Страница 51 из 54
Суверенитет это, конечно, здорово, но не всегда, не в любой ситуации и не любой народ может осуществить свой суверенитет. В XIX веке Абхазия не могла быть суверенной, и не русские в этом виноваты. Оказавшись зажата между двумя огромными империями, маленькая Абхазия не могла оставаться «сама по себе». Бывают ситуации, когда не хочется делать выбор, но раскинув мозгами, понимаешь, что выбор делать всё равно придется.
Вот ты пишешь: «Абхазия всегда была вынуждена искать союза с какой–нибудь империей. Но именно союза, а не подчинения. То же самое было предпринято Келешбеем по отношению к России. Но как трагично это произошло на самом деле». Так почему всё вышло трагично? Ведь начало–то всему этому было положено инициативой абхазского владетельного князя, и ни когда бы он не стал искать союза с Россией, если бы этот союз не был Абхазии до крайности необходим. То есть предложение союза было фактически просьбой о помощи. И тогда получается что? Я согласен, что бы вы мне помогли, но на моих условиях. Но если кто–то обращается с просьбой, так, очевидно, не ему ставить условия. Хотя понимаю, конечно, что человек, сохраняющий достоинство, всё–таки не на любых условиях примет помощь.
Дальше ты совершенно справедливо указываешь на то обстоятельство, в котором и можно обнаружить корень русской вины: «Турция ограничивалась номинальным себе подчинением горских племен, не препятствовала местному самоуправлению. В Абхазии паша исполнял лишь роль консула, а наследственное владение принадлежало роду Чачба».
Я понял. Я согласен. России надо было поступить так же, а нашим на это ума не хватило. Не хватило тонкости. Не хватило понимания местных условий. Дело–то всё было в том, что абхазы совершенно не похожи на грузинов. Ну совсем другой народ. Абхазами нельзя управлять так же, как грузинами. Вот смотри. Царь Картли и Кахети вместе со всем своим народом попросился в русское подданство. Ни о каком «равноправном союзе» с его стороны и речи не шло. Он просился именно в подданство, заявив о готовности положить свою корону к ногам русского императора. И русские войска вошли в Тифлис, как защитники и освободители, и грузинский народ в подавляющем большинстве отнюдь не поставил волю царя под сомнение. И вот на берега Невы принеслась ещё одна радостная весть: абхазский князь тоже просится в Россию. Или просит Россию о покровительстве? Или предлагает России равноправный союз? Наши, не сильно вникая в тонкости, восприняли ситуацию как совершенно аналогичную грузинской. И с простодушной имперской дурью ввели в Абхазию войска, полагая, что и здесь их встретят, как защитников. Но здесь их встретили по–другому.
И не нашлось рядом с русским троном ни одного умного советника, который шепнул бы на ухо императору: «Ваше величество, с абхазами так нельзя, им надо полностью сохранить самоуправление, их вообще не стоит включать в состав империи, лучше заключить с абхазами договор о дружбе и взаимопомощи, для блага нашей империи этого будет вполне достаточно. Знаете, ваше величество, в Древнем Риме некоторым царям императоры даровали титул «Друг Рима», не посягая на короны этих царей. Так даруйте же абхазскому князю титул «Друг России», и во всем мире у вас не будет друга надежнее, а ежели захотите обратить абхазов в своё подданство, то как бы худо не вышло».
Но не нашлось у русского трона советника, который бы хорошо разбирался в тонкостях кавказских хитросплетений, а, может, он и нашёлся, но наш государь мог ответить ему всё с той же прямолинейной имперской дурью: «Это что ещё за причуды? Почему это с одним народом — так, а с другим — по–другому? Мы всем готовы даровать наше покровительство, но на равных условиях, иначе что это будет за справедливость?».
Нам бы у османов тонкости поучиться, да разве ж мы будем учиться у басурман? Из–за этой туповатой простоты пролились реки русской крови, а абхазов постигла этническая катастрофа. И в этом — русская вина.
Русская власть — власть тяжелая. Она не зла по природе своей, но тяжеловата. Мы, русские, хорошо это знаем по себе. А русский царь готов был обходиться со всеми своими подданными не хуже, чем с русскими, то есть, по его мнению — справедливо. И на абхазов русская власть отнюдь не собиралась давить больше, чем на самих русских. Откуда же нашему царю было знать: что для русского легко, то для горца тяжело, что для русского тяжело, то для горца невыносимо. Должен был знать. Раз уж взялся наводить порядок на Кавказе. Россия влезла на Кавказ, ни чего тут вообще не понимая и наломала таких дров, что до сих пор самим тошно. И в этом — вина России. И Россия должна это признать.
Но это далеко не вся правда. Мне вот интересно, Арсланбей и его сторонники вообще ни сколько не виноваты в этой войне и её небывало кровавом характере? Вот два народа схлестнулись в страшной схватке. Кто–то, может быть, думает, что русские виноваты во всем, а абхазы вообще ни в чем? А разве так бывает? Нет ли в национальном характере абхазов некоторых качеств, которые наряду с другими причинами, так же стали причиной этой войны? Не хочу отвечать на этот вопрос. Думаю, что на него должны ответить сами абхазы.
Ты пишешь, Даур, что Сафарбей, подписавший трактат о присоединении Абхазии к России, «вверг страну в небывалую по ожесточению войну». Вот парадокс. Сафарбей, желавший мира с русскими, оказывается, вверг Абхазию в войну, а Арсланбей, фактически начавший эту войну, ни какой ответственности за пролитую кровь не несет? Воистину, Даур, ты правду пишешь: «Черкесская вольность полна романтики, но лишена рационализма».
Ты пишешь: «Россия захлебывалась от восторга и крови одновременно». Очень яркий образ. Такие образы очень сильно действуют на сознание. Я живо представил себе огромное чудовище, пожирающее людей, пьющее их кровь и ни в чем ином не находящее радости. Это чудовище только тогда и приходит в восторг, когда льётся кровь. Но я так и не смог вспомнить, когда это в России встречали похоронки с восторгом. Знаешь, Даур, что самое удивительное в твоих словах? То что они написаны на русском языке. Почему–то не на абхазском. И не на турецком. И не на грузинском. И не на английском. И ведь Данте ты читал тоже на русском, да? И Шекспира. И Бальзака. Потом ты жил и работал в России. И свой роман издал в России. У тебя было много русских друзей, которые любили тебя, и которых ты тоже любил (Мне жаль, что я не успел стать одним из них). Может быть, Россия всё–таки стала для тебя второй Родиной? Или так и осталась чудовищем, которое рычит от восторга, захлебываясь абхазской кровью?
А я ведь понимаю тебя, Даур. Или, скажешь, не дано мне понять? Но ведь стараюсь. Из собственной русской кожи вылезаю, чтобы тебя понять. Национальная катастрофа буквально на генетическом уровне закрепилась в абхазской душе. Эта катастрофа постоянно пульсирует болью, и эта боль не пройдет ни когда. Абхаз, оставаясь абхазом, не может себе позволить перестать чувствовать эту боль. А когда говоришь сквозь боль, не каждое слово оказывается безупречным.
Но кто и когда в последний раз пытался понять душу русского человека? Кому интересно, сколько национальных катастроф на генетическом уровне закрепилось в русской душе, например, в моей? Сколько подлых и кровавых войн, уносивших миллионы жизней, велось против русского народа? Но почему–то русские виноваты перед всеми, всегда и во всём, а перед русскими не виноват ни кто, ни когда и ни в чём. Русские пытаются понять всех. Русских не пытается понять ни кто.
Ты, Даур, пишешь: «На Кавказе был совершен небывалый в истории геноцид народов». Удивительное дело. Русские всегда кого–то спасали от геноцида. И сербов, и болгар. И армян, и грузин. С XVI века русские защищали от геноцида со стороны крымских татар кабардинцев, черкесов, дагестанцев. Русские проливали свою кровь, защищая эти народы. Но вот русские пришли в Абхазию и вдруг неожиданно сами решили устроить геноцид. Вот ни с того, ни с сего сами решили целый народ истребить.
Когда абхазы за ту войну считают русских виноватыми во всем, а себя считают не виноватыми ни в чем, их логика понятна. Огромная империя вторглась на абхазскую землю, абхазы сражались за свою вольность, русские стали истреблять непокорных. Тут вроде крыть нечем. Не абхазы же вторглись в Россию, а русские в Абхазию. Так ведь и было? Так, да не так.