Страница 40 из 51
Я люблю тебя, Фредди. Всегда, всегда, всегда.
— Уильям
15-е декабря 1942
Дорогая Фредди,
Ты единственная, кто понимает меня. Ты единственная, кто знает, помимо моей семьи. Твоё молчание последние годы было… невыносимым.
Скоро моему сыну будет столько же, сколько и мне, когда это случилось. Помнишь, как мы испугались, когда я схватил тебя за руку и заставил увидеть твоего старшего брата в лейтенантской форме? Ты так сильно ударила меня, что мой нос кровоточил целый час.
А после этого ты обняла меня своими хрупкими ручками и говорила, что всё будет хорошо. Снова и снова.
Пять лет назад я приехал в Эхо. Просто чтобы ещё раз взглянуть на этот городок. Я никому не сказал, что собираюсь туда. Я пошёл в поместье Гленшипов. Оно почти превратилось в руины. Это едва не разбило мне сердце.
Однажды мы занимались любовью в библиотеке, за зелёными бархатными занавесками. Ты помнишь?
Я навестил и Роуз. Ты похоронила её в семейном мавзолее, чтобы она вечно покоилась в любимом городе. Я так и не поблагодарил тебя за это.
Недавно посмотрел фильм «Гражданин Кейн». Он напомнил мне о тебе.
Ты моя розочка, Фредди.
— Уилл
13-е марта 1958
Фредди,
Джон сказал мне, что Тру утонула. Да, я попросил твоего бывшего присмотреть за тобой. Не вини его. Он всё ещё любит тебя.
Джон сказал, что ты перестала краситься, пить, спонсировать художников и устраивать вечеринки. В общем, всё, что ты так обожала. Всё, что давало тебе жизнь. Он также сказал, что ты заперлась в поместье, и проводишь дни, глядя на океан или небо.
Люди постоянно умирают, Фредди. Даже дети. Это не твоя вина. Бог не наказывает тебя за бурную молодость. Как и меня за… то, что я творил. Просто такова жизнь.
Ты часто говорила, что во мне живёт Дьявол. Но люди меняются. Я изменился. Я не Дьявол, Фредди.
Ответь мне. Пожалуйста.
— Уилл
Я оделась и пошла в гостевой домик. Пришлось пробираться в темноте через деревья и влажную траву, вздрагивая от каждого холодного порыва ветра. Ривер не спал. Сидел на кухне и пил кофе. Если он и удивился моему визиту, то не подал виду. Я попросила его разбудить Нили, потому что хотела им кое-что показать. Он молча прошёл по коридору и сделал, как я просила.
Мы пошли в город. От кромешной тьмы нас спасал только мой слабый фонарик. Дождь прекратился, но тропинка была скользкой и грязной.
— Куда мы идём, Ви? — наконец спросил Ривер, когда мы прошли туннель. Нили не проронил ни слова.
— Искать доказательства, — ответила я. — В мавзолей Уайтов.
— Доказательства чего? — было приятно, что на этот раз он в недоумении, а не я.
Я его проигнорировала.
— Джек взбирался на мавзолей Гленшипов, когда искал Дьявола. Но мавзолей Уайтов спрятан гораздо глубже, в деревьях. Зато он больше. И у него готические колонны. И глубокомысленная фраза, высеченная над входом. Вам понравится.
— Не сомневаюсь, — Ривер споткнулся об камень, но вовремя восстановил равновесие. — А нельзя посмотреть на него утром? Когда будет тепло и видно, куда идти?
— Нет.
Нили хохотнул.
Когда мы подошли к кладбищу, в небе появилась луна. Ветер с моря стал более ласковым. Железные ворота оказались открытыми. Мы протиснулись сквозь проём.
Я замерла и попыталась насладиться ощущением покоя и одиночества, которое всегда появлялось у меня на кладбище. Затем повела Нили и Ривера к мавзолею Уайтов.
Наша семейная гробница держалась особняком в самом конце кладбища, неподалёку от могил самоубийц и заброшенной сторожки, которая рассыпалась на кирпичики. Здесь были похоронены Фредди, мой дедушка и безумный дядя, а также два несчастных младенца, которых Фредди родила перед моим папой.
За гробницей Гленшипов постоянно ухаживали, потому что она находилась у входа на кладбище. А вот за нашей — нет. Каменная крыша поросла плющом, а стены закрывали ежевичные кусты, похожие на колючих пиявок. Оказавшись перед мавзолеем, я была немного ошарашена степенью его запущенности. Она была ощутима и этим угнетала. Я призадумалась, когда была тут в последний раз. Когда вообще здесь кто-то был? После смерти Фредди? Неужели прошло так много времени?
Внутри меня зародилось горькое чувство вины. Почему я не ухаживала за могилой Фредди?
Может, я получила от родителей не только любовь к искусству и снобизм, но и небрежность к другим? «Всё нормально, Вайолет, — отозвался в моей голове голос бабушки. — Мне нравится нынешний вид моей могилы. Забытая и заброшенная».
Это была правда. Фредди всегда любила покинутые, тихие вещи. Как города-призраки, поржавевшие автомобили на свалках или сломанные мельницы, стоящие на месте, где когда-то была ферма.
У неё хранилась коллекция ключей к зданиям, которые сгорели в Эхо. Одиннадцать практически одинаковых ключей, не считая одного большого, принадлежавшего старой деревянной церквушке, обращённой пеплом одним свихнувшимся священником. Она прятала их в розовом носовом платке и показала мне одной летней ночью, когда мы обе не могли уснуть. Я помнила светлячков, и что платок Фредди пах розами, и влажный ночной воздух, и имбирный лимонад, и мягкие, морщинистые, родные руки.
Я вытянулась и дёрнула за плющ. Под ним скрывались слова, высеченные на камне над дверью. Они закручивались спиралями и светились в лунном свете, как нечто из Средиземья.
— Это эльфийский? — спросил Ривер, как только я подумала о мире Толкина.
— «Меа кулпа. Из-за этого греха пали ангелы. Эксуро, эксуро, эксуро». — Я встала на носочки и провела пальцами по словам. — «Меа кулпа» переводится как «моя вина», но ты это наверняка знаешь. Вторая строка из «Генри VIII» Шекспира. А последнее значит: «Я горю, я горю, я горю». Фредди попросила сделать эту надпись десятилетия тому назад, но ни разу не призналась, что она значит. В конце концов мне пришлось пойти в библиотеку. Я перевела фразу с латыни, но вот что Фредди под ней подразумевала…
— Что ей жаль, — впервые отозвался Нили с тех пор, как Ривер его разбудил. Он выглядел очень мило и сонно в мятых льняных штанах и ветровке. — Она сожалеет о своих грехах. А горит — в адском пламени.
— Не думаю, — Фредди не горела в аду. В этом я была уверена.
Я постучала пальцем по ржавому замку на двери в мавзолей, и с него слетели кусочки металла. Предположительно, его можно сломать и крупным камнем. Чёрт его знает, где сейчас лежит ключ.
Стоп….
Имена могут быть и снаружи, под листвой.
Я обошла гробницу и отодвинула плющ. Первым именем, бросившимся мне в глаза, было Тру Уайт. Моя тётя. Та малышка, которая утонула. Привидение, которое придумал Ривер, чтобы запугать Люка. Дочь, которая привела Фредди к Богу и Дьяволу.
Но все уставились на другое имя. Роуз Реддинг. Любимая дочь, любимая сестра. Убитая на свой 16-й день рождения, 8-го июня 1929.
Я достала из кармана красную карточку и пять писем, и передала Риверу фонарик. Он молча прочитал их, после чего отдал письма Нили.
— Ты знал? — спросила я через несколько минут тишины. — Ваш дедушка обсуждал с вами Фредди и Эхо? Поэтому ты приехал? Ты знал, что у него тоже было сияние?
Ривер задумчиво посмотрел на меня. Затем прислонился к стене, укрытую одеялом из плюща, и кивнул.
— Дедушка называл это «горением». И да. За пару лет до смерти он начал говорить со мной. Тогда я впервые узнал о своём даре, сиянии, который передаётся из поколения в поколение. Вот только отец его не получил. От деда я узнал о женщине по имени Фредди, которая была единственной, кого Уилл Реддинг когда-либо любил. Я узнал о городке Эхо, где дедушка потерял контроль над горением, и из-за этого его сестра умерла. Перед смертью он пытался меня предупредить, но было слишком поздно. На то время папа уже заставил меня работать на него, и я глубоко погряз в этой штуке. У меня появилась зависимость. Я думал… думал, если приеду в Эхо, возможно… не знаю. Что это мне поможет.