Сейвер

Пока ничего интересного не происходило, Дональд начал изучать доставшееся на этот раз тело. Лет сорок, но физическая форма поддерживается. Что-то не в порядке внутри. Побаливают почки. Хотя, может быть, по ним били? Очень может быть, скула саднит, один зуб шатается, другого и вовсе нет. Суставы ног не то, чтобы скрипят, но ощущаются. Так, теперь суставы рук, это очень важно. Деликатно, микродвижениями, чтобы не затянулись еще больше наручники, Дональд принялся разминать затекшие кисти.

Фургон был довольно старым, скрипел, подпрыгивал и раскачивался. Чтобы не очень трясло, Дональд прижался плечом к холодным бортам в углу. Мысли текли своим чередом. Не очень понятна ситуация, в которую он попал, но что-то она ему не нравилась. Возможно, конечно, что клиента перевозят из одной тюрьмы в другую. Но не исключен и такой вариант, что вывезут сейчас в какое-нибудь глухое место и шлепнут. А то и просто на шоссе, безо всяких глухих мест. Если он попал в одну из латиноамериканских стран, то очень даже просто такое может произойти. В этом случае, кем бы клиент ни был, нужно думать о спасении его тела. Очень не хочется, чтобы расстреливали. Неприятное, должно быть, ощущение.

Дональд напряг свои познания испанского, сказал в пространство:

— Ребята, дали бы покурить!

Конвоиры, слышно было сквозь лязг и дребезжание, что-то побурчали между собой, и через минуту Дональд почувствовал, как в губы ему ткнулся обслюнявленный окурок сигары. Он перехватил его поудобнее зубами, сказал невнятно:

— Спасибо! — И, сделав пару затяжек, продолжал: — Куда меня везете-то?

— Помалкивай, сукин сын, — ответил ему, судя по голосу, жирный. — Везут и везут. А твое дело сидеть и не рыпаться.

Сказано это было без злобы, но так, что Дональд понял — дальнейшие расспросы не рекомендуются. А дразнить конвоиров в его планы не входило. Он поудобнее откинулся в угол и занялся наручниками. Во времена Гудини таких, похоже, не было, да это не утешение. Так сказать, чем богаты…

Ехали час с немногими минутами. Время Дональд хорошо чувствовал. И его, времени, хватило на все. Теперь он готов был спасать и спасаться. Тяжеловато, но тело должно выдержать нагрузку. Только бы не выстрелили в затылок при выходе из машины.

Когда открыли дверцу, пахнуло таким сложным букетом, что Дональд понял — городская свалка. Значит, действительно будут расстреливать. От сознания этого появилась та самая холодная злость, которая очень была ему нужна теперь. Ну, я вам расстреляю! Узлами карабины позавязываю, вояки хреновы!

Распаляться больше он себе не позволил. Прежде нужно было попробовать договориться. Может быть, и не придется прыгать, скрываться и вытворять прочие чудеса. Вот только как доказать, что ты не тот, за кого тебя принимают? Ладно, попробуем.

Интуиция подсказывала ему, что не станут обычного, даже очень опасного уголовника тайно вывозить и расстреливать за городом безо всякой официальной канители. Что-то тут было не так. И все же…

Все так же грубо его спустили по ступенькам из машины, повели, придерживая за локоть. Под ногами тарахтели консервные банки, скрипело битое стекло. Дональд сориентировался по слуху на осторожные шаги офицера — тот ступал как бы на цыпочках, плавно, стараясь не испачкаться и не поцарапать ботинки о ржавое железо, — и, повернув лицо в ту, сторону, позвал:

— Лейтенант!

И тут же получил прикладом по спине так, что едва не сунулся носом в землю. Конвоиры с двух сторон зашипели: «Заткнись!», но он, не обращая на это внимания, продолжал, возвышая голос:

— Лейтенант, вы делаете ошибку! Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете!

Конвоиры опять ему наподдали, но послышалась короткая команда: «Отставить!», и все остановились. Осторожные шаги проскрипели и замерли рядом. Высокий, хрипловатый от усталости голос лейтенанта сказал:

— Имеете что-то сообщить?

Дональд облизал пересохшие губы.

— Да. Имею. Я совсем другой человек. Происходит чудовищная ошибка.

— А-а… — разочарованно протянул лейтенант. — Все это мы уже слышали. Ничего нового. Я думал, вы наконец образумились. — И скомандовал солдатам: — Вперед!

— Погодите, не валяйте дурака! — Голос Дональда окреп. Несмотря на приклады, он не сдвинулся с места. — Сначала выслушайте, а потом расстреливайте, если уж вам так хочется. Но я уверен, что желание это у вас пропадет, едва я закончу.

После некоторого молчания лейтенант неохотно разрешил:

— Ну что же, говорите…

«А ведь ему наплевать, тот я человек или не тот, — внезапно понял Дональд. — Какие бы невероятные вещи он сейчас ни услышал — на-пле-вать! Он устал, ему все надоело, но есть армейский устав, который он клялся исполнять, есть приказ, а приказ для него — закон. Прикажут поджечь подожжет, прикажут расстрелять — расстреляет. И умереть прикажут — щелкнет каблуками, отдаст честь и отправится умирать. Ох, не докажу я ему ничего!»

Он заговорил, стараясь придать своим словам максимум убедительности. Рассказал о сейверах, привел пару примеров их работы, разъяснил, что, по его мнению, произошло в данном случае. Он говорил, но ему казалось, что слова его падают в пропасть, в пустоту. С таким же успехом он мог рассказывать все это кирпичной стене. Хоть бы как-то отреагировал! Ну, удивился бы, ну, хмыкнул: «Вот заливает!» Задумался хотя бы! Тупое и глухое равнодушие. Он слышал в ответ только сиплое дыхание терпеливо ждущих конвоиров да-ленивые зевки лейтенанта. Идиотское положение!

Конечно, психологическая подготовка у сейверов на высшем уровне. Сейвер может висеть, уцепившись одной рукой за край крыши небоскреба, прыгать с вагона на вагон несущегося во весь опор курьерского поезда, бегать под пулями. Да мало ли чего! И все это — не моргнув глазом, не дрогнув ни одной стрункой души. А тут Дональд не выдержал равнодушия, с которым его слушали, вышел из себя:

— Да черт вас побери, лейтенант! Ведь это все так легко проверить свяжитесь с нашим посольством, там подтвердят. Я не знаю, каким образом клиенту передали «вызовник». Может быть, он и заслуживает того, чтобы его расстреляли. Но я-то здесь при чем?

Молчание в ответ. Тогда Дональд решился на последнее средство, тайное свое, которое приберегал на крайний случай.

— Ну, вот смотрите. У вас очень надежные наручники, да? Их невозможно снять? Получите! — Он высвободил руки из-за спины и поболтал пустыми браслетами в воздухе.

И в тот же момент всем телом ощутил острую опасность. Теперь стало не до церемоний. Дональд сдернул повязку с глаз и прямо перед собой увидел пляшущее дуло пистолета. Лейтенант не был запрограммирован на удивление. При попытке к бегству приговоренного он должен был стрелять без предупреждения. Что и собирался сделать в тот момент, когда Дональд сорвал повязку. Палец лейтенанта уже нажимал на спусковой крючок. И тут Дональд взорвался. Что-что, а сражаться сейверы умеют.

Наручники полетели в лицо лейтенанту, и одновременно Осборн ударил его головой в живот, сбив с ног, но удержавшись сам. Молниеносный переворот через голову, и оба конвоира успели ощутить лишь, как что-то гигантское и безжалостное обрушилось на них и погасило звезды в небе.

Дональд, наклонившись, растирал ногу, когда от машины захлопотал короткоствольный «узи». Собака, о шофере-то он и забыл! Хорош сейвер, нечего сказать. Пришлось в лучших традициях сейверства хладнокровно бегать под пулями. Благо, на свалке было множество ржавых автомобильных кузовов.

Неспокойно было у Дональда на душе, не знал он, правильно ли сделал, взявшись объяснять лейтенанту «кто есть кто». Существует железное правило сейвера: «Взялся — спасай». Потом, кому надо, разберутся… Поэтому не стал он сейчас связываться со все еще палящим от грузовика шофером, а, осторожно пробираясь между гор мусора, направился в ту сторону, где светилось зарево города.

Долог и труден был его путь до посольства. В городе, вне всякого сомнения, действовал комендантский час. А потому улицы были пустынны и под полупритушенными огнями реклам далеко разносились шаги патрулей. Изредка проносились джипы, полные национальных гвардейцев. Дональд часа три шнырял по центру, скользя от подъезда к подъезду и от подворотни к подворотне, пока не сообразил, в какой именно стране он находится, и тогда уже, подключив резервы памяти, вывел из них план города с красной точкой местом расположения посольства. Находилось оно в старом красивом особняке на тихой улочке, что исключало возможность шумных многолюдных манифестаций протеста под окнами — им просто не хватило бы места. А жиденький ручеек протестующих, сумевших протиснуться сюда, полиция разогнала бы в два счета. И хотя обстановка в стране сейчас к демонстрациям не располагала, два здоровенных морских пехотинца, вооруженные короткими карабинами, исправно несли круглосуточную службу у мощных чугунных ворот.