Случайная судьба

Наступило утро четверга, когда электричество наконец включили. К середине дня заработали и телефоны. К этому времени Поппи уже извелась от невозможности поговорить и весь вечер провисела на телефоне, отвечая на телефонные звонки тех, кто тоже истомился желанием узнать, как она съездила. И вовсе не потому, что со времени приезда она никого не видела. Всякий раз заезжая к «Чарли», она могла убедиться, что у него полно посетителей. А если не к «Чарли», так на почту, поскольку любители посплетничать часто собирались именно там или же слонялись по площади за Таун-холл. Когда на город обрушилась буря и жизнь поневоле замерла, жители Лейк-Генри вынуждены были удовольствоваться тем, что у них оставалось — масляными лампами, жарко горящими каминами и обществом друг друга.

Поэтому после четырех дней молчания люди радовались ожившим вдруг телефонам, как дети — новогодним сюрпризам.

Естественно, о междугородних звонках речь пока не шла. А звонок, которого она ждала, был именно междугородним.

Кэсси нет-нет да бросала взгляд на часы. Она дала генеральному прокурору сорок восемь часов. По мере того как шло время, а звонка все не было, Кэсси чувствовала, как мало-помалу впадает в отчаяние. Содержимое ее желудка давно уже превратилось в ледяной ком. Да, конечно, оставался еще запасной план, но ей очень хотелось надеяться, что им удастся обойтись без него. Хорошо бы, конечно, если бы вопрос с Хизер решился быстро и безболезненно, без лишнего шума и никому не нужной огласки. Огласка не нужна никому из них. Но в данном случае это еще и самый верный путь потерять Хизер.

Кэсси вновь погрузилась в свои заметки, когда появился Джон, а вслед за ним и Гриффин. И тут зазвонил телефон.

— Дело продвигается, — сообщил генеральный прокурор. — Но мне нужно еще какое-то время.

Кэсси вдруг насторожилась. Где гарантии, что Диченцы не затеяли очередную грязную игру?

— Вам нужно время, — повторила она, чтобы Гриффин с Джоном поняли, о чем идет речь. — Ясно. А что значит — «Дело продвигается»?

В трубке послышался вздох.

— Это значит всего лишь, что мне пришлось столкнуться с некоторым сопротивлением, и поэтому мне требуется еще немного времени.

— Стало быть, Диченцы против заключения сделки?

— Ну, говоря другими словами, им не по вкусу мысль, что женщина, сбившая насмерть их единственного сына, избежит наказания.

— Что ж, ладно, — легко согласилась Кэсси. — Будь по-вашему. Не хотят договориться по-хорошему? Чудесно! Скажите, что я созову пресс-конференцию. Они, кстати, в курсе, что я собираюсь сообщить газетчикам?

— Я как раз и пытаюсь им это втолковать, — буркнул генеральный прокурор. В голосе его была усталость и раздражение, и, наверное, поэтому Кэсси ему поверила.

— Сколько времени вам еще нужно? — спросила она.

— Еще два дня. Сорок восемь часов.

— Если это исходит от них, — ядовито заявила Кэсси, — так послушайте меня. То, чем они сейчас занимаются, затягивая это дело, только ухудшает ситуацию. Только попытайтесь представить себе, какой вой поднимут газеты, когда вся эта грязь выплеснется на их страницы? Представили? А теперь подумайте сами: когда сообщение об этом произведет больший фурор: сейчас? Или потом? В понедельник или в субботу, когда большинство людей усядутся в кресло почитать перед сном газету? Вот то-то же. Простите, но я не могу дать вам сорок восемь часов. Только двадцать четыре. Ни часом больше. Жду вашего решения до пяти часов вечера в пятницу. Имейте в виду — это последний срок. Не согласятся — пусть пеняют на себя. В субботу я устрою пресс-конференцию, так что в воскресных газетах появится полный отчет. Так и передайте Чарли Диченце.

— А вы крепкий орешек.

— Простите, сэр, но я делаю только то, что сделали бы и вы для своего клиента. А она, Бог свидетель, и так уже наказана достаточно — причем за то, что было всего лишь трагической случайностью.

Гриффин, выйдя от Кэсси, еще не успел забраться в свой грузовичок, когда вдруг ожил его мобильник. Почему-то решив, что это Поппи, он уныло проскрипел в трубку:

— Слушаю.

— Что происходит?! — взорвался в его ухе голос Прентисса Хэйдена. — Что там у вас за шум, черт побери? Мне это не нравится!

Гриффин как раз проезжал мимо магазина, когда Чарли с шумом запихивал в багажник машины Алисы Бэйбарр многочисленные пакеты с покупками. Заметив Гриффина, он приветственно вскинул руку, и Гриффин помахал ему в ответ.

— Шум? Какой шум?

— Я имею в виду шквал звонков от приятелей Чарли Диченцы, который обрушился мне на голову. Что вы там еще затеяли, черт бы вас побрал? — прогромыхал сенатор.

Но к этому времени Гриффин был уже в таком состоянии, что мог взорваться в любую минуту. Что, собственно, и произошло.

— Ничего особенного — для нормального человека, конечно. Просто вы, облеченные властью, считаете, что вам все позволено! — рявкнул он в ответ.

Но Прентисс был не из тех, кого легко запугать.

— Так что там такое с Диченцей? — нетерпеливо буркнул он.

Бросив взгляд в зеркальце заднего вида, Гриффин убедился, что машина Джона свернула у перекрестка. «Поехал в редакцию», — решил он.

— Скелет, который они так старательно прятали в шкафу много лет, теперь грозит выбраться оттуда и уже хватает их за пятки, — огрызнулся он.

— Роб был славным парнишкой. К тому же он мертв. Кому придет в голову поливать грязью покойного мальчика?

— Никаких комментариев, — отрезал Гриффин, поглядывая в окно. — В данном случае вы обратились не по адресу. Но это как раз то, о чем я твердил вам еще четыре недели назад. Если вы надеетесь привлечь к себе внимание и для этого пишете биографию, зная при этом, что в вашем прошлом есть вещи, которые лучше не вытаскивать на свет, то вы должны быть готовы к тому, что рано или поздно именно это и случится. Вы не можете знать заранее, когда или где, но это произойдет. — Оставив центр города позади, Гриффин свернул на дорогу, ведущую к озеру. — С другой стороны, если в вашей биографии нет темных пятен, тогда вы застрахованы от того, что кто-нибудь швырнет в вас камень. Живите спокойно.

— Нечего читать мне нравоучения, — вспылил Прентисс. — И слышать ничего не хочу. А есть у меня внебрачный ребенок или нет — это никого не касается! Кроме его и меня, естественно.

— В любой другой ситуации — да, конечно. Это ваше с ним личное дело. Но вы, так сказать, человек публичный. Вы занимаете высокое общественное положение. В этом есть и недостатки и преимущества. И вот это как раз один из недостатков. Если у вас не хватит духу рассказать в своей биографии о том, что у вас растет незаконный сын, вы должны быть заранее готовы, что в один прекрасный день об этом объявит кто-то другой.

— Вы, например? — прорычал сенатор. — Ради этого вы и ввязались в это дело, да? И теперь, как «честный» человек решили сообщить, что вслед за книгой последуют, так сказать, комментарии? Спасибо, что хоть предупредили!

Гриффин выразительно свистнул.

— Кажется, вы забыли, что в контракте, который я подписал, условие о неразглашении информации выделено отдельным пунктом, — с едким сарказмом в голосе напомнил он. — Если вы боитесь, что я нарушу слово и вопрос о доверии между нами больше уже не стоит, тогда нам не о чем больше говорить. Наймите себе другого «негра», и дело с концом. Желаю удачи!

— Погодите, Гриффин, — сразу сбавил тон сенатор. — Экий вы горячий! Не кипятитесь. Я ведь не говорил, что я вам больше не доверяю. Мы обсуждали, так сказать, гипотетический случай.

— Возможно. Но прозвучало это как оскорбление.

— Вот как? Что ж, тогда прошу извинить. Меня всю жизнь считали грубияном. Но до сих пор мне нравилось, как вы работаете. И я не хочу никого другого, вам ясно? Просто… слушайте, — вновь вскипел он, — а что бы почувствовали вы, если бы позади у вас была счастливая, достойная жизнь, и вдруг кому-то непонятно зачем понадобилось копаться в ней грязными лапами, чтобы раскопать одну-единственную глупость, которую вы совершили по молодости?