Боярщина

- Анна Павловна, - отвечал тот.

- Это она, - почти вслух сказал Эльчанинов и быстро пошел в ту сторону, где сидела Мановская.

Исправник с усмешкою посмотрел ему вслед.

- Ну, теперь пошел, - сказал он, подмигнув стоявшему возле толстому Уситкову и тоже наблюдавшему эту сцену. - Видно, Мановского еще не видал.

- Да, - отвечал тот, усмехнувшись, - тут насчет этого небезопасно! И не такому жиденькому кости переломают.

Между тем Эльчанинов стоял уже перед Мановской.

- Вы ли это, Анна Павловна? - сказал он, все еще в недоумении, глядя на молодую женщину.

Мановская взглянула на него, и судорожный трепет пробежал по ее лицу. Она хотела что-то отвечать, но голос ей изменил.

- Валерьян Александрыч, как вы здесь? - проговорила, наконец, она.

- Я здешний уроженец! Скажите лучше, как вы попали сюда? - сказал Эльчанинов, садясь около нее.

- Я замужем.

- Замужем? За кем? Мне говорили...

- За Мановским.

- Но вы больны, голос ваш слаб, вы не похожи на себя?

Анна Павловна ничего не отвечала.

- Неужели мои пророчества, - продолжал молодой человек, - которые я предсказывал вам в шутку, неужели они сбылись? Неужели вы?..

- Бога ради, не говорите со мною, - прервала шепотом молодая женщина, на нас смотрят, отойдите от меня.

- Я не отойду от вас, покуда вы мне не скажете, что с вами? Отчего эта перемена? Вспомните, вы называли меня когда-то вашим другом! Вы должны быть со мною откровенны!..

- Только не здесь, бога ради, не здесь, - подхватила Анна Павловна.

- Где же?

- Где хотите: в лесу, в поле, только не при людях!.. Отойдите!

- По крайней мере назначьте время и место.

- Я гуляю в поле, близ Лапинской рощи, - сказала шепотом Анна Павловна, - будьте там в пятницу, в четыре часа!.. Отойдите!

Эльчанинов повиновался ей, и первым его делом было - выйти на балкон. Лицо его горело. Несколько минут простоял он, наклонившись над перилами, и, как бы желая освежиться от внутреннего волнения, вдыхал довольно свежий воздух, потом улыбнулся, встряхнул волосами и весело возвратился в гостиную.

- Вам нечего меня опасаться, - сказал он тихо Мановской, проходя мимо ее. - Здесь всем известно, что я влюблен в madame Маурову.

Молодая женщина взглянула на него и, кажется, поняла этот намек.

Эльчанинов подошел к вдове, которая на этот раз была одна и сидела опять в наугольной, задумчиво перебирая концы своего шарфа.

- Как я рад, - сказал он, усаживаясь около нее, - что, наконец, встретил вас без вашей гувернантки.

- Это что значит? - спросила вдова, внимательно посмотрев на молодого человека.

- Это значит, что я могу с вами, наконец, говорить откровенно.

- Право?.. А я не замечала в вас притворства. Напротив, вы слишком откровенны.

- А мой идеал?

- Что ж ваш идеал?

- Я изобрел его, чтобы скрыть настоящий.

- Или вы тогда хитрили или теперь хитрите, - сказала Клеопатра Николаевна, снова внимательно взглянув на молодого человека.

"Она умнее, нежели я полагал", - подумал про себя Эльчанинов.

- Позвольте мне с вами рядом сесть за столом, - сказал он вслух.

- Извольте.

Он поцеловал ее руку.

- Еще одна просьба!

- А именно?

- Чтобы не было около вас вашей спутницы.

- Это почему?

- Я ее терпеть не могу: она сплетница, и я должен буду невольно притворяться.

- За что же вы ее не любите? Вот что значит наружность! Ах, господа, господа мужчины!

- Прошу вас!

- Извольте! Впрочем, помните, это жертва!

- Merci, - сказал Эльчанинов и снова поцеловал руку Клеопатры Николаевны.

- Вы мне скажете ваш идеал, - сказала вдова, не отнимая руки.

- Скажу, - отвечал молодой человек с притворным смущением и сжал ей руку.

Они разошлись.

Через полчаса сели за стол. Эльчанинов был рядом с Клеопатрой Николаевной. Вдова была, говоря без преувеличения, примадонною всех съездов Боярщины. Она была исключительным предметом внимания и любезности со стороны мужчин, хоть сколь-нибудь претендующих еще на любезность. Причина этому, конечно, заключалась в независимости ее положения, в ее живом, развязном характере, а больше всего в кокетстве, к которому она чувствовала чрезмерную наклонность. В числе ее поклонников был, между прочим, и Задор-Мановский, суровый и мрачный Задор-Мановский, и надобно сказать, что до сего времени Клеопатра Николаевна предпочитала его прочим: она часто ездила с ним верхом, принимала его к себе во всякое время, а главное, терпеть не могла его жены, с которой она, несмотря на дружеское знакомство с мужем, почти не кланялась.

Судьба посадила Задор-Мановского напротив вдовы.

- Кто этот молодой человек? - спросил он у своего соседа, указывая на Эльчанинова.

- Это сосед его превосходительства, недавно приехал, - отвечал тот.

- Где же он живет?

- В Коровине.

- В Коровине?.. Что же, он служил, что ли, где-нибудь?

- Бог его знает, неизвестно.

В это время Эльчанинов что-то с жаром начал говорить вдове. Она краснела несколько. Мановский стал прислушиваться, но - увы! - Эльчанинов говорил по-французски. Задор начал кусать губы.

- Клеопатра Николаевна! - сказал он, не вытерпев. Ответа не было.

- Клеопатра Николаевна! - повторил еще раз Мановский. Вдова взглянула на него.

- Когда же мы с вами поедем на охоту? - спросил он.

- Я не буду больше ездить на охоту, - отвечала торопливо Клеопатра Николаевна. - Ну, продолжайте, бога ради, продолжайте; это очень интересно, - прибавила она, обращаясь к Эльчанинову.

- Почему же вы не хотите ездить? - спросил неотвязчиво Мановский.

- Ах, боже мой, почему? Потому что... не хочу.

- А вы ездите на охоту?.. Странное для дамы удовольствие, - заметил с усмешкой Эльчанинов.

- А почему оно страннее удовольствия - беседовать с вами? - заметил дерзко Мановский.

Эльчанинов посмотрел на своего противника.

- А вам это, видно, очень неприятно? - сказал он опять с усмешкой.

Мановский только взглянул на него своими выпуклыми серыми глазами.

- Неужели? - подхватила с громким смехом вдова. - Это очень лестно. Благодарю вас, m-r Эльчанинов, вы открываете мне глаза.

Эльчанинов многозначительно улыбнулся.

Мановский был совершенно уничтожен: его не только не предпочли, но еще и осмеяли.

Есть люди, в душе которых вы никакой любовью, никаким участием, никакой преданностью с вашей стороны не возбудите чувства дружбы, но с которыми довольно сказать два - три слова наперекор, для того, чтобы сделать их себе смертельными врагами. Таков был и Задор. Ревнивый по натуре, он тут же заподозрил вдову в двусмысленных отношениях с молодым человеком и дал себе слово - всеми силами мешать их любви. Таким образом, судьба как бы нарочно направила проницательный взор этого человека совершенно не в ту сторону, куда бы следовало.

- Кто это такой? - спросил Эльчанинов Клеопатру Николаевну, - он, кажется, неравнодушен к вам.

- Не знаю, - отвечала она кокетливо и прибавила: - Это Задор-Мановский.

- Задор-Мановский, - повторил Эльчанинов.

Последнее известие его весьма обеспокоило.

В это время в залу вошел низенький, невзрачный человек, но с огромной, как обыкновенно бывает у карликов, головой. В одежде его видна была страшная борьба опрятности со временем, щегольства с бедностью. На плоском и широком лице его сияло удовольствие. Он быстро проходил залу, едва успевая поклониться некоторым из гостей. Хозяин смотрел, прищурившись, чтобы узнать, кто это был новоприезжий.

- Честь имею, ваше превосходительство, - начал бойко гость, поздравить с драгоценнейшей именинницей и позвольте узнать, как их здоровье?

- Благодарю, Иван Александрыч, благодарю! Пишет, что здорова, - отвечал с обязательной улыбкой Алексей Михайлыч, - прошу покорно садиться!.. Малый! Поставь прибор.

- Извините, ваше превосходительство, - продолжал Иван Александрыч, что не имел времени поутру засвидетельствовать моего поздравления: дядюшка изволили прибыть.