Тревога

Схема - почти, как два года назад. Девятнадцатый троллейбус. Прощальный чмок. Парень машет рукой, и дамочка уезжает. Одна.

Я на троллейбус не захожу. Бегу обратно. За мотоциклом. До рынка я хвостатого уже догнал.

Она сидит сбоку у окна. Я качусь всё время то за, то рядом с троллейбусом, прямо у неё на глазах. На остановках демонстративно останавливаюсь. Этого нельзя не заметить!

Я без каски: пусть видит лицо и вспоминает!

Проезжаю кольцо и паркуюсь за углом булочной. Полдевятого. Сумерки. Хорошо, что ещё не темно. Теперь я выгляжу совсем иначе: короткая, мужественная стрижка, солидная одежда, вырос сантиметров на пять, намного плечистее, но, думаю, она узнает без проблем.

Она приближается. Туфли по асфальту стучат всё ближе. Я стою за углом. Как только она попадает в мой кругозор, я трогаюсь. Явно - вслед.

На улице ещё двое женщин, но те сворачивают по Зерновой. И она могла бы идти той же дорогой, ан нет: прёт прямо к тропинке, которая дальше ведет через огородики. Шаг спокойный, уверенный. Вот баба!

Во мне пылает ярость. Она не оглянулась и не стала настороженной.

Нет! На этот раз ты побежишь от меня! Ты провалишься больше, чем я в тот раз!

План ясен. Там глубже, в гуще огородов, пущусь рысью. Медленно, тяжело: так, чтоб шаги не спеша приближались. До улицы останется метров пятьдесят. В самый раз, чтоб глупая женщина могла понадеяться успеть туда до меня. Бывало ещё, что выскакивали из туфель: ей тоже советую.

Она бросится бежать, а то и кричать. На улице я молча догоню её, пробегу мимо и, не оглядываясь, побегу дальше, как будто куда-то спеша. И мимобегом спросону что-то приветливо прикольное. Ха, ха!

Вот. Пора.

Я пошёл трусцой. Тропинка такая узкая, что я бы даже не мог протиснуться мимо её, не оттолкнув.

Сука! Не ускоряется ни на йоту. Щас догоню её. Если я здесь просто пробегу мимо, то сам опростоволошусь. Снова!

Всё! У меня уже нет выхода. Я требую от тебя испуга!

Подбегаю и хватаю за плечо. Она даже не вздрагивает.

Ха! Тут уж дамочка переборщила. Человек, не обративший на меня ни малейшего внимания, струхнул бы. Это - автоматом. А она всеми силами настроилась не реагировать на меня. Значит - боится!

- Девочка! Я очень извиняюсь, если помешал. Нельзя ли попросить сигаретку?

Стараюсь придать голосу не наигранно насмешливое звучание.

Она расплывается в улыбке. Чуть ли не в естественной.

- Ах, это ты? Даже не узнать! Как же ты вырос!

За этот момент она не успела бы меня узнать! Сама проболталась, что заметила куда раньше! Зато как до мерзости приветливо звучит её голос! Насмешки и вызова не чувствуется вообще. Так же, как в тот раз. И сам текст: ВЫРОС! С подтекстом: мальчишечка растёт.

Теперь мы одного роста, но женщина всегда выглядит выше, а на платформах - и есть.

Она уже расстегнула сумку и вытащила сигареты. "Космос".

- Пожалуйста! Бери, не бойся!

НЕ БОЙСЯ!

Её лицо всё-таки излучает вызов. Как она позволяет себе быть столь самоуверенной на этой безлюдной тропинке, где я могу сделать с ней всё, что заблагорассудится?!

Мне приходит на ум инсценировать самое банальное, что только можно сотворить с женщиной в этой дыре.

Как она поступит, если я вдруг нападу и насильно поцелую? Я, право, не знаю, умею ли целоваться. Но я ДОЛЖЕН!

Беру сигарету и сую в карман куртки. Потом хватаю её и припадаю к губам. Она не движется. Не сопротивляется. Губы держит плотно сомкнутыми. Не могу навскидку придумать, что дальше. Поцелуй явно неудавшийся, и я уже жалею, что затеял эту детскую игру.

Отпускаю и не понимаю, что делать дальше. Но её лицо уже не иронично вызывающе. Глаза горят. Пощёчина хлопает, как удар в индийском фильме. Так не бьют мальчика!

Во мне бушует похоть, как при просмотре порнофоток с насилием. Притом мне ведь брошен вызов!

Безмолвно вскидываю строптивицу на плечо и бегу по боковой тропинке вглубь огородиков, где не может нагрянуть ни души. Еще не знаю, что буду делать. Спешу. Внутри всё дрожит. Пылаю неодолимым желанием хотя бы разорвать её блузку и увидеть грудь: в магазине лифчик сквозь сеточку казался столь блазнящим.

Я никогда не видел в упор живую женскую грудь, не говоря уж об ощупывании. Даже не представляю, какова её консистенция.

И вот, наконец-то ты закричала! Пронзительно и отчаянно звучит её голос у меня за спиной. Она кулаками барабанит мои рёбра. Как это смешно и по-бабьему! Наконец-то потеряла своё самообладание, наконец-то показала, что боялась всё время, наконец-то признала, что я никакой не сопляк. Всё, пора уняться!

Скидываю её в мокрую кучу прошлогодних листьев возле забора огородика. Плащ трещит о колючую проволоку. Летом здесь будут такие джунгли, что даже из соседнего садика ничего не увидеть. Сейчас зато уже глубокие сумерки.

Она ещё визжит. Я стукаю по зубам. Легче, чем Потапыча.

- Заткнись! Убью!

Что я делаю?! Я еще никогда не ударял женщину! Но эта мысль проскальзывает сквозь сознание бесследно. Я уже не могу остановиться.

В её глазах слёзы. По губе потекла кровь. Лицо излучает страх и отчаянье. Она замолкла. Весь облик сник. Нет больше гордой, неприкасаемой дамы. Я - пират, ты - моя пленница!

Руки дрожат от возбуждения. Разлетаются пуговицы плаща. За ним распахивается пиджак. Блузка рвётся вдребезги. За ней - бюстгальтер. Грудь большая и круглая. С тёмными сосками.

Дабы не возобновила крик, припадаю к её рту. Рукой хватаю грудь. Та горячая и оказывается мягче, чем я ожидал.

Что-то делаю языком и губами. Правильно ли делаю, уже не размышляю. Она не сопротивляется. Кровь солёная. Моя рука проскальзывает за пояс, потом за трусы. Там волосня. Больше ничего не понимаю. Не могу найти то, что ищу. Всё иначе, чем я предполагал.

Отнимаюсь от её губ и обеими руками хватаю брюки. Рву. Те не поддаются.

- Мальчик!

Её лицо измучено, голос тихо дрожит, но в уголках рта зарождается лукавая ухмылка.

- Я тебе помогу. Да не рви ты одежду!

Она берёт мои руки. Я в полном замешательстве.

- Это не так просто, как в фильмах кажется. Ты не умеешь!

Не нахожу слов в ответ.

- Я тебе покажу, как это делается! Всё будет хорошо!

Пользуясь моей растерянностью, она приподнимается и левой рукой собирает лацканы пиджака.

- Покажи, что у тебя там! - её рука протягивается к моему уязвимейшему месту, и я невольно шарахаюсь. - У тебя есть, чем?

Прямо пропорционально моему смятению, её голос становится смелее и более вызывающим. Мой пыл гаснет. Вдруг я чувствую, что у меня и впрямь НЕЧЕМ.

Кажется, с того раза, когда меня поколотил тот четвероклассник, я не ощущал такого желания НЕ БЫТЬ. Чувствую себя ужасно жалким. Девушка сидит в разорванной одежде, испачкана грязью, с перебитой губой, но гордо распрямившись, и издевается надо мною. Единственное, что я еще могу с ней сделать, - избить, но такая шуточка являлась бы последней каплей в чашу моего самоунижения. Испытываю презрение к себе за уже сотворённое насилие.

Собираюсь духом. Нельзя проиграть всухую!

Встаю и с безразличием в лице лениво стряхиваю штаны.

- Приношу извинения за материальный и моральный ущерб, причинённый вам мною. Вот, небольшое вознаграждение.

Хватаю в карман и кидаю ей на колени горсть бумажек. Всё, сколько есть. Сотни три. Вернее всего, больше, чем её бородатый недоносок получает за два месяца.

- Всего светлого!

Оборачиваюсь на каблуке и удаляюсь, прежде чем она успела очнуться и бросить деньги мне вслед. Шагов через десять я уже исчезаю в густых зарослях.

Перед глазами мелькает её лицо в момент испуга, грудь... Пальцы выпытывают её тепло и бархатную гладь... Помню сладкое ощущение, когда притронулся к ней... Опять нахлынула похоть. Охватывает безумное желание броситься назад и по-зверски поиметь её.

Нет! Не хочу! Притом... Я ведь точно не умею...

Сцена вдруг меняется. Я раскидываю целую толпу негодяев, привязавшихся к ней. Они разорвали её одежду. Я подоспел в последний момент.