Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 54



То есть Абхазия в международной политике немножко разыгрывает исламскую карту. Удобно ведь поворачиваться к России своим христианским боком, а к Турции — исламским боком. Но игры с исламом ещё ни кого до добра не довели. Помяни кой–кого, так он и явится.

Некоторое время назад российский Национальный антитеррористический комитет сделал очень странное заявление о том, что арестованы представители «Абхазского джамаата, который является структурным подразделением «Имарата Кавказ». Абхазов это возмутило до крайности. Изида Чаниа писала: «Заявление российского НАК, превратившее, как минимум полстраны в пособников ваххабизма, вызвало в абхазском обществе смех. Оказывается, в нашей стране существует экстремистская группировка «абхазский джамаат»… Сейчас буквально из ничего создается миф об абхазском джамаате. В общественном мнении закрепляют аналогию: «Абхазско–исламский радикализм»».

Инал Хашиг писал о том же: «По Абхазии у спецслужб порядка двух десятков фигурантов, которых можно заподозрить в принадлежности к исламским радикалам, а в реальности всё может ограничиться 3–4 людьми. За всё послевоенное время в Абхазии преступлений, которые можно было бы приписать исламским группировкам, не было».

Итак, состоялось первое в новейшей истории упоминание «абхазского джамаата», причем прозвучало оно с российской стороны. До сих пор только грузины занимались выдумками про «абхазских ваххабитов» и «ваххабитскую мечеть» в Гудауте. Зачем это надо грузинам — понятно. Они сознательно и целенаправленно демонизируют образ абхазов в мировом общественном мнении. Им мало дела до того, что в Абхазии нет ни ваххабитов, ни ваххабитской мечети, да и вообще ни какой мечети нет.

Зачем русским эта песня про «абхазский джамаат» — тоже понятно. Они намеренно преувеличивают угрозу, то есть преувеличивают свой успех при предотвращении этой угрозы. Чем страшнее враг, тем громче рапорты о победе над ним. Хотя наши–то могли бы и подумать о том, что поют в унисон с грузинской антироссийской пропагандой. То есть наши, проявив невероятную гибкость, сами себя высекли.

Абхазское возмущение всеми этими фантазиями тем более понятно. Если звучит откровенная клевета на Абхазию, как по–вашему к ней должны относиться абхазы? Но у меня к абхазам есть вопрос. А вы сами не исламизировали Абхазию в мировом общественном мнении? Понятны ваши реверансы в сторону Турции, но вы же должны понимать, что вас слышат не только турецкие абхазы. Вы почаще говорите про зеленые полосы на вашем флаге, да про то, что у вас мусульман — 15 %, почаще повторяйте с высоких трибун: «В Сухуме должна быть мечеть». И тогда будут вам и ваххабиты, и джамаат, и джихад. И будут они уже не в чьих–то фантазиях, а на самом деле. «Помяни кой–кого, так он и явится». Вы же просто сами подсказываете исламским радикалам, что с Абхазией есть смысл поработать.

Итак, сегодня в Абхазии ислама почти нет, его здесь во всяком случае меньше, чем у нас на русском Севере, то есть меньше, чем где бы то ни было. Объективных предпосылок к появлению здесь ислама тоже нет, то есть сам по себе он здесь не появится, если уж за 300 лет не появился. Но есть субъективные предпосылки. Есть, например, такая точка зрения: «Запад пытается через развитие ислама подчинить себе Абхазию». Очень даже может быть. Западные стратеги вообще последнее время стали умнее. Они уже поняли, что, развивая в России или Абхазии либерализм, многого не добьешься. Они начинают опираться на местные традиции. В России они охотно поддерживают националистов, а в Абхазии готовы делать ставку на ислам. Это самый надежный способ отдалить Абхазию от России и приблизить к натовской Турции. Так что любой абхазский политик, делая происламские заявления, должен очень хорошо подумать, на чьей стороне он играет[19].

Вера семи святилищ

Согласно местным представлениям, Абхазия оберегается семью святилищами — аныхами, совокупность которых называется «быжныха». Святилище — не рукотворное сооружение, подобное храмам. Например, Дыдрыпш–ныха — это поляна с тремя дубами, под которыми вкопаны гранитные сидения. Главные святилища — аныхи покровительствуют более мелким — аныхырта. Это «чистые места», где раз в год проводятся поселковые моления о даровании дождя и урожая. Есть ещё ажыры — фамильные места для молений.

Кому же молятся абхазы? Жрец святилища Дыдрыпш Заур Чичба говорит: «У абхазов один Бог. Это Анцэа — Бог — Творец и Создатель всего мира. Этого единого верховного Бога почитают последователи всех мировых религий, но только каждый по–своему. У Бога имеются апаимбары — ангелы, высшие существа, слуги и представители Бога на Земле. Наиболее почитаемым апаимбаром является Дыдрыпш[20]».

Жрецами могут быть только представители абхазских жреческий фамилий, например — Чичба, Шакрыл, Шинкуба. Этот культ предполагает жертвоприношение животных. Чаще всего в жертву приносят молодого бычка, реже — козла, иногда — барана, петуха.

В самые большие праздники абхазского народа люди поднимаются к святилищу Дыдрыпш, молятся, потом устраивают совместное застолье. Здесь каждый год проводят благодарственные моления за заступничество и поддержку в грузино–абхазской войне. Представители государственного руководства Абхазии всегда принимают участие в этих молениях. Иногда абхазские правоохранители обращаются к аныхам за помощью в расследовании отдельных преступлений, а летом 1996 года к святилищу Дыдрыпш пришло всё абхазское руководство во главе с Ардзинба с просьбой «вразумить людей, чтобы они одумались и не совершали преступлений». Дыдрыпшу было обещано приносить жертвы каждый год, если он «остановит преступность».

К жрецам часто приходят за помощью люди, которые просят отмолить их грех. По представлениям абхазов, даже если грех совершили предки, надо покаяться и отмолить его. В святилище Дыдрышп во время очистительного моления жрец всегда просит о прощении всех грехов пришедшей фамилии.

Во время семейного моления на ажире, совершаемого 13 января каждого года, старейшина — молельщик после совершения жертвоприношения обращается к Богу с просьбой отвести беды, болезни и прочие напасти от всех родственников, о том, чтобы род продолжался и благоденствовал. Затем каждый из членов рода по очереди повторяет эту молитву, отведывает по кусочку печени и сердца жертвенного животного и выпивает стакан священного «чистого» вина.



Святилища используют для установления невиновности подозреваемого в преступлении. Подозреваемый должен всего лишь сказать: «Если я виновен, пусть погибну я и моя семья». После этого уже ни один абхаз его не обвинит. И ни один абхаз в святилище не соврет.

Алексей Агрба рассказал мне такой случай. Когда–то давно у его брата в деревне кто–то покалечил скотину, и никто, конечно, в этом не сознался. Тогда брат обратился к землякам с предложением всем вместе поехать в Дыдрыпш — ныха, чтобы там каждый заявил о своей невиновности. Никто не отказался, вот уже односельчане начали садиться в автобус, чтобы ехать в святилище, и к брату подошёл один земляк, сказавший, что не надо никуда ехать. Дескать, меня послал виновный, он обещал, что полностью возместит ущерб.

Узнав эту историю, я, откровенно говоря, позавидовал абхазам. У них есть такие места, где человек не может солгать, настолько обостренно он чувствует в этом месте присутствие Божие. Всю нашу неправду мы всегда творим на виду у Бога, но у нас не хватает сил это постоянно и непрерывно чувствовать. Так пусть хотя бы будут специальные места и особые минуты, когда мы твердо знаем, что Бог смотрит на нас и слышит каждое наше слово. Так постепенно можно полностью изгнать неправду из своей жизни.

Такова в общих чертах абхазская вера. Что же она собой являет? Многие, включая самих абхазов, называют её язычеством, что совершенно недопустимо. Язычество — это политеизм, многобожие, тогда как абхазская вера — чистейший монотеизм. Надо же понимать, что язычество и монотеизм — антонимы, противоположные понятия. И тогда многое из того, что говорят и пишут про абхазскую веру, покажется полной чепухой.

19

Аслан Куцниа пишет: «Позвольте вам возразить, Сергей. Я православный, но мы действительно не делим абхазов по религиозному признаку, и вовсе не для того, чтобы поворачиваться к России христианским боком, а к Турции — исламским. Может быть, в Сухуме, на набережной, вы не встретите мусульман в папахах, с бородами и четками в руках. Тех, кого вы видели, вы безошибочно определили, как не местных. Пусть так. Мой товарищ бреется каждый день, папахи не имеет, но он позиционирует себя, как мусульманин. Не мне и не вам ему указывать, насколько правоверным он является. Вы заговорили об истории ислама в Абхазии. Всё так, ислам по началу был воспринят у нас только верхушкой общества, но вы упустили тот факт, что ислам у нас ни когда не принимал агрессивных форм, турки дальновидно предпочитали мягкую форму ислама, поскольку их присутствие здесь было номинальным. Насчет строительства мечети. Не так уж единодушны политики в этом вопросе. Экс–президент Анкваб не возражал, но вопрос упирался в место для строительства. Он настаивал, чтобы в городе не было мечети и вовсе не при равнодушии к этому вопросу самих мусульман. Как бы мало их не было, они много раз просили об этом. Поскольку мы христиане, то не возражаем, чтобы наши братья молились Господу, как им Бог на душу положит. Я ответил Аслану: «Действительно, каждый человек имеет право считать себя тем, кем захочет. Но и меня ни кто не лишит права думать по этому поводу то, что я считаю нужным».

20

Мне передали слова одного знающего авторитетного абхаза, который сказал, что я ошибаюсь: апаимбар — не ангел, а пророк. Тогда я не был готов к продолжению этого разговора, а теперь имею сообщить следующее. Слова верховного жреца Заура Чичба, содержащие утверждение, что апаимбар — ангел, взяты мною из работы доктора исторических наук, старшего научного сотрудника ИВ РАН Александра Крылова «Религия современных абхазов — реликт прамонотеизма». В его тексте это не прямая цитата, но он пишет: «Излагаемые ниже сведения о традиционной религии абхазов даются в основном со слов Заура Чичба». Будучи сам не согласен со многими выводами господина Крылова, всё же не думаю, что доктор исторических наук мог сколько–нибудь значительно исказить то, что узнал от верховного жреца.

Другим моим источником была статья Виталия Шария «У подножия горы Дыдрышп». Виталий лично встречался с Зауром Чичба и спросил: «- Вы познакомились с опубликованной у нас в газете статьей Крылова? Всё ли там правильно, или были какие–то неточности? — Всё правильно, — заверил Заур».

Кроме прочего, В. Шария пишет в своей статье: «Живший в стародавние времена в этих местах и имевший человеческий вид апаимбар (ангел, слуга Бога), которого люди вконец замучили своими мелочными просьбами, обратился к Богу, и Тот сделал его невидимым». Господин Шария — грамотный профессионал, и я не думаю, что в его тексте появилось бы слово «ангел», если бы он не услышал это слово от самого верховного жреца.

Итак, я легко признал бы свою ошибку, но, как видите, у меня нет для этого оснований. Невозможно полагаться на одно устное, пусть даже очень авторитетное, утверждение больше, чем на два письменных, вполне надежных источника.

Проблема, видимо, в том, что сами абхазы по–разному интерпретируют некоторые термины традиционной абхазской религии. Не существует единого текста, излагающего основы этой религии и составленного при согласии всех её знатоков и наиболее авторитетных носителей. Когда появится «Точное изложение абхазской веры», тогда будем опираться на него, а до тех пор очень трудно судить о том, кто прав, а кто ошибается.