Страница 37 из 54
— Я не сомневаюсь в том, что Абхазской Церкви — быть, это лишь дело времени, и это ни как не зависит ото всех этих дрязг. Вопрос только в том, сможем ли мы положить нашей будущей Церкви достаточно чистое основание? Это тоже важно.
— Отец Дорофей делает всё для того, чтобы в Абхазии был епископ. По–вашему, этого не надо делать?
— Вот сейчас говорят о признании Абхазской Церкви. Но ведь нас же Сам Господь признал, прислав сюда своего апостола Симона. Неужели не это самое важное? По сравнению с этим всё пустяки. Если в Абхазии будут верующие — будет и Господь, и при чем тут тогда епископ?
— Неужели епископ не имеет значения?
— Имеет, конечно, просто не с этого надо начинать. Если абхазы захотят — епископ будет. Если весь абхазский православный народ соберется и потребует себе епископа — мы получим епископа. Не сомневаюсь, что епископ у нас будет уже довольно скоро.
— Из Константинополя?
— Нет, Константинополь епископа не даст. Но у нас будет епископ. Только для этого абхазам надо держаться всем вместе.
После Литургии у храма св. ап. Симона что–то очень сильно изменилось в моём восприятии церковного конфликта в Абхазии. Все эти церковно–политические дрязги показались какими–то мелочными, ничтожными, ни чего не значащими и ни чего не стоящими. Захотелось посмотреть на ситуацию с позиции вечности. Ну или хотя бы глазами наших потомков, которые будут жить лет через сто. Детали наших мелочных словопрений уже не будут иметь для них значения, они будут иметь дело с сухим остатком того, что мы сегодня делаем. И в чем же будет этот сухой остаток? В том, что связано с вечностью или с нашими страстями?
Но, видно, слабо меня прошибло, и разговор с Нодаром я начал с прежних церковно–политических позиций. Поэтому разговор был таким сложным: мы о разном говорили. Я ему о проблеме епископа, а он мне про апостола Симона. Я ему о канонах, а он мне о духовности. Я ему о политических ориентациях, а он мне об ориентации на Господа.
Этот разговор потом очень долго терзал меня. Я понимал: для того, чтобы схватить самую суть происходящего, надо посмотреть на дело с принципиально иных позиций, и Нодар мне это предложил, а я его не услышал. Но я очень хотел этого. И вдруг в душе всё стало ясным, как Божий день.
Мы с Нодаром разговаривали в мае 2013 года. Я пишу эти строки в сентябре этого же года. Я даже не знаю, что там у них за лето произошло. Вы прочитаете эти строки ещё позже. Наверное, ещё что–нибудь произойдет. Но это не важно. Есть смысл писать только о том, что будет иметь смысл прочитать и через сто лет. Я обнаглел? Возможно. Но любую иную задачу я полагаю абсолютно бессмысленной.
Мне кажется, я понял, почему, по мнению Нодара, о. Дорофей должен просить у о. Виссариона прощения до тех пор, пока его не получит. Да потому что отец не ошибается. Отец всегда прав. Отец не может быть виноват. С позиций современного мышления это совершенно невыносимое утверждение, но это истина — с позиций вечности. Конечно, мы знаем, что наши отцы весьма не совершенны, но мы должны относиться к ним так, как если бы они были совершенны. Если отец для человека и тем и этим не хорош, значит у человека больше нет отца, значит он сам себя объявляет сиротой без рода и племени.
Если отец перед тобой виноват, попроси у него прощения, и ты увидишь, как всё в твоей жизни встанет на свои места. А если ты будешь ждать, когда отец перед тобой покается, ты разрушишь собственную жизнь. Нам это кажется чудовищно не справедливым. Да, это не справедливо. Но это спасительно. Ведь, посягая на власть отцов земных, мы рано или поздно посягнем на власть Отца Небесного. Это путь погибели.
Неужели же прощать отцу всё, что бы он не вытворял? По возможности, желательно. Но ведь не будет же прогресса, если мы всегда будет следовать за отцами? Наоборот. Прогресса не будет, если каждое поколение, отрекаясь от своих отцов, будет начинать с чистого листа. Прогресс возможен только тогда, когда сохраняется связь поколений, а если мы разорвем ближайшее к себе звено этой цепи, мы утратим связь с нашими предками.
И ещё. Отцов не меняют. Нельзя поминать на Литургии сегодня патриарха Кирилла, завтра патриарха Варфоломея, а послезавтра патриарха Дорофея. Представьте себе, что в семье повзрослевший сын говорит родителю: ты мне больше не отец, я выбрал себе другого отца. Или ещё лучше: папа, меня тут отцом назначили, теперь ты будешь моим сыном. Отец — это судьба. Порою — тяжелая и горькая судьба. Но, отрекаясь от отца, ты отрекаешься от своей судьбы, то есть от самого себя, а значит и от будущего.
Лично мне отец Виссарион не симпатичен. Мне не нравятся коммерсанты в рясах. Но на Литургии я всей душой почувствовал, что о. Виссарион действительно Богом данный отец духовенства Абхазии и всех православных абхазов. Отвергнуть его можно было только в одном случае — если бы он впал в ересь, то есть отверг православие, но о. Виссарион далек от ереси, а значит всё остальное ему надо было прощать, и даже если не было сил простить, всё же оставаться у него в подчинении.
Уже говорил и ещё раз скажу: то, что сделал о. Дорофей с канонической точки зрения — не раскол. Не может быть расколом выход из неканонической группировки. Нельзя употреблять богословский термин в качестве ругательства. И тем не менее… О. Дорофей создал разделение в среде абхазского духовенства. Этого нельзя было делать. Это не доведет до добра.
Не сомневаюсь в искренности отца Дорофея, когда он говорит: «Если о. Виссарион станет епископом, я тут же ему подчинюсь». Уверен, что так и будет. Но вот ведь какая штука. Если о. Дорофей станет епископом, ему не подчинится большинство духовенства Абхазии, а возможно и вообще ни один абхазский священник. Обратите внимание: к инициативе двух новоафонских иеромонахов не примкнул ни один священник АПЦ. А ведь там есть замечательные батюшки, настоящие иереи Божии. Неужели вы думаете, они хуже о. Дорофея понимают, мягко говоря, несовершенство о. Виссариона? И тем не менее, они остались в подчинении у отца, уж какой есть.
Так вот что получается. Если в АПЦ появится епископ, церковное единство Абхазии будет восстановлено. А если в СМА появится епископ, церковное разделение и раздор сохранятся, может быть, на века. Значит, ради блага православия в Абхазии надо желать провала инициативы о. Дорофея, потому что торжество его инициативы увековечит раздор, закрепит существование в Абхазии двух враждебных друг другу групп духовенства.
Знаете, что самое трагичное? Какие бы иерархи по этому поводу не высказывались (русские ли, грузинские ли, греческие ли) все они как один исходят из политических соображений (хорошо ещё, если из политических, а то некоторые — из коммерческих). Не похоже, что хоть одного из них волнует судьба православия в Абхазии. Ну хоть бы кто–нибудь из них задумался, что пока они раболепно обслуживают свои правительства, дипломатничают и как в бирюльки играют с канонами, православие в Абхазии начнет просто вымирать. А вот отец Дорофей действует исключительно ради абхазского православия, и ни чем иным не озабочен. И православный народ это чувствует, и за это отца Дорофея уважают и любят не только абхазы, но и многие русские, к числу которых относится ваш покорный слуга. Я искренне уважаю и люблю отца Дорофея. Но я так же искренне желаю, что бы его инициатива провалилась.
Вспомним русский раскол. Ведь протопоп Аввакум вызывает куда больше симпатии, чем патриарх Никон. Аввакум — искренний, ревностный, жертвенный. Вера для него — это всё. Никон — властолюбивый, жестокий, гордый, да к тому же — совершенно не чувствующий православия, не понимающий русского народа. Власть для него — это всё. И не думаю, что за свои неумные реформы он шагнул бы на костер, а Аввакум шагнул, не задумываясь. Но аввакумов героизм породил жуткий раскол, который Русская Церковь и до сих пор не может полностью изжить. Аввакумова ревность о вере погубила тысячи душ, а вот никонов идиотизм Церковь переварила бы безо всякого для себя вреда, никоново властолюбие не нанесло ущерба ни одной православной душе, кроме его собственной.