Неистощимая

В частности, в результате опытного применения варианта препарата Ц-14-а3, мгновенно, на глазах Цветкова, умер неплотно надевший маску сотрудник его лаборатории Дима Никишин – молодой мужик, только на четыре года моложе самого Цветкова. Дима вдруг глубоко, утробно вобрал в себя воздух, за доли секунды стал сначала желтым с лица, словно китаец, потом вдруг совершенно красным, краснее самого Цветкова, потом фиолетовым, как баклажан – все произошло, повторяем, за доли секунды, и, выронив из рук стеклянную кювету от спектрофотометра, с которой они с Цветковым собрались было работать, рухнул на пол, изрыгая из мертвого уже рта черную пену. И немедленно Ц-14-а3 у Цветкова забрали в другую лабораторию того же института, потому что выяснилось, что Ц-14-а3 разом отключает у человека печень, мало того, воздействует на печень так, что печень мгновенно начинает выбрасывать в кровь чудовищной силы яд. Вот они, биологические-то методы борьбы с насекомыми! А Цветков, еле оправившись от случившегося, маниакально взялся за новый препарат – Ц-14-а4.

Костя, разумеется, понял свою ошибку и выделил штамм вируса, приведший к смерти, доложить же об этом не успел. Нам сей штамм неизвестен. Мы, конечно, могли бы сказать, что не сообщаем потому, что не желаем делать наше правдивое повествование пособием для террористов, хотя террористы прекрасно обходятся, к сожалению, и без наших пособий. Но вот просто не знаем досконально, а то мы бы таинственно надували бы щеки, дорогие мои. Это уж всенепременно.

– Я, – повторил сейчас Цветков, постепенно приходя в себя, – я должен, ты понимаешь? Я должен спасти людей. Все остальное неважно. Я должен довести препарат… Ну, выступил и выступил…

– А что, институт не работает? – вдруг спросил из-за Hастиной спины Чижик. Чижик, видимо, решил вообще не обсуждать некоторую возникшую сложность в отношениях их троих между собою, да, возможно, сложность виделась сейчас только Цветкову, а Настя с Чижиком никакой сложности вообще не видели тут. При слове «институт» Настя повернулась к Чижику, они с ним мгновенно взглянули в глаза друг другу и что-то про себя поняли безо всяких слов. Настя глубже запахнулась в ватник, и золотая безглазая змейка уползла под грязный простроченный обрез рукава.

– Не-а… Не работает… – Цветков уже приходил в себя. – Одна только лаборатория работает – профессора Купреянова… А вы, ребята, напрасно водку не пьете… От тифа она, конечно… Но, некоторым образом… Все же… Выпивать надо… Вот сейчас есть у вас?.. Я тифа не боюсь, но выпить мне надо! – Цветков уже пришел в себя. – Есть?

– Купреянова – это та лаборатория, куда ты передал препарат… – быстро проговорила Настя. – Ну, после того ужасного случая… Купреянова лаборатория – та, которая занимается…

– Ага… – бездумно ответил Цветков. – Занимается… Понятно, чем они там занимаются… Биологическим оружием… А мы все только отмечаться ходим в институт раз в месяц… Ну, и треть прежней зарплаты дают…

И тут же Настя и Чижик вновь быстро переглянулись. И тут же Чижик своими глазами летчика что-то увидел вдали, за терриконами тлеющего мусора, и быстро взял Цветкова под локоток стальною рукой и вновь было повел вниз, в нору, но поздно было, поздно. К Цветкову, Насте и Чижику уже подходил Лектор.

Ровно через неделю, восьмого сентября, когда Цветков отправился к последнему в своей жизни опытному испытанию, Чижик Лектора убил. Да, дорогие мои, вы можете подумать, что убийство Чижик совершил, будучи не в состоянии расплатиться за Hастин браслет, так вот полагать – несомненное ваше право, но мы совершенно определенно можем сообщить, что деньги и до первого еще сентября, и через неделю, восьмого, деньги у Чижика были. Но Лектор, как и тогда, первого, восьмого тоже подошел к чижиковой норе – выказать свою власть над свалкой, просто, знаете ли, побазарить. И что вышло? Никогда вот даром базарить не нужно, дорогие мои, до хорошего это не доводит.

– О, как, Чижик, ты надраил свою тачку, Бог ты мой, – через неделю, значит, восьмого, насмешливо сказал подошедший Лектор. На толстой его физиономии изобразилась гримаса.

Мусоровоз чижиковский, действительно, сиял чистотой – накануне его мыли всем кагалом, даже Ксюха пришла помогать. Ну, о Ксюхе потом, в самом скором времени. – Мне сказали, с шампунем вчера тачку-то мыл, а? Зачем? Бабы все ваши не пожалели шампунь заныканный… Я знаю тебя, Чижик, ты понапрасну ничего не делаешь… Ась? – Лектор деланно приложил руку к уху.

Чижик с Цветковым уже сидели в кабине.

– Брось, Лектор, не гони, – руки Чижика, с неимоверной силою держащие баранку, побелели от напряжения. – Помыли и помыли, делов-то куча. Ты ж знаешь – раз в месяц положено мыть. По Уставу.

– Ага… Лектор неторопливо обошел огромную машину. – Ага… Положено… Только никто не моет никогда. И ты, Чижик, прежде никогда не мыл. Че ж теперь-то? А?.. И тут – гля: ржавь закрашена… Ага-а…

– Это я настоял, блин, чтоб помыли, блин, на хрен, – на беду Лектора сказал за неделю совершенно освоившийся на свалке Цветков. – Я, блин, бывший медик, привык, блин, все мыть, на хрен… С детства, блин, – несколько нелогично добавил Цветков, и торопливо поправился: – С детства, блин, родители научили. Тоже, блин, медики были, на хрен. Вот я, блин, и настоял. Как напарник, понял? Напарник, блин, напарник, на хрен!

Чижик молчал.

– Ага-а… – повторил Лектор. И тут он обратил горнее свое внимание на Цветкова. – А ты тоже… Оба побритые… Оба чи-истые… У тебя ж были усы, полковник… Опять, что ли, свадьба намечается? – вновь с насмешкою спросил Лектор. – Так я не против… Плодитесь и размножайтесь. Сбор только мормышевый вовремя уплачивайте…

Какую свадьбу имел в виду Лектор, мы вам, дорогие мои, в скором времени непременно расскажем, а пока вернемся в тот самый день.

Лектор подошел к правой, цветковской дверце и вдруг неожиданным рывком открыл ее настежь. Лектор был, можем мы вам сказать, человеком очень неглупым, смелым, решительным и жестким, иначе он не занял бы на свалке Семнадцатой Инспекции того положения, которое занимал. Да, так, значит, Лектор одним махом открыл правую цветковскую дверцу и сразу же увидел в ногах у Цветкова продолговатый полистироловый пакет – такой, в которых когда-то висели в платяных шкафах мужские костюмы. Тут же Лектор цапнул пакет, а Цветков наш, запросто прибавляющий теперь «блин» к каждому второму своему слову, только ушами хлопнул. Лектор левой рукой цапнул, значит, пакет, а правой рукой одним движением вытащил из кармана выкидной нож, выщелкнул лезвие и резанул по пакету. Вывалились, как кишки из разрезанного живота, два чистейших, с иглы, комбинезона. Лектор один комбинезон бросил на землю, а второй развернул. Прямо в небо уставилась надпись на спине комбинезона – «Первая Инспекция Чистого Города». Первая Инспекция обслуживала только центральный партийный аппарат, в чижиковом невесть какого срока «КAMA3е», в машине Семнадцатой Инспекции, такие комбинезоны никак, воля ваша, оказаться не могли. Судорога понимания облетела морду Лектора, и тут же чудо произошло на глазах у Цветкова – туловище и руки Чижика неимоверно удлинились – чтоб не соврать, а мы никогда не врем, дорогие мои, чтоб, значит, не соврать, раза, так, примерно, в три удлинились руки у Чижика, и он, не вставая от руля, точно таким же движением, каким Лектор цапнул пакет, цапнул самого Лектора, мгновенно втащил его, бьющего ногами, в кабину, Чижиковы руки-плети тут же обвились вокруг Лекторовой шеи, раздался хруст позвонков, и Лектор обмяк, лежа на Цветкове и свесивши безвольные теперь ноги из открытой дверцы «КAMA3a».

– Блллин! – сказал Цветков.

– Тихо!

Мгновение они сидели неподвижно. Лектор обычно никогда не ходил по свалке один, но нынче почему-то явился один на свою беду. Вокруг стояла тишина, если не считать обычных отдаленных звуков начавшегося дня. Наши двое еще мгновение сидели, не двигаясь. Потом Чижик отодвинул от себя голову Лектора со свесившейся, открывающей зачесанную лысину седоватой прядочкой, выпрыгнул наружу, быстро огляделся. Нет, действительно никого не оказалось рядом, чудеса способствовали всему, что происходило с Цветковым и вокруг Цветкова на свалке. Мусор тяжело лежал вокруг так же мертво и безмолвно, как Лектор. Чижик вытащил Лектора из кабины и наскоро прикопал, вернее – присыпал его тут же, на краю колеи, отряхнул руки. Весь террикон необработанных отходов даже не двинулся, приняв в себя тело своего хозяина, только несколько струек мусора стекли с него вниз, словно снег с невысокой горы, который не вызывает лавину, а только что перемещается под дуновением колкого зимнего ветерка.