Страница 90 из 99
Он встретился взглядом с гидом, тот улыбнулся и кивнул, будто старому знакомому.
— Привет, — произнес немец, и сколь коротким ни было слово, Владимир уловил дрожь в его голосе.
— Здравствуйте, — ответил Владимир и поднял руку в вежливом приветствии.
Он попытался напустить на себя сумрачность, но сообразил, что с ходу у него вряд ли получится, мешала неразбериха последних нескольких дней. Потому он продолжал приниженно улыбаться.
— Здравствуйте, — повторил гид за Владимиром и прошествовал мимо.
Его пожилые подопечные последовали за ним. Решив, что гиду удалось сломать лед, они оборачивались на Владимира и даже мимолетно, но сочувственно улыбались. И только женщина средних лет, та, что осмелилась щелкнуть Владимира, «живого еврея из Биркенау», прибавила шагу, глядя строго вперед.
«Спасибо, приходите еще», — едва не бросил ей вдогонку Владимир, но лишь вздохнул, глянул еще раз на гриву удалявшегося совестливого гида — превосходившего его по всем статьям, несмотря на гнилые ветви немецкого семейного древа, — и вновь подумал о том, что в который раз потерял свое место в мире, и о грозившей ему неминуемой гибели.
И куда теперь, Владимир Борисович?
В рассеянности побрел он к яме с человеческим прахом, где его ждали друзья — Коэн, ужасаясь как пеплу, так и туристам, и Морган — исключительно пеплу. Может, она уговорит Томаша и Альфу взорвать заодно и развалины Биркенау? Еще пара килограммов си-4, и тогда они точно разберутся с историей.
И тут зазвонил его мобильник.
— Ну-ну, — сказал Сурок.
— Не убивай меня, пожалуйста, — брякнул Владимир.
— Убить тебя? — засмеялся Сурок — Мою умную курочку, несущую золотые яйца? Да что ты, парень. Мы с самого начала знали, что ты за фрукт. Всякий, кто способен обмануть пол-Америки, может легко надуть моего отца.
— Я не хотел, — заныл Владимир. — Я люблю твоего отца. Я люблю…
— Ладно, заткнись уже, — попросил Сурок — Все прощено, только не плачь. Ты мне нужен в Праве. У нас тут нарисовалось новое любопытное дельце.
— Дельце, — пробормотал Владимир. Что было на уме у этого хитрющего Сурка? — Любопытное новое…
— Любопытное, потому что это не совсем дельце, а легальное предприятие, — объяснил Сурок. — Пивоваренный завод в Южной Столовии, с которым можно спокойно выйти хоть на западноевропейский, хоть на американский рынок.
— Легальное предприятие, — повторил Владимир, с трудом соображая. — Костя посоветовал?
— Нет, нет, сам придумал, — ответил Сурок.
— И никому об этом не говори, даже Косте. Особенно про то, что тут все по-честному. Не хочу, чтоб надо мной потешались.
И он пригласил Владимира осмотреть вместе с ним пивоваренный завод на следующей неделе.
— Без твоего профессионального мнения никакую сделку нельзя заключить, — добавил Сурок — Легальную или нет.
— Я никогда тебя больше не предам, — прошептал Владимир.
И вновь раздался смех Сурка, не привычное молодецкое ржание, но мягкий смешок После чего Сурок повесил трубку.
Часть VIII
Конец Гиршкина
1. Деревенские
По пути на юг, к пивоваренному заводу, кортеж двигался по весьма скромному образчику столованского ландшафта. Лишь одна гора — компактный трапецоид, ничем не отличавшийся от своих соседей, — привлекла внимание Владимира, потому что Ян гордым, наставительным тоном объявил: на этой горе зародилась столованская нация. На Владимира это произвело впечатление. Как утешительно, наверное, знать, с какой именно горы скатились, вопя, твои предки! Если бы у русских была такая гора, дал волю воображению Владимир, она, наверное, высилась бы могучим Эверестом где-нибудь на Урале, на ней быстренько соорудили бы военную наблюдательную базу, чьи спутниковые антенны опоясывают небеса, оповещая весь мир о законных правах сынов и дочерей Киевской Руси на тайгу с медведями, Байкал с осетрами и местечки с евреями.
Вторым и последним любопытным объектом на дороге к заводу стала недостроенная атомная электростанция, черневшая на подступах к заводскому городку: голые длинные спирали охладительных башен раскинулись дырявой решеткой над необозримым полем с перемерзшей морковкой, — казалось, ядерная катастрофа уже произошла.
Городок при пивзаводе был незатейлив. Колокольни готических церквей, особняки именитых купцов да и саму городскую площадь давно истребили ради клаустрофобной застройки — каре серых, неотличимых друг от друга зданий, несмотря на то что в одном из них находилась гостиница, в другом — муниципалитет, а в третьем — больница. Кортеж проехал прямо к гостинице. В тусклом холле в духе семидесятых — продавленные кресла, спертый воздух, голые ноги обслуги и — в честь ведущего предприятия — бочка местного пива, торчавшая посреди потертого ковра, будто каменная голова с острова Пасхи. Однако наверху, в административном крыле (где располагались номера с бронзовыми дверными ручками), Владимир ощутил прилив солидарности с аппаратчиками: сколько, должно быть, директоров электролампового завода № 27 и прочих беззаботных коммунистических чиновников останавливалось в этих порыжевших интерьерах, избавленных от излишеств. Ах, если бы Франтишек был здесь!
Впрочем, среди спутников Владимира бывших советских людей хватало. Его сопровождали Сурок, Гусев и два мужика, неизменно отключавшихся на бизнесменских обедах еще до подачи горячего; по слухам, эти двое были лучшими друзьями Сурка аж с одесских времен. Один из них, маленький и плешивый, постоянно приставал к Владимиру с шуточками насчет эффективности миноксидила. Звали его Шурик. У другого была кличка Бревно, и, глядя на его помятую бойцовскую физиономию (девять десятых — угрюмая гримаса, одна десятая — лоб), нетрудно было представить, как его безжизненное тело плывет вниз по течению брюхом вверх, а из крошечного, не больше дырки для гвоздя, отверстия в затылке струится кровь.
Возможно, компания могла быть и получше, если б знать, где такую найти, но Владимир, вновь обретший покой и чувство безопасности, радовался, как хозяйка, впервые устраивавшая вечеринку с ночевкой. А как иначе, когда даже Гусев, когда-то чуть не убивший его, смотрелся в последнее время укрощенным львом. По пути к пивзаводу, к примеру, он купил Владимиру булочек в придорожном ресторане. Затем с неподражаемой любезностью, достойной Габсбургского двора, уступил место в очереди к писсуару.
Словом, Земля опять завертелась в благоприятную сторону, оттого Владимир и бегал по коридорам как заведенный, крича на чистейшем русском:
— Сюда, господа… Из этого автомата льется не только кола, но и ром!
В его номере стояли две двуспальные кровати, и Владимир в глубине души надеялся, что Сурок поселится с ним: тогда они смогут засидеться допоздна, дымя гибельными сигаретами «Марс-20», прикладываясь к одной и той же бутылке и болтая между делом о расширении НАТО и утраченных возлюбленных. И правда, вскоре Сурок с товарищеской непосредственностью сунул голову в приоткрытую дверь:
— Эй, жиденок, умывайся и идем в бар на площади. Расслабимся так, чтоб нас здесь надолго запомнили, ага?
— Иду! — крикнул Владимир.
Бар был каких поискать. Местный профсоюз оборудовал это заведение в подвале бывшего Дворца культуры; посещали его в основном рабочие, трудившиеся на атомной электростанции, похоже, со дня основания последней, то есть с той поры, когда Владимир только родился. Уже к семи часам вечера над стойкой повис густой пьяный бред, а затем, словно предел человеческой прочности еще не был достигнут, в зал запустили шлюх.
Проститутки в этой части света объединялись в трудовые бригады со своим особым стилем: каждая ростом 175 сантиметров, будто именно этот размер наилучшим образом подходил местным парням, волосы крашены рыжей краской до состояния облезлой швабры, грудь и живот затянуты в корсеты для кормящих матерей грязно-розового цвета. Вихляя задами, шлюхи лениво прошествовали к танцполу, и тут по традиции, ставшей обязаловкой в восьми экс-советских временных зонах, — свет! диско-бал! «Абба»!