Страница 25 из 84
За 35 дней непрерывных боев 1-я гвардейская танковая армия без передышек прошла с боями более 400 километров, форсировала реки Западный Буг, Сан и Вислу.
Советское командование не планировало дальнейшего наступления с плацдарма в летний период. Задачей нашей армии, танковой армии Рыбалко и братских общевойсковых армий было только захватить плацдарм и удержать его, что и было выполнено.
Плацдарм достиг 75 километров в ширину и 50 километров в глубину. С этого плацдарма 1-й Украинский фронт дошел до Берлина. Но обо всем этом - речь впереди.
Между боями
В соответствии с директивой Ставки ВГК от 29 августа наша танковая армия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования и к 10 сентября 1944 года сосредоточилась в лесах близ города Немиров северо-западнее Львова{4}.
Началось подведение итогов операции.
Только теперь мы смогли во всю ширь охватить в своем представлении подвиги наших гвардейцев. Из 21-й бригады, где командиром был И. В. Костюков, начальник политотдела бригады Петр Солодахин принес тысячу пятьсот реляций на награждение. Мы просматривали эти бесконечные листки, в которых всего лишь несколькими скупыми строчками излагались подвиги героев... "Сержант Бондарь, будучи шесть раз ранен, отказался уйти с поля боя и поджег своим орудием два танка". "Замполит первого батальона Саюков, тяжело раненный, вывел свой батальон, прорвав три кольца вражеского окружения". "Наводчик Казак, член ВКП(б), получил рану в бок, с оторванной рукой оставался один у орудия в окружении и продолжал вести бой". Бабаджанян писал в реляции: "Старший лейтенант офицер связи Петренко возглавил небольшую группу бойцов; гранатами они уничтожили 7 орудий, сожгли 10 машин, перебили 72 солдата и офицера".
Как всегда, в авангарде мужественных и отважных находились коммунисты и комсомольцы. Они были настоящими вожаками масс, своим примером, мужеством и отвагой увлекая и восхищая бойцов.
За время боев армия потеряла убитыми и ранеными 46 политработников, 25 парторгов первичных организаций и 105 парторгов ротных партийных организаций, 382 коммуниста было убито, 1075 ранено, 77 пропали без вести.
"Пропали без вести..." Это в большинстве случаев были те герои, которые гибли в бою в результате прямого попадания бомбы, снаряда, мины и останки которых, а тем более документы, трудно было обнаружить.
За этот же период боев в ряды партии было принято 2126 наиболее отличившихся воинов{5}. Особенно мне запомнилось донесение тех дней из политотдела героической 27-й гвардейской мотострелковой бригады гвардии полковника Сергея Ивановича Кочура.
"За период боев с 18 по 20 августа убыло членов партии 29, принято вновь 89, убыло кандидатов 19, принято вновь 74, убыло комсомольцев 31, принято вновь 188.
Испытывается нехватка в бланках партийных документов.
Начполитотдела Потоцкий".
За отличные боевые действия ряд частей и соединений армии был награжден орденами и получил почетные наименования: "Перемышльских", "Ярославских", "Вислинских", "Сандомирских".
За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 сентября 1944 года 20 воинам 1-й гвардейской танковой армии было присвоено звание Героя Советского Союза. Несколько тысяч воинов были приказами командования награждены орденами и медалями.
Для армии наступил перерыв между боями. Экипажи и расчеты приводили в порядок боевую технику. Командиры изучали опыт минувших боев, а мы, политработники, подводили итоги партийно-политической работы, делали для себя выводы на будущее и учили других.
Партийно-политическая работа в частях не прекращалась. Нужно было еще больше разжечь в людях ненависть к фашистам, преданность высоким идеям и нашей борьбе во имя счастья человечества.
В один из дней конца августа мы отобрали из каждой бригады солдат, офицеров и политработников и организовали для них поездку в Майданек.
Лагерь смерти был расположен всего в нескольких километрах южнее Люблина. Но увидеть его с дороги можно было не сразу: между дорогой и колючей проволокой растянулся огромный зеленый огород. Овощи росли здесь очень пышно: их удобряли золой из крематориев. Прах сотен тысяч покойников высыпали на эти ровные грядки. Охрана СС всегда имела к столу множество витаминов...
Нас провели мимо забора из нескольких рядов колючей проволоки, по которой совсем недавно шел ток высокого напряжения.
С левой стороны от ворот возвышались небольшие производственные склады. В них господствовал образцовый порядок. Первый склад был обувным. Ботинки стояли аккуратно, отмытые от грязи и крови, приготовленные к отправке. Порядок, главное - порядок, учет и контроль! В следующем складе хранилась одежда. Покойнику ведь не требуется никакой одежды, и перед казнью заключенный должен был снимать лагерное одеяние и аккуратно вешать его на вешалку - в тот же день его отдадут вновь прибывшему смертнику.
Еще один склад заполняли волосы. Здесь - тот же изумляющий "порядок": волосы брюнетов - отдельно, шатенов - отдельно, блондинов - отдельно. Дальше шел склад зубов: отдельно по порядку разложены протезы, золотые коронки.
Потом нам показали белую чистую камеру с душем. Здесь мылись заключенные. Потом их приводили в другую чистую камеру, где стояли широкие мраморные столы. Рядом с ними поблескивала нержавеющей сталью сложная медицинская аппаратура для выкачивания крови.
Следующее помещение было уже для трупов: специальными приборами здесь извлекались остатки жира. Еще дальше снимали кожу. Сумочки и абажуры из человеческой кожи с татуировкой ценились особенно высоко. Останки заключенного - кости с внутренностями и мышцами - сжигали в печах, а пепел шел на удобрение огорода.
Но фабрика не справлялась. Узников поступало слишком много. Тогда эсэсовцы помогали производству: они пробивали людям черепа железными палками, которые сейчас были поставлены рядом с печами. Так достигалась "экономия" свинца.
В лазаретных книгах мы видели записи веса заключенных: взрослый мужчина 32 килограмма! Из такого не вытопишь жира, его желтая кожа не годится на изящную сумочку для фрейлин, да и крови с него не много возьмешь. Таких заключенных вели на пятое поле.
Мы были на пятом поле, когда арестованные фашистские палачи отрывали там трупы своих жертв. Из груды развороченной глины проглянула ножка ребенка.
- Дегенераты! Убийцы! Садисты! - неистовствовала толпа поляков.
Не так давно сюда пригоняли колонны узников. Они ложились плотно рядами, и автоматчики поливали их свинцом. В эти часы вокруг лагеря гремели репродукторы, заглушая предсмертные крики и хрипы. Все знали: если румбу сменил фокстрот - значит, расстреливают.
Мы видели баллоны со страшным газом "циклоном". Газ был специально приготовлен "только для Востока". Когда "циклона" оказывалось мало - людей травили хлором. Через синий глазок палачи наблюдали за происходящим в камере...
Крематориев не хватало. Иногда убивали по восемнадцать тысяч в день, иногда и по тридцать. Начальник крематориев эсэсовец Мунфельд изощрялся, чтобы увеличить пропускную способность печей. Почти две нормы выполнял оберфюрер.
Мы заглянули внутрь печи; кирпич был деформирован от невероятной жары, чугунные шиберы оплавились.
В бараках стены были испещрены надписями. Запомнилась одна из них: "Умри так, чтоб от смерти твоей была польза".
Один из наших политработников застыл перед маленьким карандашным рисунком. Не было ни текста, ни подписи, только простой тихий украинский пейзаж. Сколько предсмертной тоски по родине глянуло с серой барачной стенки!
Теперь в лагере каждый день шли митинги. Толпы верующих пели "Богородицу", коммунисты - знаменитую польскую "Роту" - "Присягу". Казалось, они присягали отомстить за Майданек. На митингах выступали люди, оставшиеся чудом в живых.
- Я видел, - говорил при нас возчик Владислав Скавронек, - я на собственные очи видел, как эсэсовка привела в крематорий шестерых детей. Это были крошки от четырех до восьми лет. Начальник крематория Мунфельд сам их расстрелял из револьвера и отправил в печь.