Впереди - Берлин !

- Выдохлись! - в голосе командующего тревога.- Ничего в резерве не осталось: ни одного танка, ни одной роты...

Из включенного репродуктора доносились звуки мерных орудийных залпов: 18 августа столица салютовала войскам, форсировавшим реку Вислу и овладевшим Сандомирским плацдармом. А руководителям соединений в это время приходилось думать, где им найти хотя бы немножко резервов, чтобы сдержать ожидаемый натиск танковой лавины немцев.

Последние незадействованные части - инженерные батальоны, снятые с мостов, были посланы Бабаджаняну. Одновременно радировали ему, чтобы мотопехота за ночь поглубже зарылась в землю: ожидается активизация противника.

Ночь прошла сравнительно спокойно, только небо заполняло гудение транспортных "юнкерсов" и стрекотание наших По-2, летевших к Бабаджаняну.

Время приближалось к десяти. А вдруг сдадутся?

В 9:30 с севера послышался грохот бомбардировки. Бабаджанян сообщил, что его позиции подвергаются сильному артиллерийскому обстрелу. Бомбардировщики на малой высоте бьют "корзинами с бомбами". Это были такие же кассеты, какими "юнкерсы" пытались уничтожить саперов на переправе.

В десять часов немецкое радио передало открытым текстом ответ на наш ультиматум. Его составил в рифму какой-то остряк-переводчик: "Мы в кольце и вы в кольце - посмотрим, что будет в конце".

Ну что ж, они сами этого захотели. Посмотрим!

Позвонил Гусаковский:

- Только что радировал Бабаджанян: бьют по штабу, сильный удар по его позициям. Потом связь прервалась. Подполковник Кочур также сообщает, что по его участку бьют артиллерия и авиация. Позади себя слышу постоянный шум непрерывных налетов.

"Шевченко, Шевченко, отвечайте",- летели в эфир вызовы нашей рации.

Но командир северной группы, наш смелый Армо, молчал.

Мы снова подошли к изученной досконально двухверстке. Никитин нанес на нее широкую синюю стрелу, стремящуюся через наши боевые порядки на юг, к маленькому коричневому пятну окруженных дивизий.

- Решили деблокировать,- сказал Катуков,- а может быть, заодно окружить группу Армо. Место прорыва выбрали умело - расстояние здесь километров десять. Опасно! И нет никаких резервов.

Мы немедленно связались с Шалиным.

- Михаил Алексеевич, попросите у штаба фронта авиацию. Если можно, пусть пошлют "илы" на штурмовку окруженных немецких дивизий. Связь с Дремовым есть?

- Есть.

- Прикажите ему: пусть все бросит на север. Бабаджаняну с Костюковым одним не удержаться. Пусть даст им отдушину. Свяжитесь с Воронченко и выясните, держит ли он связь с двадцатой?

Катуков подошел к Гетману.

- Поехали, Андрей Лаврентьевич, в части. Ты куда, Кириллович?

-К Бабаджаняну.

Но доехать до КП Бабаджаняна в этот день не удалось: примерно в двух километрах южнее наш бронетранспортер обстреляли немецкие танки. Водитель Павел Коровкин мгновенно свернул в соседний неглубокий овраг. Тут дорогу нам преградили "катюши". По кромке оврага окапывалась пехота, вид у нее был боевой и решительный. С фланга пехоту прикрывал трофейный немецкий пулемет, замаскированный в бурьяне.

- Геленков!

Командир дивизиона "катюш" майор Ю.В. Геленков выбежал нам наперерез. Его молодое лицо за несколько часов будто постарело: не часто наши "катюши" попадали в такое положение, а ведь командир головой отвечал за безопасность каждой установки.

- Почему вы здесь? Где люди?

- Прислуга и шоферы - в цепи. Залпов нет. Все израсходовали.

- Где Бабаджанян?

- Сегодня ночью он собирал командиров частей. Утром немцы ударили и прорвались. В момент танковой атаки я потерял его. Части продолжают драться. Из оврагов никто не отступает. Но связи порваны, тылы потеряны. Я рассчитывал, что утром залпы подвезут, но наши боевые порядки перемешались с немецкими. Вывозить машины в таких условиях не рискнул: спешил людей и занял оборону. Три атаки успешно отбили.

- С кем держите связь?

- С комбатом Куниным.

Направился к командиру мотострелкового батальона Александру Михайловичу Кунину. По дороге Геленков показал на бойца, залегшего у трофейного пулемета.

- Казах, мотострелок Садыков. Немцы этот "МГ" с фланга поставили, бил косо прицельным. Обхожу цепь, слышу, на фланге кто-то бурчит: "Сколько людей, собака, грызет!" Гляжу - мотострелок голову индивидуальным пакетом перевязывает. Крикнул ему: "Пойди в укрытие". Только глазищами сверкнул: "Садыков - нельзя назад, Садыков - это вперед". Ах ты, думаю, какой Суворов нашелся. А он гранаты за пояс и в бурьян. Два взрыва - и пулемет трофейный стал по немцам стрелять. Расчетливый оказался Садыков! Приволок потом этот "МГ" сюда. У самого голова в крови, санитары подошли, а он вцепился в ручки пулемета - не отодрать: "Я - с товарищ". Так и сидит на фланге.

За поворотом оврага показался Кунин. Комбат улыбался, хотя в тот день на черном от гари и грязи лице эта его обычная улыбка казалась довольно странной.

- Отбили три атаки,- доложил он.- У противника много танков. Если б не батарея лейтенанта Иванова - ничего от нас не осталось бы. Танков они много пожгли, а с пехотой мы сами управились.

Над краем ближней ложбины еле выглядывала обгорелая башня "тигра".

- Тоже работа Иванова? - спросил я.

- Нет, это сапера Кальченко работа. Артиллеристы никак не могли попасть хорошо танк укрылся. Я вызвал охотников его уничтожить. Взялся сапер. Дал ему три противотанковые гранаты, говорю на прощание: "Постарайся вернуться живым". Пополз Кальченко, его заметили: так и запрыгали вокруг пыльные фонтанчики, потом накрыли минами, "тигр" на него перенес пулеметный огонь. Смерть, наверно, тогда отлучилась, и добрался он до "тигра". Слышим взрывы, и над танком - пожар...

Недалеко в овраге лежал раненый Кальченко. Грудь его была перебинтована, лицо выражало удовлетворение и тяжелую усталость хорошо поработавшего человека.

Мы с Куниным прошли на батарею лейтенанта И.П. Иванова. Командир батареи не сразу заметил нас - смотрел на неубранное хлебное поле:

- Косить бы да косить этот хлеб!

Оглядели позицию. Орудия были расположены умело, простреливая возможные танковые маршруты. Маскировка отлично скрывала их от перископов гитлеровских машин. Сразу после доклада Иванова один из наблюдателей передал нам с высотки сигнал - "танки противника!". Уже без биноклей было видно, как двигались "тигры". Шли они медленно, словно звери, ищущие добычу. Иванов хладнокровно и сосредоточенно отдавал последние наставления бойцам: "Подобьете танк немедленно поджигайте его". До машин оставалось чуть больше двухсот метров, когда он скомандовал: "По танкам - огонь".

От внезапного залпа загорелись две машины. Остальные начали расходиться по полю. Артиллеристы вошли в азарт и уже без всякой команды все убыстряли и убыстряли темп огня, поражая подставленные борта "тигров".

Наблюдатель передал: "Вторая колонна танков!".

Прикрываясь высоткой, новые машины заходили в обход батареи.

Снаряды разрывались на огневых позициях орудий. Две пушки разбило прямым попаданием. У третьей упал замертво наводчик, командир орудия встал на его место.

Танки подошли совсем близко к балке, и десятка три десантников соскользнули в овраг.

- Там сержант Александров с пулеметом, - в перерыве между командами доложил мне Иванов, когда после стрекота нескольких очередей мы увидели серые тела, безжизненно катившиеся под откос.

Артиллеристы не теряли бодрости духа и быстроты в действиях, с верой поглядывая на своего командира. Но уже пылали три батарейные машины, а рядом лежали тела шоферов. Снаряды противника летели с трех сторон.

Батарея оказалась в огненном мешке.

Казалось, еще несколько минут такого шквала - и горстка героев будет истреблена.

- Пора менять позицию, - советую Иванову.

Одно орудие подкатили к последней машине, и оно выскользнуло из узкой горловины огневого кольца. Оставшееся второе орудие посылало вперед снаряд за снарядом. Загорелся еще танк, остановился второй, подбитый, и вдруг командир батареи снял пилотку, вытер грязное лицо потным рукавом, зачерпнул жаркого воздуха широко открытым ртом и затем выдохнул: