Страница 20 из 26
В 1855 году, по возвращению из Севастополя, Пирогов оставил Медико-хирургическую академию. Теперь он был назначен попечителем Одесского, а позже – Киевского учебных округов. Этому не в малой степени помогла публикация известной педагогической статьи Пирогова «Вопросы жизни», вызвавшей широкий интерес у общественности.
Педагогическая деятельность увлекла Пирогова.
«Я принадлежу к тем счастливым людям, которые помнят свою молодость, – писал он. – Еще счастливее я тем, что она не прошла для меня понапрасну. От этого я, стараясь, не утратил способность понимать и чужую молодость, любить и, главное, уважать ее».
Известно, что, будучи попечителем Одесского, а затем Киевского учебных округов Пирогов внес заметное оживление в деятельность школ того времени: всячески помогал развитию сети воскресных школ, активно выступил против ограничения прав на образование по сословным и национальным признакам, громко заговорил о реформировании обучения. В то же время не все педагогические воззрения Пирогова оказались прогрессивными. Например, он выступал за физические наказания учащихся, в частности, за сохранение порки в школах. В 1861 году под давлением генерал-губернатора Юго-западного края князя И. И. Васильчикова Пирогов был вынужден оставить место попечителя.
В 1863 и 1864 годах вышли в свет два тома знаменитой работы Пирогова «Начала общей военно-полевой хирургии».
В этой работе Пирогов подвел итоги долгой борьбы с послераневыми инфекциями.
Возбудители инфекций назывались в то время миазмами и Пирогов писал: «Если бы она (миазма) была яд, то, конечно, нужно было непременно принять, что госпиталь отравлен не одним, а разными ядами, иначе тут нельзя было бы объяснить, почему в одном случае заражение является в виде пиэмии, в другом в виде дифтерического процесса и септикопиэмии. Миазма, – делал вывод Пирогов, – не пассивный агрегат химически действующих частиц, она есть то органическое, что способно развиваться и возобновляться…»
В 1870 году Пирогов выезжал на театр военных действий начавшейся тогда франко-прусской войны – в качестве представителя Российского общества Красного Креста.
В 1877 году с той же миссией он выезжал в Болгарию, где развернулись жестокие сражения русско-турецкой войны.
Итогом последней поездки явилось издание капитального труда «Военно-врачебное дело и частная помощь на театре войны в Болгарии в 1877–1878 гг».
Вернувшись в Россию, Пирогов поселился в своем имении близ села Вишня (ныне Пирогово под Винницей), где жил с той поры практически безвыездно.
В начале 1880 года Пирогова начали беспокоить некие язвочки, образовавшиеся на его языке. Врачи, осматривавшие своего знаменитого пациента, не поняли истинной природы болезни. В 1881 году, вернувшись из Москвы, где был отпразднован 50-летний юбилей его научной, педагогической и общественной деятельности и где ему было присвоено звание Почетного гражданина города Москвы, Пирогов с горечью записал в дневнике: «Ни Склифосовский, Валь и Грубе, ни Бильрот не узнали у меня ползучую раковую язву слизистой оболочки рта. Иначе первые три не советовали бы операции, а второй не признал бы болезнь за доброкачественную».
23 ноября 1881 года Пирогов умер.
Тело его было забальзамировано и помещено в склепе.
В Большой Советской Энциклопедии сказано, что «…тело Пирогова реставрировано и помещено для обозрения в специально перестроенном склепе». Впрочем, неизвестно, можно ли видеть тело Пирогова сейчас, когда Винница и село Вишня уже давно являются для России заграницей.
Александр Михайлович Бутлеров
Химик, создатель теории химического строения.
Родился 25 августа 1828 года в городе Чистополе Казанской губернии.
Мать умерла, воспитание внука взяли на себя дед и бабушка. Ранние годы Бутлеров провел в глухой деревеньке Подлесная Шантала. Отец, хотя и жил в имении неподалеку, в воспитании сына участия практически не принимал. Хорошо зная лес, Бутлеров рано пристрастился к охоте, с удовольствием ловил бабочек, собирал гербарий. В семейном архиве сохранился удивительный документ, написанный самим Бутлеровым, когда ему только-только исполнилось двенадцать лет. «Моя жизнь» называется короткий рассказ, которому предпослан эпиграф: «Жизнь наша проходит и не возвращается, подобно водам, текущим в море».
«Наша фамилия, как одни говорят и думают, английского происхождения, а по мнению других, мы происходим из немецкой нации: ибо у одного немца, однофамильца нашего, нашелся одинакий с нашим герб, который между прочими вещами представляет кружек (верно, предки наши были пристрастны к пиву, как все англичане и немцы).
Но дело не в родословном списке нашей фамилии, но в описании моей жизни, которую я решился описать вкратце.
Я лишился матери, когда мне было только 11 дней и я не мог чувствовать своей потери; сначала, как обыкновенно бывает, я только и знал бегать и резвиться, в чем мне было раздолье, но при всей ко мне снисходительности я два раза был сечен, один раз подвязкой, в другой не помню чем, так как наверное не помню и число экзекуций, которые, впрочем, я получал только тогда, когда был маленьким; а после я ни разу этого не заслужил от моих наставников.
Пришло время, когда меня посадили за ученье, и я, выучивши азбуку, стал складывать ба, ва, а потом бра, вра, и наконец стал читать по верхам. После надобно было начинать писать: и, едва научился писать по-русски крупно по линейкам, меня заставили учиться по-французски и по-немецки. Я помню, что бывало мне часто говаривали: «если ты будешь учиться, то и мы будем доставлять тебе все удовольствия», и точно это было всегда так, это же говорят мне и ныне.
Прошло, может быть, года полтора после того, и я уже знал несколько фраз на память и изрядно писал, хотя и крупно, на этих языках, как вдруг меня вздумали везти в пансион в Казань учиться. Вот это-то уже было для меня совершенно громовым ударом: ибо я тогда еще не понимал своей пользы, но, несмотря на это, я был отвезен в пансион; там я сначала очень плакал, а потом привык, слезы мои перестали литься, и я стал более думать об ученье и о том, чтоб чрез это доставить утешение папеньке и моим родным, нежели о том, чтобы возвратиться домой в деревню. Здесь живу я и по сие время благополучно, выдержав целые два раза экзамен, эту ужасную и вместе веселую для пансионеров эпоху».
В 1844 году, закончив гимназию, Бутлеров поступил на естественный разряд физико-математического отделения философского факультета Казанского университета. Белокурый широкоплечий студент с удовольствием занимался химией, но все свободное время по-прежнему отдавал природе. Ботаника и энтомология остались его увлечением. Однажды, охотясь в киргизских степях, Бутлеров заболел брюшным тифом. Полуживым его доставили в Симбирск, где его с трудом выходил отец. Но сам отец, заболев, умер. Это событие сильно отразилось на прежде живом характере Бутлерова. Он помрачнел, потерял прежнюю живость. Зато занятия его стали более углубленными. На упорного студента обратили внимание профессора Казанского университета – К. К. Клаус (это он первый выделил химический элемент рутений), и Н. Н. Зинин. С их помощью Бутлеров оборудовал неплохую домашнюю лабораторию, в которой умудрялся получать достаточно сложные химические препараты, такие, например, как кофеин, изатин или аллоксантин. Более того, он получал в своей домашней лаборатории даже бензидин и галловую кислоту.
В 1849 году Бутлеров окончил Казанский университет.
По представлению профессора Клауса он был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию. «Факультет совершенно уверен, – говорилось в соответствующем постановлении, – что Бутлеров своими познаниями сделает честь университету и заслужит известность в ученом мире, если обстоятельства будут благоприятствовать его ученому призванию».
Как это ни странно, университетскую деятельность Бутлеров начал с чтения лекций по физике и физической географии. Впрочем и степень кандидата он получил за работу о бабочках Волги и Урала. Правда, скоро Бутлеров начал читать лекций и по неорганической химии – для студентов естественников и математиков.