Страница 23 из 36
В древнерусском языке термин столица тоже не зафиксирован[291] [292], зато известен его аналог – стол (реже – стольный город)1. Дело, однако, в том, что, вообще говоря, «столом» являлся не только Киев, но и целый ряд других городов Руси, по которым «сидели» многочисленные представители древнерусского княжеского семейства. Приведем только один, зато ранний и бесспорно аутентичный пример – запись дьяка Григория, писца «Остромирова евангелия» (1057 г.): «Изяславу же кънязу тогда предрьжащу обе власти, и отца своего Ярослава, и брата своего Володимира. Сам же Изяслав кънязь правлааше стол (здесь и далее выделено нами. – А. Н.) отца своего Ярослава Кыеве, а брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру Новегороде»[293].
В таком случае, если аналогия «столица» – «стол» правомерна, киевский стол должен был бы выделяться каким-либо специфическим определением или вообще именоваться как-либо иначе. Действительно, источники домонгольского времени знают применительно к Киеву два термина такого рода. Оба они весьма поучительны.
Первый из них недвусмысленно увязывает проблему столицы с более общей проблемой сеньората-старейшинства как особого политического института[294]. Так, «Повесть временных лет» в статье 1096 г. сообщает о приглашении киевского князя Святополка Изяславича и переяславского – Владимира Всеволодовича Мономаха, адресованном их двоюродному брату Олегу Святославичу, захватившему Чернигов, явиться в Киев для заключения договора (чтобы «поряд положити»): «Иди к брату своему Давидови, и придета Киеву, на стол отец и дед наших, яко то есть старейшей град в земли во всей (в списках группы Ипатьевского: «яко то есть старей в земле нашей». – А. Н.) – Киев»[295]. В так называемом «Слове на обновление Десятинной церкви» (которое датируется, как мы считаем, серединой XII в.[296]) Киев назван «старейшинствующим во градех», как киевский князь – «старейшинствующим в князех», а киевский митрополит – «старейшинствующим в святителех»: «Ныне же убо да веселуется старейшинствуя[й] в князех, яко воистину блажен есть, обладая скипетры твоими (ев. Климента Римского. – А. Н.) молбами <…> радуется старейшинствуя[й] в святителех, яко блажен есть прикасаася твоея святости <…> и да ликоствуют гражане старейшинствующаго во градех града нашего, яко блажени суть твоим заступлением»[297]. Как следствие, термины стольный град, стол иногда употребляются в качестве синонимичных термину старейший стол. Нестор в «Житии преподобного Феодосия Печерского» (80-90-е гг. XI столетия) так говорит об изгнании Изяслава Ярославича из Киева в 1073 г.: «прогнан бысть от града стольнааго». В данном случае «град стольный» – это не просто стол Изяслава как один из княжеских столов того времени (наряду, например, с Черниговом и Переяславлем, где сидели младшие братья Изяслава – Святослав и Всеволод), поскольку выражение «прогнан бысть от града стольнаго» звучало бы тогда бессмысленным плеоназмом. Содержание этого термина раскрывается в другом месте того же текста: печерский игумен велел Изяслава, хотя и изгнанного, «в ектении <…> поминати, яко стольному тому князю и старейшю всех»[298].
Второй из названных терминов, мати градом, является калькой с греч. μητρόπολις, одного из эпитетов Константинополя, и тем самым прямо указывает на значение цареградской парадигмы для столичного статуса Киева. Это выражение встречается в источниках не столь уж часто, хотя и неоднократно. Обычно приводят в пример рассказ «Повести временных лет» о взятии князем Олегом Киева (по условной летописной хронологии он помещен в статью 882 г.): «И седе Олег княжа в Киеве, и рече Олег: се буди мати градом Русьским»[299]. Однако термин налицо и в других текстах – например, в уже упоминавшемся «Слове на обновление Десятинной церкви», в котором автор обращается к святому Клименту: «<…> присный заступниче стране Рустей и венче преукрашенный славному и честному граду нашему и велицей митрополии же мат[ер] и градом»[300], или в одной из стихир службы святому Владимиру: «Уподобивыися купцу, ищущю добраго бисера, славнодержавеный Владимире, на высоте стола седя матере градовом богоспасеннаго Киева»[301]. Сходная формула содержится и в службе на память освящения в 1051/3 г. церкви святого Георгия в Киеве, 26 ноября[302]: «<…> от первопрестольного матери градом, Богом спасенего Киева»[303]. Последняя представляется наиболее характерной, так как здесь Киев поименован еще и «первопрестольным»: калькированная с греческого терминология усугублена специфически церковным определением, употреблявшимся по отношению к первенствующим кафедрам – греч. πρωτόθρονος, πρωτόεδρος. Cp., например, применительно к киевским митрополитам в «Канонических ответах» митрополита Иоанна II (последняя четверть XI в.): разделить епархию («участити епископью») возможно только, «обаче ипервому стольнику русьскому изволиться»[304]. Или в послании болгарского деспота Святослава-Иакова к киевскому митрополиту Кириллу II от 1262/70 г.: «Пишу тебе, возлюбленный Богом архиепископе Кириле протофроню»[305].
Таким образом, становится очевидной принципиальная важность еще одного момента – наличия в Киеве общерусского церковного центра, Киевской митрополии «всея Руси». Определение всея Руси применительно к митрополитам в XI–XIII вв. присутствует на некоторых митрополичьих печатях второй половины XII в. начиная с 1160-х гг.[306], а также изредка в письменных памятниках (в том же послании Святослава-Иакова). Встречается оно и в отношении князей, но, что характерно, только тех, которые занимали киевский стол[307], в том числе впервые – в надписи одного из вариантов печати киевского князя Всеволода Ярославича[308], который (вариант) следует, очевидно, датировать самым концом его правления, 1090/92 г. Однако, как есть основания думать, даже на последней титулатура такого рода имеет церковное, более того, – константинопольское происхождение[309]. Заметим это важное обстоятельство.
Итак, ясно, что более или менее определенное понятие общерусской столицы в XI–XIII вв. все же существовало. Было бы заманчиво попытаться понять его природу. Стало ли оно следствием тех или иных специфических черт в общественном устройстве Руси, или имело чисто идеологическую основу (как, скажем, известная теория о Москве как Третьем Риме), или выросло из еще каких-то корней? Что феномен столицы может сопутствовать только единовластию или весьма развитому сеньорату – несомненно, но направленность причинно-следственных связей здесь отнюдь не очевидна. Потому ли, например, в Польше XII–XIII столетий Краков, центр «принцепсского» удела (то есть удела генеалогического сениора-принцепса, образованного по завещанию Болеслава III в 1138 г.[310]), так и не вырос до общенациональной столицы, что польский сеньорат имел «смазанную» форму, или наоборот – неразвитость сеньората была следствием в том числе и отсутствия достаточно притягательного единого общегосударственного центра в условиях, когда резиденцией принцепса был Краков, а кафедра архиепископа располагалась в Гнезне? В чем причина принципиальной «бесстоличности» Франкского и Германского государств – в вялости ли сеньората или в невозможности сделать фактической основой Западной империи ее идеологический, харизматический центр – Рим? Если принять во внимание, что в Германском королевстве традиционное франкское corpus fratrum еще при Генрихе I (919–936) уступило место единовластию и примогенитуре, то «идеологическое» объяснение предстанет значительно более правдоподобным.
291
По крайней мере статья «столица» отсутствует в словарях (см., например: Срезневский 3).
292
Срезневский 3. Стб. 517, 519.
293
Остр. ев. Л. 294в; Столярова 2000. № 5. С. 14.
294
О проблеме сеньората в Древней Руси см. статьи I–III.
295
ПСРЛ 1. Стб. 230; 2. Стб. 221.
296
Наша датировка памятника временем сразу после поставления на митрополию Климента Смолятича в 1147 г. подробно обоснована в особой работе, находящейся в печати: Назаренко А. В. К истории почитания ев. Климента Римского в Древней Руси (Источниковедческий и исторический комментарий к «Слову на обновление Десятинной церкви»); о прочих датировках, существующих в историографии, см.: Завадская 2003. С. 222–223. Связывать памятник с повторным освящением («обновлением») Десятинной церкви митрополитом Феопемптом в 1039 г. (ПСРЛ 1. Стб. 153; 2. Стб. 141), как то иногда делают в последнее время (Чичуров 1990b. С. 16–17; Ужанков 1994. С. 90–93; он же 1999. С. 25–30), не представляется возможным. Дело не только в том, что киевский князь Владимир Святославич, строитель Десятинной церкви, настойчиво именуется в «Слове» по отношению к князю-«обновителю» «прародителем» и «праотцем» (Карпов 1992. С. 110); на это обстоятельство уже не раз указывалось (см., например: Бегунов 1974. С. 39^40; он же 2006. С. 13. Примеч. 44), и попытки его релятивировать (Гладкова 1996. С. 16–17) неудачны. Весьма существенным датирующим признаком служит именно ярко выраженная терминология сеньората-старейшинства, которую никак нельзя отнести ко времени Ярослава Мудрого.
297
Карпов 1992. С. 110.
298
Усп. сб. 1971. С. 120, прав. стб. (Л. 58а), 124, прав. стб. (Л. 606).
299
ПСРЛ 1. Стб. 23; 2. Стб. 17.
300
Карпов 1992. С. 109.
301
Срезневский 1893. С. 78–79; по другому списку: Серегина 1994. С. 306.
302
Лосева 2001. С. 95–98.
303
В службе Юрьева дня осеннего по древненовгородской ноябрьской минее конца XI в. (Ягич 1886. С. 461–472) приведенных слов нет, так что отсылка в этой связи к изданию И. В. Ягича (например, в содержательной книге: Карпов 2001. С. 513. Примеч. 55) ошибочна. Согласно любезной консультации А. А. Турилова, они отыскиваются в икосе канона святому Георгию по более позднему (XVI в.) списку – Син. 677 (Горский, Невоструев 3. С. 177), так что древность чтения, которую предполагали А. В. Горский и К. И. Невоструев, вообще говоря, требовала бы дополнительных источниковедческих изысканий.
304
ПДРКП 1. Стб. 19. § 32; Бенеилевич 2. С. 88. § 35. Что речь идет именно о митрополите, а не о киевском князе (как иногда полагают), видно из рядоположения «первого стольника» и «сбора страны вся тоя», то есть церковного собора Киевской митрополии.
305
Щапов 1978. С. 141. Другое дело, что на Руси второй половины XIII в., в условиях резкого понижения церковного образования после монгольского разорения, это слово не было понято; так, в окружении рязанского епископа Иосифа его приняли за название той книги («Кормчей» сербской редакции), которую прислал митрополиту русский по происхождению болгарский правитель («пишу <…> протофроню») (там же. С. 142–144).
306
«Константин, Божией милостию митрополит всея Руси» («Κωνσταντίνος έλέω θεού μητροπολίτης πάσης 'Ρωσίας» – Константин II) или «пастырь всея Руси» («ποιμενάρχης 'Ρωσίας πάσης») на печати Никифора II (Янин 1. С. 48–49. № 51–52). Актуализация этой формулы связана, вероятно, с противоборством планам владимиросуздальского князя Андрея Юрьевича Боголюбского учредить во Владимире отдельную митрополию.
307
Горский 2007. С. 55–61.
308
Янин, Гайдуков 3. № 22а.
309
См. статью XI.
310
Kadi. Ill, 26; Chr. Pol. m. 30; Вел. xp. C. 106; см. об этом в статье I.