Страница 3 из 48
— Да, — сказал Алан, — я…
— Хотя имейте в виду, — продолжал Зеллаби, — даже само существование подобной проблемы всерьез не воспринимается. Истинное дитя нынешнего века мало интересуется серьезным изучением этих новшеств, оно просто хватает их, как только они появляются. И только когда мы сталкиваемся с чем-то действительно крупным, то начинаем осознавать проблемы, которое оно создает для общества, а потом, вместо того чтобы искать компромисс, начинаем требовать простого, но невозможного выхода — закрыть открытие, запретить, — как это было с атомной бомбой.
— Согласен. Я только…
Мистеру Зеллаби ответ Алана показался недостаточно пылким.
— Пока вы молоды, — понимающе сказал он, — беззаботны, не думаете о будущем, до тех пор в жизни есть нечто романтическое. Но, согласитесь, в нашем сложном мире это не лучший образ мыслей. К счастью, мы на Западе все еще сохраняем скелет традиционной этики, но уже появляются признаки того, что старым костям становится все труднее нести бремя новых знаний, вам не кажется?
Алан собрался с духом и, вспомнив, как всегда путался в паутине рассуждений Зеллаби, решил действовать в лоб.
— В данный момент, сэр, я хотел поговорить с вами на несколько иную тему, — сказал он.
Обычно, когда Зеллаби замечал, что его мысли вслух прерывают, он пытался вернуть их в прежнее русло. Теперь же он оставил дальнейшие рассуждения об этическом скелете и спросил:
— Ну конечно, друг мой. Конечно. Что такое?
— Это… ну, в общем, это насчет Феррелин, сэр.
— Феррелин? Ах да. Боюсь, она уехала в Лондон на пару дней, навестить мать. Завтра она вернется.
— Э… она уже вернулась, мистер Зеллаби.
— В самом деле? — воскликнул Зеллаби. Он задумался. — Да, вы правы. Она обедала с нами. Ведь и вы тоже! — добавил он с торжествующим видом.
— Да, — сказал Алан и, решив не упускать возможности, начал выкладывать припасенные новости, с сожалением сознавая, что ни одной из заранее заготовленных фраз у него в голове не осталось. Зеллаби терпеливо слушал, пока Алан наконец не сказал в заключение:
— Так что надеюсь, сэр, вы не будете возражать, если мы официально объявим о нашей помолвке.
Глаза Зеллаби слегка округлились.
— Мой дорогой друг, вы меня переоцениваете. Феррелин — девушка здравомыслящая, и я не сомневаюсь, что в настоящий момент она и ее мать знают о вас все, и вместе они пришли к хорошо обдуманному решению.
— Но я никогда не встречался с миссис Холдер, — возразил Алан.
— А если бы встретились, дела бы пошли быстрее. Джейн — прекрасный организатор, — сказал Зеллаби, с благожелательным видом рассматривая одну из картин над камином. Затем он встал.
— Ну что ж, вы прекрасно справились со своей ролью; пожалуй, я тоже должен поступать так, как считает Феррелин. Вас не затруднит пригласить всех к столу, пока я достаю бутылку?
Через несколько минут, сидя за столом в обществе жены, дочери и будущего зятя, Зеллаби поднял бокал.
— Я предлагаю выпить, — объявил он, — за соединение любящих сердец. Институт брака, в том виде, в котором его провозглашают церковь и государство, демонстрирует унылый, механистический подход к взаимоотношениям партнеров — почти как во времена Ноя. Однако дух человеческий крепок, и очень часто среди скучной прозы жизни остается место для любви. Так давайте же будем надеяться…
— Папа, — перебила его Феррелин, — уже одиннадцатый час, а Алану нужно вовремя вернуться в часть, иначе его могут не то уволить со службы, не то еще что-то. Все, что ты должен сказать: «Желаю вам счастья и долгой жизни»…
— О, — сказал Зеллаби. — Ты уверена, что этого достаточно? Уж очень коротко. Но если ты так считаешь, то пожалуйста. От всего сердца желаю вам счастья и долгой жизни.
Алан поставил на стол пустой бокал.
— К сожалению, Феррелин права, сэр. Мне пора, — сказал он.
Зеллаби сочувственно кивнул.
— Вам, наверное, сейчас нелегко. Долго вам еще служить?
Алан ответил, что надеется демобилизоваться месяца через три. Зеллаби снова кивнул.
— Полагаю, армейский опыт вам пригодится. Иногда я жалею, что сам не служил. В первую войну был слишком молод, во время второй перебирал бумажки в министерстве информации. Честно говоря, я предпочел бы более активный род войск. Ну что ж, спокойной ночи, друг мой… — Он вдруг замолчал, захваченный внезапной мыслью. — Дорогой мой, мы все зовем вас Алан, но я, боюсь, не знаю вашего полного имени. Наверное, стоит исправить эту оплошность.
Алан представился по всей форме, и они снова пожали друг другу руки.
Проходя вместе с Феррелин через холл, он взглянул на часы.
— О, мне уже пора. Увидимся завтра в шесть. Спокойной ночи, дорогая.
После короткого, но горячего поцелуя Алан сбежал по ступенькам к маленькому красному автомобилю, припаркованному в аллее. Взревел двигатель, Алан махнул на прощание рукой и умчался, выстрелив гравием из-под задних колес.
Феррелин стояла в дверях, пока габаритные огни не скрылись вдали и рокот мотора не растворился в вечерней тишине. Она закрыла дверь и, возвращаясь в кабинет, отметила, что часы в холле показывают четверть одиннадцатого.
С отъездом Алана покой вновь опустился на поселок, который завершал свой очередной, без каких-либо событий, день в ожидании столь же спокойного дня завтрашнего.
Окна многих коттеджей еще отбрасывали желтые отсветы в вечернюю тьму, отражаясь в лужах после недавнего ливня. Время от времени раздавались голоса и смех, впрочем, явно не местного происхождения — источником их были теле- и радиостанции, находившиеся за многие мили от Мидвича, и на этом фоне большинство жителей поселка готовилось ко сну. Многие из самых старых и самых маленьких уже спали; женщины наполняли горячей водой грелки от ночного холода.
Из «Косы и Камня» расходились последние завсегдатаи, и к четверти одиннадцатого все они уже сидели по домам, кроме неких Альфреда Уэйта и Гарри Крэнкхарта, которые никак не могли доспорить о том, какие удобрения лучше.
Последним событием дня должен был стать приезд автобуса, который привозил из Трейна самых непоседливых. После этого Мидвич мог наконец погрузиться в сон.
В доме викария, в 22:15, мисс Полли Раштон размышляла о том, что, если бы ей удалось сбежать в постель на полчаса раньше, она смогла бы почитать книгу, лежащую теперь у нее на коленях, и насколько это было бы приятнее, чем слушать пререкания дяди и тети. В одном углу комнаты дядя Хьюберт — преподобный Хьюберт Либоди — пытался слушать по третьей программе радиопередачу о дософокловой концепции эдипова комплекса, а в другом — тетя Дора беседовала по телефону. Мистер Либоди, полагая, что пустые разговоры не должны заглушать высокоученые речи, уже два раза увеличивал громкость, и в резерве у него оставалось еще четверть оборота ручки. В тот момент он и предположить не мог, что то, что он считал обычной пустяковой женской болтовней, вскоре окажется весьма существенным.
Звонок был из Лондона, из Саут-Кенсингтона — миссис Клу искала поддержки у своей давней подруги миссис Либоди. Примерно в 22:16 она наконец добралась до сути дела:
— Скажи мне, Дора, только, пожалуйста, честно: в чем должна быть Кэти — в белом атласе или белой парче?
Миссис Либоди задумалась. Наверное, атлас, но ошибка могла стоить ей многолетней дружбы…
— Конечно, для очень молоденькой невесты… но Кэти не назовешь очень молоденькой невестой, так что, наверное…
— Да, она не очень молоденькая, — согласилась миссис Клу и стала ждать ответа.
Миссис Либоди проклинала назойливость подруги и приемник мужа, из-за которого она не могла сосредоточиться.
— Ну, — сказала она, — и то, и другое, конечно, очаровательно, но для Кэти, я думаю…
Здесь ее голос прервался.
Далеко в Саут-Кенсингтоне миссис Клу нетерпеливо встряхнула трубку и взглянула на часы. Затем она нажала на рычаг и набрала ноль.
— Я хочу подать жалобу, — сказала она. — У меня только что прервали очень важный разговор.