Страница 51 из 151
Я, конечно, бывал в дельте раньше, но никогда не был здесь конкретно в это время года. Зато кое-что слышал. Теперь-то, мне со всей очевидностью стало понятно отсутствие ренсоводов.
— Вы слышите? — сказал обеспокоенный мужской голос.
— Конечно, слышу, — ответил другой.
Сам я никогда не слышал этот звук прежде, но знал о нём по рассказам очевидцев.
— Какие огромные облака, — поражённо произнёс кто-то рядом, — и какие чёрные.
— Они уже закрыли весь горизонт, — с долей любопытства сказал другой.
— Звук исходит от этих облаков, — удивлённо заметил мужской голос. — Я точно вам говорю.
— Ничего не понимаю, — растерянно ответил ему кто-то.
В такое время, случающееся в дельте один раз за лето, ренсоводы запасаются едой и водой, прячутся в своих хижинах и заплетают ренсом входы в жилища. Выходят они оттуда лишь спустя два или три дня.
— Ай! — внезапно вскрикнул от боли мужчина стоявший рядом со мной.
— Это же летающая иголка, — пояснил другой.
— Вон ещё одна летит, — заметил третий.
— И ещё, — сообщил не менее наблюдательный товарищ.
Большинство жалящих мух или, как прозвали их мужчины с юга, летающих иголок, обитает в дельте и ей подобных местах, низинах, заболоченных устьях рек, потому как свои яйца они откладывают на стеблях ренса. Совокупность регулярности размножения этих насекомых и времени инкубационного периода приводит к такому вот пиковому роению в это время года. Предполагается, что также выбор этого времени для роения частично обусловлен комбинацией других естественных факторов, имеющим отношение к климату в дельте, таким как температура, влажность и относительная стабильность таких условий. Такие времена роения, как нетрудно предположить, ренсоводами тщательно просчитаны и ожидаемы. Однако вне дельты рои жалящих мух быстро рассеиваются, и в дальнейшем по большей части эти насекомые ведут уединенный образ жизни. Из миллионов жалящих мух, отроившихся в дельте обычно за четыре — пять дней, только небольшая часть возвращается сюда осенью, чтобы начать цикл размножения снова.
— Ай! — закричал второй ужаленный, и сразу за ним крики боли и звуки хлопков посыпались со всех сторон.
— Облака приближаются! — предупредил наблюдатель.
Теперь уже даже совершенно не обладающий слухом человек безошибочно определил бы нарастание мощного гула шедшего с запада. Казалось, он заполнил дельту. Этот гул рождали миллионы и миллионы интенсивно, почти невообразимо быстро, вибрировавших маленьких крыльев.
— Осторожно, здесь повсюду летающие иголки! — закричал какой-то парень, как будто в округе оставался кто-то, кто этого ещё не понял.
— Облака приближаются и снижаются! — сообщил наблюдатель.
— Что это за облака такие? — растерянно спросил солдат.
— Это же — летающие иголки! — наконец крикнул мужской голос.
Со всех сторон слышались вопли боли. Я рефлекторно вжал голову в плечи, чувствуя как даже сквозь плотную ткань капюшона, в моё лицо снаружи бьются маленькие тела. Внезапно, я даже подпрыгнул, замычав боли. Закричал бы, если бы не проклятый кляп. Муха вонзила своё жало мне в плечо. Недолго думая, я присел, спрятав обнажённое тело под водой, оставив снаружи только голову, закрытую капюшоном. Со всех сторон слышались крики плеск воды. Это мужчины вопя от боли спрыгивали со своих плавсредств, спеша поскорее спрятаться под водой. Гул стоял уже просто оглушительный.
— А-а-а-а! Мои глаза! — дурным голосом верещал кто-то. — Мои глаза!
Этих мух привлекают влажные, блестящие объекты, а глазам именно такие.
Как только все люди оставили плот, тот начал дрейфовать, и я почувствовал лёгкий рывок верёвки шедшей от него к сбруе.
Укус жалящей мухи штука невероятно болезненная, однако, не опасная, если, конечно, мы говорим о единичных укусах. Несколько укусов одновременно, количество зависит от особенностей каждого отдельно взятого человека, могут вызвать тошноту. Случаи смерть зафиксированы, но они единичные, и речь здесь обычно идёт о большом количестве укусов. Обычно, реакцией на яд мухи, кстати, является болезненная опухоль вокруг места укуса. Несколько таких укусов на лице могут изменить человека до неузнаваемости. Впрочем, опухоль быстро спадает, обычно, в течение нескольких анов.
Не вылезая из воды, я немного переместился, натянув верёвку и, потянув плот за собой, убедился, что тот действительно пуст.
— Они закрыли солнце! — поражённо закричал кто-то.
Вокруг меня воздух наполнился гулом, криками боли и страдания, шлепками рук, проклятиями и руганью мужчин. По ткани капюшона постоянно бились маленькие злобные тела.
Решение пришло спонтанно. Я рванул вперёд и вправо, потащив плот за собой. Я выбивался из сил, в бешеном ритме перебирая ногами, держась большую часть времени под водой, лишь время от времени поднимая голову. Меня не оставляла надежда, что заметь кто-либо уплывающий плот, то он решит, что его уносит течением, поскольку тот брошен спрятавшимися в воду солдатами. Однако всякий раз, выныривая за глотком воздуха, я напряжённо прислушивался, ожидая услышать грозный окрик приказывающий остановиться. Впрочем, даже если кто-то и кричал мне, разобрать что-либо было практически невозможно. Гул стоял такой, что болели уши. Внезапно я почувствовал, как дно под ногами начало подниматься. Если бы не кляп, я бы выругался. Путь мне преградила отмель. Ничего другого не оставалось кроме как перетащить плот через неё. Повезло, отмель оказалась неширокой, но в самом мелком месте вода едва доходила до колен. За то короткое время, что я был на воздухе, мухи успели воткнуть в меня свои жала четыре раза. Ещё больше насекомых врезалось в моё тело, садилось и наверняка примеривалось, чтобы укусить, так что, когда я оказался на глубине, моему облегчению не было предела. Мимоходом я зацепил какого-то мужчину левым боком. Даже не знаю, понял ли он, кто его толкнул под водой. Каждый раз поднимая голову из воды, я чувствовал, как маленькие тела ударялись в ткань капюшона, а ныряя думал о том, все ли мухи смыты, и не осталась ли какая-нибудь тварь, зацепившаяся и не смогшая улететь. Один раз прямо под водой я получил от такой жало в шею и чуть не захлебнулся.
Я не собирался убегать слишком далеко от колонны, даже пытался считать шаги, чтобы иметь представление, где нахожусь. В мои планы входило только забраться достаточно глубоко в ренс, чтобы скрыться от возможного преследования, но при этом оставаться в пределах нескольких ен от отряда, чтобы не терять контакт с ними. Ренсоводов, сидящих в своих хижинах, бояться смысла не было в течение всего времени миграции мух, которые, насколько мне было известно, пройдут в несколько волн, по несколько анов каждая, в целом продлившись от двух до пяти дней.
Почувствовав везде вокруг себя стебли ренса, я вздохнул свободнее. Теперь можно было до некоторой степени расслабиться.
Но как же это невыносимо, таскать на голове этот проклятый капюшон и ничего не видеть. Пожалуй, солдат Ара немало развлекло бы наблюдение за мной в данный момент.
Я в ужасе замер, почувствовав, как что-то длинное извилистое скользнуло по моей шее. От одного подозрения, что это мог быть болотный щитомордник, бросило в дрожь. Я должен сделать всё, что было в моих силах, и даже больше, но избавиться от капюшона, сбруи и верёвки до наступления сумерек.
Прежде всего, меня пугала возможность встречи с каким-нибудь тарларионом. Конечно в данный момент, в полуденную жару, большинство из них отсыпались на дне, на отмелях у кромки воды или, спрятавшись в зарослях ренса, но ближе к закату эти воды будут кишеть зубастыми рептилиями.
Сжав кулаки, я размышлял над тем, как избавиться от наручников, к тому же на этот раз прикреплённых к талии ремнём. Внезапно я почувствовал, как меня слегка качнуло волной. Чьё-то крупное, мощное тело проплыло мимо меня, едва не задев. Если бы не кляп, то я, наверное, своим испуганным криком заглушил бы даже гул мушиного роя. Впрочем, как не трудно догадаться, кляп легко справился с моим криком, выпустив наружу только еле слышное неразборчивое мычание.