Страница 17 из 54
Русские — имперский народ. Уровень наших амбиций здесь ни при чём, просто такова русская судьба. Достаточно горькая судьба, как и у любого имперского народа. Сначала всем всё даёшь, порою от себя отрывая, помогаешь народам империи, чем можешь, а потом пожинаешь плоды всеобщей ненависти, потому что, помогая малым народам встать на ноги, имперский народ поневоле ограничивает их свободу, и порою достаточно жёстко, а этого не прощают.
Где на просторах бывшей Российской Империи (в последнее время известной, как Советский Союз) к русским относятся хорошо? А нигде! Кто–нибудь поблагодарил русских за военную защиту, за помощь в развитии местной инфраструктуры, за созданную с нуля экономику? Едва ли не со всех окраин русские услышали только одно: «Оккупанты, убирайтесь прочь». К сожалению, это естественно и закономерно. А потому величайшей загадкой абхазской души продолжает оставаться искренняя доброжелательность большинства абхазов к русским. Мы что им больше других дали, или меньше других обижали? О, нет. В истории отношений русских и абхазов есть настолько чёрные страницы, что не приведи Господи. И абхазы не забыли об этом. Они всё очень хорошо помнят. И тем не менее говорят: «Мы любим вас искренне и по–настоящему». Абхазы, я вас уверяю, ничего не говорят неискренне.
А может ли когда–нибудь такое случится, что русские и в Абхазии услышат в свой адрес: «Оккупанты, убирайтесь прочь»? Это очень даже возможно, и если мы этого хотим, то в следующий раз ваш покорный слуга готов рассказать, что для этого надо сделать.
Через некоторое время я опять еду в Абхазию. Сажусь в маршрутку, рядом со мной — элегантная дама кавказской внешности. Спрашиваю:
— Вы до куда?
— До Сухуми.
— Только когда будете там, не говорите «Сухуми».
— Я родилась в этом городе, и тогда он назывался «Сухими», а теперь, когда они пришли… — дама осеклась.
Я понимаю, она имеет ввиду: «Они пришли к власти». Абхазы пришли к власти в Абхазии. Воистину, небо упало на землю. Это «Они пришли» меня, русского человека, так больно резануло по душе… Спокойно, только очень холодно, отвечаю:
— А они никуда и не уходили. Они там уже не первую тысячу лет.
Кажется, у меня нашлось для абхазов своё слово.
Глава II. Море ноября
На исходе осени это уже не наше море — не позагораешь, не покупаешься. Смотришь на холодные хмурые волны и такая тоска за душу берёт. Как бы и есть море, а как бы его и нет. Для местных жителей это всего лишь время года, они с детства привыкли к разному морю, и к летнему, и к зимнему. Для нас это мёртвый сезон, время, когда становится невозможным то единственное, ради чего мы сюда приезжаем. В ноябре как–то особенно обострённо чувствуешь, что мы здесь — чужие. Для нас здесь теперь ничего нет: все летние кафушки закрыты, комнаты никто не сдаёт. Праздник кончился. А жизнь продолжается. И это не наша жизнь. Человек с русского севера на море в ноябре — недоразумение и бессмыслица. Меня здесь просто не должно быть. Но я здесь.
Хочу разобраться в истоках церковного конфликта, который произошёл здесь ещё в мае. Хожу по Новому Афону, разговариваю с людьми. И чем больше узнаю, тем меньше понимаю.
В Новоафонский монастырь из России прислали нового настоятеля. Он начал наводить свои порядки. Братии это не понравилось. И всего–то навсего — обычнейшая ситуация. Новая метла всегда по новому метёт, а «старой гвардии» это никогда не нравится. Обычно такие конфликты заканчиваются тем, что половина «стариков» смиряется, половина уходит, а их место занимают люди нового руководителя. И всё. А что ещё?
И здесь всё должно было быть именно так, к тому же ситуация развивалась за высоченными монастырскими стенами. Представьте себе, что это произошло где–нибудь в одном из русских монастырей, пусть даже в значительном монастыре, так сказать «градообразующем». Ну сменили там настоятеля. Ну братия ропщет. Ну бьются в истерике наиболее активные прихожанки, оставшиеся без «отца родного». Всколыхнётся ли город, посреди которого стоит монастырь? Да ни в жизнь. Обыватели, конечно, посудачат: «Что–то там неладно, в нашем монастыре», но это будет лишь пережёвывание последних сплетен. Никто на митинг не пойдёт, будьте спокойны. И то правда — монастырские дела, они ведь и есть монастырские, нам–то до них какое дело?
Что же произошло на Новом Афоне? Массовое, воистину народное возмущение. В монастыре и вокруг него собралось под тысячу человек — чуть ли не весь Новый Афон. Абхазские власти даже милицию на всякий случай подтянули, впрочем у стражей порядка работы не появилось, никаких особых беспорядков не было. И всё–таки это был маленький бунт, народ сказал своё решительное «нет» новому настоятелю и пригласил из Греции отца Дорофея (Дбар), который учился в Салоникском университете. Все, кто писал об этом конфликте, в первую очередь разбирали действия отца Дорофея, не очень задумываясь о том, что всё по–настоящему началось, ещё когда он был в Греции.
Так как же это случилось, что незначительный внутрицерковный вопрос стал поводом для воистину всенародного возмущения? Первое, что приходит на ум: кто–то искусственно раздул эту ситуацию. Но кто? Отец Андрей (Ампар), смещённый настоятель, принял происходящее совершенно спокойно, как факт. Это не тот человек, который будет цепляться за власть. К тому же за ним оставили должность эконома, и с новым настоятелем отец Андрей был в хороших отношениях. Он никого ни к чему не призывал и отнюдь не нагнетал этот конфликт.
Ни один абхаз ни одного другого абхаза не назвал лидером этого конфликта, а говорил я со многими, и большинство моих собеседников были вполне откровенны. Так и вспомнишь Высоцкого: «Мы не сделали скандала, нам вождя не доставало». А здесь не было вождя, скандал, однако, получился на славу.
Всё это чем–то напоминает сценарии «бархатных», «оранжевых» и прочих цветных революций, которые порою весьма успешно осуществляют западные спецслужбы на территории других стран. Но, уверяю вас, это не тот случай. Абхазское общество не то чтобы замкнутое и закрытое, оно скорее очень плотное, хорошо структурированное. Абхазское общество — не фикция, а реальность, поэтому на него очень трудно влиять извне. Никакие посторонние возмутители спокойствия на него вообще никакого воздействия не окажут. Здесь может иметь вес только слово уважаемых представителей этого общества, а такие люди никогда не будут озвучивать импортные лозунги, потому что эти лозунги никогда не дойдут до сердец абхазов и никакого влияния на них не окажут. Всё, что происходит в Абхазии, объясняется внутренними причинами, а не внешним влиянием. Да и не научились ещё западные спецслужбы отстаивать монастырскую демократию и бороться за права монахов, сложновато это для них.
Мне говорили, что этот конфликт — искусственный, выдуманный, просто группа смутьянов на Новом Афоне народ взбаламутила, но оставалось непонятным, что двигало этими смутьянами, чего они добивались и чего хотели избежать? На этот вопрос ответила мне редактор сухумской «Нужной газеты» Изида Чаниа: «Приезд нового настоятеля был понят так, что РПЦ прибирает к рукам Новый Афон. Люди не за монастырь испугались, а за весь город, потому что город — это территория, прилегающая к монастырю. Кто завладеет монастырём, тому и будет принадлежать Новый Афон. Это вопрос земли».
Отчасти, видимо, да, такие опасения возникли, но скорее на эмоциональном уровне, тут нет никакой прагматики. Поставим себя на место жителя Нового Афона. Что он потеряет, если «русские захватят город»? У него отберут гостиницу, которой он владеет? Или уволят из кафе, где он работает? Или вырубят фруктовые деревья у него в саду? Понятно, что всё это ерунда. Или абхазы так ненавидят русских, что ни под каким видом не желают видеть их здесь? Тем более ерунда.
А надо ещё вспомнить о том, что о. Дорофей несколько лет назад предлагал Русской Православной Церкви взять монастырь себе. Ни у кого ведь не вызывает сомнений то, что отец Дорофей — патриот Абхазии, и никто его за эту инициативу предателем не объявил. И позднее о. Дорофей говорил: «Этот монастырь построили русские, и он будет русским». Опять же, это ни у кого не вызвало возмущения. Отчего же то, что ещё вчера выглядело желательным, сегодня вдруг показалось смертельной опасностью?