Страница 12 из 13
Правда, тут же Вита представила, как смешно и глупо она выглядит со стороны: свесилась из окна и размахивает руками. Она рассердилась на себя и сделала еще усилие, чтобы выбраться.
Она уже почти целиком протиснулась в окно, когда Филимон схватил ее за плечи:
– Осторожно, не сорвитесь! Здесь высоко.
С его помощью Вита, наконец, перебралась на узкий каменный карниз, который шел по стене под самым окном.
Она перевела дыхание. После сырого и мрачного подземелья воздух показался свежим и благоуханным, как в райском саду. Вита собралась уже поблагодарить Филимона, как вдруг почувствовала, что каменный карниз осыпается, уходит из-под ног…
Еще мгновение – и она рухнула бы с пятиметровой высоты на каменные плиты двора, но Филимон успел схватить ее за талию. Несколько бесконечно долгих секунд он удерживал ее на весу. Еще усилие – и он сумел втащить ее на уцелевшую часть карниза и придать ей более-менее устойчивое положение.
– Спа… спасибо, – с трудом выдохнула Вита.
Сердце колотилось от испуга и от напряжения.
Только сейчас она осознала, что Филимон все еще обнимает ее за талию. Она строго взглянула на него, и он немедленно убрал руку, хмыкнув, как ей показалось, с насмешкой.
– Спасибо, – повторила Вита, только чтобы проявить элементарную вежливость.
– Рано благодарить, – отмахнулся Филимон. – Сперва нужно спуститься, а это не так просто.
Это действительно оказалось непросто.
Филимон спускался по стене шаг за шагом, перебирался с одного каменного выступа на другой и ей помогал сделать то же самое.
Несколько мучительных минут, и вот наконец Вита почувствовала под ногами твердую землю.
Кто бы мог подумать, что стоять на ровной каменной плите – такое наслаждение! Какое же счастье: наконец она на земле, под открытым небом, а не под сырыми каменными сводами. Не нужно больше карабкаться по стенам, не нужно брести, спотыкаясь, по мрачному подземелью… Да, надолго она запомнит эту экскурсию!
– Спасибо. – Вита тепло, как могла, посмотрела на своего спасителя. – Если бы не ты, не знаю, что бы со мной было.
Она и сама не заметила, как вырвалось это «ты». Но это прозвучало уместно и даже естественно, и Филимон ответил ей тем же:
– А все-таки как ты туда попала?
– Ой, я зашла в другой двор, поднялась в башню, потом спустилась и попала в подземелье. Потом долго по нему блуждала, пока не оказалась возле этого окошка…
– А выйти обратно тем же путем, каким вошла, не получилось?
Вита хотела было рассказать Филимону, как кто-то запер дверь башни, когда она была внутри, но что-то ее остановило. Сейчас не захотелось говорить об этом.
Филимон, видно, что-то почувствовал и не стал настаивать. В кои-то веки проявил деликатность.
Он потоптался на месте и сказал, глядя в пол:
– Знаешь, я должен тебе сказать… понимаешь… это насчет вчерашнего…
Вита подумала, что сейчас он захочет кое-что прояснить, обсудить с ней все, что случилось с ними. Ведь каким-то образом они оказались в одной квартире, и его знакомая не появилась, как и ее приятель, то есть ситуация сходная.
– Ну так что?
– Извини, что я так себя вел! – выпалил он. – Сам не знаю, что на меня нашло, обычно я с женщинами вежлив. Не подумай, что я такой законченный хам.
«Это он про то, как меня толкнул», – поняла Вита.
– И все? – удивилась она.
– Все, – твердо ответил он, – и хватит об этом.
Так, значит, обсуждать свою личную жизнь он с ней не намерен. Что ж, Вите и самой этого не хочется.
– Все так все. – Она пожала плечами и пошла вперед по тропинке, не оглядываясь.
– Слушай, а можно тебя попросить об одной вещи? – сказал он ей вслед.
– После того, что ты для меня сделал, – о чем угодно!
Произнеся эти слова, Вита прикусила язык: кто его знает, о чем он попросит?
Однако Филимон не попросил ничего невозможного. Его просьба оказалась скромной.
– Пожалуйста, не называй меня Филимоном! Я ужасно не люблю свое имя… ну, по крайней мере, полное!
– Пожалуйста. – Вита усмехнулась. – Я и сама свое полное имя ненавижу. Постарались предки…
По странной аналогии она вспомнила о своей внешности. Наверняка вся растрепалась и перемазалась, пока блуждала по башням и подземельям…
Открыла сумочку, достала зеркало – и ахнула: все было даже хуже, чем она могла вообразить. Отвернувшись от Филимона, принялась торопливо приводить себя в порядок.
Между делом заметила в зеркале отражение Филимона… он смотрел на нее, и в этом взгляде было что-то такое, чего она никак не понимала. Какой-то странный интерес, но не мужской. Да какой уж тут интерес, когда она выглядит форменным чучелом! Грязная вся, как чума, да еще и синяк на шее! Было бы на что смотреть!
Впрочем, Филимон, то есть Фил, как он просил его называть, тут же отвел глаза. Да, может, ей все показалось?
Вита еще раз оглядела себя в зеркале, поправила волосы и спрятала зеркало в сумку.
– Интересно, где все остальные? – спохватился Филимон, взглянув на часы. – Нас, наверное, уже потеряли…
И тут из соседнего двора раздался истошный вопль, многократно размноженный крепостными стенами.
– Господи, что там случилось? – вскрикнула Вита.
Филимон уже бежал на крик.
«А он прирожденный спасатель, – ревниво подумала Вита, догоняя соседа, – его хлебом не корми, только бы кого-нибудь спасти! Ему бы в МЧС работать».
Они пробежали через полуразрушенную каменную арку и оказались в очередном дворе, с трех сторон окруженном мрачными крепостными постройками, а с четвертой – наружной стеной крепости.
В этом дворе столпилась вся их группа. Все окружили что-то лежащее на земле. Кто-то громко ахал, кто-то рыдал.
– Что случилось? – крикнул Филимон, подбегая к толпе.
Люди расступились… и Вита задохнулась.
На какую-то безумную долю секунды ей показалось, что она увидела саму себя, лежащую на выщербленных временем каменных плитах крепостного двора.
Завязанные в хвост светлые волосы, плечи, покрытые блекло-сиреневым платком… точнее, не платком, а парео. Тем самым парео, которое она купила перед поездкой.
Вита вспомнила, как покупала это парео в магазине на Владимирской площади, как подбирала его по цвету к купальнику… Радовалась еще, дура, что Глебу понравится.
И тут же вспомнила, как дала его той светленькой девушке в группе, когда увидела, как та ужасно обгорела.
– Что… что с ней? – спросила Вита, протолкавшись к неподвижному телу, наклонившись над ним.
Девушка лежала лицом вниз, на плитах вокруг ее головы растекалась темно-красная лужа. Светлые волосы тоже были густо измазаны темно-красным.
– Упала, наверное, откуда-то… – неуверенно проговорила одна из толстых теток.
– Откуда здесь можно упасть? – возразил ей пожилой мужчина в широкополой шляпе. Этот вообще непонятно откуда взялся, его не было в их группе.
Вита оглянулась по сторонам. И правда, в этом дворе не было ни лестниц, ни балконов, ни открытых окон. И потом, вряд ли девушка полезла бы на балкон или на карниз, это Виту бес попутал. Точнее, ящерка позвала.
– А тогда… тогда что же с ней случилось? – испуганно пролепетала толстуха и прикрыла рукой рот, словно боясь того, что может сорваться с ее языка.
– Она хоть жива? – спросил Филимон, с беспокойством оглядев присутствующих.
У всех на языке вертелся тот же вопрос – но никто не решался проверить. Швед тыкал пальцами в клавиатуру своего мобильника и бормотал какие-то ругательства – Вита-то знала, что сигнала тут нет. Пара супругов стояла в сторонке, муж заботливо обнимал жену, это ее истерические рыдания слышны были из соседнего двора, размноженные крепостными стенами.
Тут из-за угла появилась вторая толстуха, подошла решительно, растолкала всех:
– Отойдите, я врач, дайте мне посмотреть! Да отойдите же, вы заслоняете свет!
Все послушно отодвинулись. Толстуха – впрочем, теперь ее совсем не хотелось так называть – с неожиданной ловкостью опустилась на колени рядом с неподвижным телом, прижала пальцы к шее, прислушалась, потом осторожно перевернула девушку на спину, прижалась щекой к груди, застыла на минуту. Наконец выпрямилась, оглядела присутствующих и проговорила деловито: