Вор (ЛП)

По пути домой Эстелла пытается разузнать, как выглядит её комната, какого цвета одеяло, которое я положил на кровать, есть ли у меня игрушки, может ли она заказать суши на ужин.

— Суши? — переспрашиваю я. — Как насчет спагетти или наггетсов?

Она делает такое лицо, которому научить ее могла только Лия, и говорит:

— Я не ем детскую еду.

Моя мать поднимает брови.

— Тест на материнство никогда не понадобится, — тихо замечает она. И мне с трудом удается не рассмеяться.

Оставив вещи в моей квартире, мы идем в суши-ресторан, где моя трехлетняя дочурка сама съедает острый ролл с тунцом, а затем еще два ролла забирает у меня. Я в изумлении смотрю, как она смешивает соевый соус с вассаби и ловко управляется с палочками. Официант принес ей совмещенную пару, завернутую в бумагу и скрепленную резинкой, чтобы было проще держать их вместе, но она вежливо отказалась и начала ловко работать обычными палочками. Она пьет горячий чай из фарфоровой чашки, и все в ресторане останавливаются, чтобы прокомментировать её волосы и поведение настоящей леди. Лия проделала огромную работу, обучив её хорошим манерам. Она благодарит каждого, кто делает ей комплимент, с такой неподдельной искренностью, что даже доводит одну пожилую леди до слез. Она засыпает у меня на плече, когда мы на такси едем домой. Я хотел покатать её на метро, но моя мать заявила, что не хочет иметь дела с грязными вагонами подземки, поэтому мы вызвали такси.

— Я хочу покататься на поизде, папочка, — её личико прижато к моей шее, голос сонный.

— Завтра, — обещаю я ей. — Мы отправим Куклу к старым друзьям и будем делать много всяких мерзостей.

— Лано, — вздыхает она, — но мамочка не любит, когда я... — а затем её голос обрывается, и она засыпает. Мое сердце стучит и ноет, стучит и ноет.

Следующую неделю я провожу наедине с моей дочерью. Мать навещает друзей и родственников, давая нам время, чтобы побыть вместе, сблизиться и делать, что захотим. Я водил её в зоопарк, парк, музей, и по её просьбе мы едим суши каждый день. Однажды вечером я уговорил её на спагетти, и её очень разозлило, когда макаронина упала ей на одежду. Она разрыдалась, лицо стало таким же красным, как и волосы, так что пришлось нести её в ванную и там кормить ужином. Не знаю, радоваться этому или нет. Когда я вытащил её из ванны, она потерла глазки, зевнула и уснула, как только надел на неё пижаму. Уверен, она наполовину ангел. И, разумеется, это досталось ей не от Лии.

Каждый вечер мы заезжаем к моему отцу. Он живет в Кембридже, в удивительном доме с конюшней на заднем дворе. Он водит Эстеллу от загона к загону, представляя ей каждую лошадь. Она повторяет их имена: Шугаркап, Нерфелия, Адонис, Стоки. Я смотрю, как он очаровывает мою дочь, и чувствую благодарность за то, что она живет на другом континенте. Вот что он делает. Опускается до твоего уровня, на каком бы ты ни был, и одаривает тебя своим вниманием. Если тебе нравится путешествовать, он спросит, где ты был, будет внимательно слушать и смеяться над твоими шутками. Если ты интересуешься моделями автомобилей, он поинтересуется, как их собирать, и попросит его научить. Он заставит почувствовать, что ты единственный человек, достойный разговора с ним, а потом целый год не будет с тобой общаться. Огромное разочарование. Он никогда не соберет с тобой модель машины, отменит планы на обед, день рождения и каникулы. Выберет работу или кого-то другого, но не тебя. И будет снова и снова разбивать твое очарованное, полное надежды сердце. Но я позволю моей дочери насладиться сегодняшним днем, а завтра всеми силами постараюсь её защитить. Сломленные люди и любят не совсем нормально. Но все мы немного сломлены. Ты просто забываешь об этом, зашиваешь раны, оставленные любовью, и движешься дальше.

Из конюшни мы идем на кухню, где он устраивает шоу, делая гигантское мороженое и выдавливая взбитые сливки Эстелле в рот прямо из упаковки. Она заявляет, что ей не терпится скорее рассказать маме о новом лакомстве, и я больше чем уверен, что всю следующую неделю буду отбиваться от грозных писем бывшей жены. Она любит его. Как и я когда-то. Так больно видеть, каким бы он мог стать отцом, если бы постарался. В последние два дня её пребывания я чувствую тошноту. Не хочу её отпускать. Хочу видеть её каждый день. В следующем году у неё начинается подготовка к садику. Затем детский сад и первый класс. Как же тогда нам выкроить неделю для поездки в Англию? «Все получится», — убеждаю я себя. Даже если придется подкупить Лию для переезда в Лондон.

Когда мы прощаемся в аэропорту, Эстелла плачет. Она прижимает ламу к груди, её слезы падают на мех, она умоляет меня оставить её в «Вондоне». Я стискиваю зубы и ненавижу каждое решение, принятое мной. Боже. Что, я так её и отпущу? Лия — мерзкая, порочная стерва. Она оставила её в приемном покое, чтобы напиться, когда дочке была всего неделя. Разлучила её с отцом, лишь бы причинить мне боль. Её любовь условна, так же как и доброта, и я не хочу, чтобы её злость затронула мою дочь.

— Мам, — говорю я. Смотрю в глаза матери, и она понимает. Берет мою руку и сжимает.

— Дважды в неделю я встречаю её из школы и забираю на выходные. Уверена, что она будет в порядке, пока ты не вернешься.

Я киваю, неспособный сказать что-то ещё. Эстелла рыдает, уткнувшись мне в шею, и боль, которую я чувствую, слишком сложно описать словами.

— Мне пора собираться и ехать домой, — говорю я матери поверх плеча дочки. — Я так не могу. Это слишком тяжело.

Она смеется.

— Тебе идет быть папочкой. Но придется поработать здесь до окончания контракта. А пока я буду привозить её к тебе.

Моя мать забирает её и проносит сквозь рамку. Мне хочется перепрыгнуть через ограждения и вернуть её.

По пути домой на метро чувствую себя очень подавленным и большую часть пути еду, опустив голову на руки. Я напиваюсь и пишу письмо Оливии, которое никогда не отправлю. Потом вырубаюсь, и мне снится, что Лия отвозит Эстеллу в Азию и говорит, что никогда не вернется.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Настоящее

Когда суд установил даты встречи с дочерью, я понял, что проведу с ней Рождество. Это будет наше первое совместное Рождество. Разгневанная Лия позвонила мне, когда узнала об этом от своего посредника.

— Рождество важно для меня, — заявила она. — Это неправильно. Ребенок не должен встречать Рождество без матери.

— Так же, как и без отца, — ответил я. — Но ты встречала его с ней два года.

— Это твоя вина, что ты уехал. Я не должна расплачиваться за твои глупые ошибки.

У неё было право возмущаться. Я сказал, что мне пора, и повесил трубку.

Рождество не важно для Лии. Она не ценит семью или традиции. Ей нравится возможность нарядить дочь в красивое платье и пойти на рождественские вечеринки. Все нормальные матери так делают. Это сезон показа своих детей и распития обезжиренного, алкогольного эгг-нога (Прим.: Эгг-ног — сладкий напиток на основе сырых куриных яиц и молока. Популярен в США, странах Южной и Центральной Америки, Европе. Является традиционным рождественским напитком).

Узнав, что она проведет Рождество со мной, я иду покупать подарки. Компанию мне составит Сара. Мы выпивали пару раз, и я рассказал ей все про Оливию, Лию и Эстеллу, поэтому, когда поступило предложение пойти со мной, она с радостью согласилась.

— Значит, никаких кукол, — замечает она, держа в руках Барби. Я качаю головой.

— Её мать покупает ей кукол. Их и так слишком много.

— Как насчет принадлежностей для рисования? Воспитывайте в ней художницу.

Я киваю.

— Идеально, её мать ненавидит, когда она грязная.

Мы направляемся к полке с товарами для творчества. Она кладет в тележку пластилин, краски, мольберт и цветные карандаши.