрелы стоили на вес золота, как и вообще почти все, что шло с Большой земли. С патронами было чуть легче, хотя специальные были в остром дефиците. Вот же странно – основным моделям стрелкового оружия уже многие десятки лет. Считается, что гонка вооружений – это смена поколений ракет и авиации. И вот война идет полным ходом – и где она, та авиация? И те ракеты? А «калашников» есть у каждого, и СВД[10] у злой снайперши, и все заняты делом.
10
Снайперская винтовка Драгунова калибра 7,62 мм. Принята на вооружение в 1963 г.