Страница 14 из 17
– Не за что, милая.
Доктор достал из своей сумки аккуратно запакованную иглу и две прозрачных бутыли. Теперь я поняла, что это за предмет – стеклянный шприц. В одном из сосудов – огненная вода Рейдана для обеззараживания. А в другом…
– Простите, а что за укол вы собрались делать? – поинтересовалась я, а внутреннее чутье, которым я, кстати, никогда не обладала, сигналило об опасности. Такой сильной, словно в бутыли была моя смерть. Но ведь это не могло быть правдой.
– Эта настойка называется «Поцелуй русалки». Она поможет мне добраться до твоего сердца.
– Сердца?
– Именно, – кивнул врач, набирая в шприц мутную, как разбавленное молоко, жидкость. Мне казалось, упаду в обморок от страха. Но я продолжала стоять и безразличным тоном задавать вопросы, словно меня это не касалось. Однако страх сводил с ума. И боялась я не укола. В детстве мне приходилось испытывать на себе эту неприятную процедуру во время болезни. Ничего ужасного не ощутила. Но эта жижа, мутная, как белки глаз мертвеца, пугала меня до дрожи в коленях.
– Вы не могли бы объяснить? – попросила я, с трудом заставив зубы не стучать.
– Конечно, милая. Я должен наложить печать на твой ключ тиаре. Но он находится прямо в сердце. До которого мне никак не добраться, если ты понимаешь, о чем я.
Отрицательно покачала головой.
– Чтобы воздействовать магией на объект, его нужно видеть. По крайней мере, мне доступен лишь этот способ. Твое сердце я видеть не могу. И потому придется наложить печать на настойку. Войдя в кровь, она довольно быстро достигнет сердца, где я и напитаю ее силой.
– Это ужасно, – вырвалось у меня против воли.
– Не бойся, – похлопал он меня по плечу, а затем смазал вены на предплечье огненной водой. – Это безопасно. Гораздо опаснее то, что тебя ждет в эргастуле.
– А сама настойка имеет какое-нибудь действие? – спросила я.
– Да, – признался доктор немного неуверенно. – Она сделает тебя вялой и апатичной, чтобы подавить сопротивление.
– Ты уже сказал слишком много лишнего, Эрас, – проговорил за спиной охранник, наслаждающийся каждой секундой моих мучений. Это открытым текстом было написано у него на лице.
– Она полностью выйдет из крови ровно через неделю, когда твое наказание закончится, – продолжил врач так, словно ничего не слышал. – Тогда печать сломается сама.
Я громко сглотнула. Слишком громко. Во рту внезапно пересохло. Медик поднес к моей вене иглу с настойкой и закрыл глаза. Как и говорил Лот – он рисовал у себя перед веками руно. А я видела, как полупрозрачная тонкая монета с невероятно витиеватым рисунком медленно появлялась над стеклом цилиндра.
Этот рисунок даже отдаленно не напоминал ту простенькую корону, что наколдовал Лотос. Здесь с каждой секундой на руне появлялась новая завитушка, новый зигзаг. Понятно, почему процесс был таким долгим. Когда наконец старик открыл глаза, передо мной колыхалось почти произведение искусства. Рядом с ним появился легкий дымок магии. Еле заметный флер. А затем печать осторожно вплыла в шприц.
– Во время укола лучше вдохнуть, – сказал он, и игла болезненно проткнула вену. Мутная жижа брызнула в кровь, и в голове у меня резко помутилось. Прошло несколько секунд, во время которых я пыталась сфокусировать взгляд, и медик дохнул силой. Боль, похожая на ледяной взрыв, ударила в сердце, расходясь снежными осколками по всему телу.
– Отлично, теперь я закончу дело, – бросил Сид, схватив меня за руку. Он дернул меня вверх, заставляя встать, а я с ужасом поняла, что ноги не слушаются, и повалилась на пол.
– Надо же, как сильно подействовало, – пробормотал старик, нагнувшись и пощупав мое запястье. – Ничего, скоро станет легче. Должно стать…
– Отойди, Эрас, – отодвинул старика надзиратель. – Это что, мне тащить ее придется?
– Признаться, я еще не видел, чтоб «Поцелуй русалки» действовал так сильно…
– А, никакого толку от тебя, – проворчал Сид, перекидывая меня через плечо.
А я так хотела закричать, чтобы этот собакоголовый не прикасался ко мне! Но получилось лишь невнятное бормотание.
– Да, я тоже рад тебе, кроха, – весело сказал Сид, неся меня по коридорам. – Не понравился я тебе вчера, да? – сказал он, когда все лишние уши остались далеко позади. – После эргастула ты сама мне на шею кидаться будешь, лишь бы больше туда не попасть. А я что? Я – терпеливый. Я подожду.
Мы прошли несколько лестничных пролетов вниз. Пару раз повернули и направились по длинному коридору, внезапно остановившись прямо в середине.
– Пришли, кроха.
И тут раздался страшный крик. В нем не было ни капли человеческого. Он смешивался с лязгом металла, словно кто-то грызет решетку зубами. И с визгом, напоминающим царапанье вилкой по стеклу.
Сид вздрогнул. Я поняла, что это нечто пугает его так же, как и меня.
– Что это?.. – смогла выдавить я.
– Не твое дело, – буркнул он, а потом, похоже, сжалился надо мной, что было странно. – Но к заключенным это отношения не имеет.
А затем он грубо выпихнул меня в маленькое квадратное помещение, где было холодно, темно и страшно воняло человеческими испражнениями.
– Пока, кроха. И можешь не кричать. Этот этаж находится так низко, что ни надзирателям, ни заключенным ничего не слышно.
И я была готова поверить в это.
Каменная дверь с хрустом задвинулась, оставив меня словно в гранитном гробу.
Лежа на полу, не в силах подняться, я размышляла над своим положением, продолжая изредка слышать душераздирающий вопль. Он пугал меня, заставляя сжиматься в маленький комочек, обнимая колени. В груди разливался холод, словно в сердце поселился льдистый осьминог, простирающий свои щупальца повсюду. Я чувствовала инородную магию внутри себя, и она сидела там очень прочно. Кроме того, хорошо ощущался «Поцелуй русалки». Мерзкая настойка оказалась очень сильной. Я с трудом шевелила руками и ногами. А нужно было приходить в себя. Не зря же это место считается таким опасным.
В каменной клетке мне предстояло провести неделю. Я с трудом привалилась спиной к стене. Глаза привыкли к темноте, и я смогла разобрать, где все-таки оказалась.
Квадратная камера три на три метра, кое-где разбросаны шматки вонючей соломы, смешанной с человеческими испражнениями. Отхожее место оказалось в дальнем правом углу. Условно «дальнем». Поскольку все здесь было слишком близко. Туалет оказался ничем не огорожен и даже не утоплен в пол. Отчего грязь разносилась повсюду, смешиваясь и впитываясь в солому, которая, очевидно, когда-то служила постелью.
Потолок располагался невероятно высоко. Вот почему здесь было так холодно. До него было метров десять, не меньше. И на самом верху зияло крохотное оконце, которое и дарило немного света.
Я поежилась, отползая в самый чистый угол, ногами отпинывая грязную солому. Тошнота подступала к горлу, но я держала себя в руках. Это все не так страшно. Я уверяла себя, что смогу это вытерпеть.
Без соломы было обжигающе холодно. Камень пола ничем не прогревался, и тепло моего тела вряд ли изменит ситуацию. Поэтому я сидела на корточках.
Первые несколько часов прошли в немом стремлении вытерпеть все. Но очень скоро холод и затекшие ноги начали подсказывать, что это не так просто.
Прошел обед, наступил вечер. Я поняла это, потому что из единственного окошка света поступало все меньше. И тоскливый полумрак начал превращаться в настоящую черноту. Я испугалась.
Весь день ко мне никто не приходил, и мне ужасно хотелось пить. Иногда я вставала на ноги и мерила каменную клетку осторожными шагами, стараясь ни на что не наступить. Даже холод не мучил меня так, как эта грязь.
Пришла ночь. Еще несколько часов я терпела, но постепенно все сильнее начинало клонить в сон. Вернувшись в свой угол, я села на пол, рискуя отморозить все на свете, и согнула ноги в коленях. Руки легли на них, а поверх – голова. Поза не отличалась удобством, но из-за холода я быстро задремала.
Чтобы проснуться от сильной боли. Открыла глаза, завизжав и подскочив на ноги, как раненая лань. Собственно, почти так оно и было. Нога пульсировала и ныла. Опустив руку вниз, я поняла, что там рана. Под пальцами была теплая липкая кровь.