Случайная судьба

— Да ничего особенного, мам. Хизер сидит в тюрьме, ждет, пока в Калифорнии соберут достаточно доказательств, чтобы потребовать ее экстрадиции.

— Экстрадиции? То есть ее отправят назад?

— Мам, послушай, давай не будем об этом, хорошо? — Прижимая к себе Викторию, Поппи подкатилась к телефонной панели. — О господи!

— Что такое?

— Гриффин оставил целый список тех, кто звонил, пока меня не было. Надо будет использовать его почаще, — хмыкнула она, отметив про себя, что он не забыл даже включить громкую связь, чтобы она услышала, если кто-то будет звонить. Бумаги Гриффина были сложены аккуратной стопкой на самом дальнем углу письменного стола, сбоку скромно притулился его портфель. Поппи не поняла, что это — знак доверия или приглашение удовлетворить свое любопытство.

Она выехала в коридор, где стоял дурманящий запах шалфея и лаврового листа. Чем ближе к кухне, тем сильнее он становился. Оказавшись внутри, Поппи, не утерпев, сунула нос в духовку и шумно втянула в себя воздух. Вездесущая Виктория тут же последовала примеру своей новой хозяйки, принюхалась к доносившимся изнутри ароматам и одобрительно фыркнула.

— Ммм. — Поппи блаженно закатила глаза. — Никто не делает жаркое лучше тебя, мам!

— Ничего свежего в доме, — с извиняющимся видом посетовала Мэйда. — Все только из холодильника да из чулана. Ну да ладно, все равно те чудесные помидоры, которые привозит Мэри Джоан, уже закончились, так что я взяла консервированные. Первым делом я сунула мясо в микроволновку, чтобы оно разморозилось, потом поставила жаркое в духовку, а затем отправилась разбирать вещи.

Поппи давно уже привыкла к бесконечным подношениям Мэйды. Мать вечно совала ей что-то: самолично приготовленные блюда или только что купленные продукты, сласти и книги. И тем не менее она почувствовала, что тронута.

— Зря ты это. К чему было возиться?

— Мне это в радость, — улыбнулась мать. Но улыбка почти сразу же сбежала с ее лица. — Мне иногда так одиноко, Поппи.

— Но ведь у тебя куча друзей!

— Друзья никогда не заменят детей. — Смутившись, Мэйда принялась копаться в пакете, выкладывая на стол свежие апельсины. — Особенно моих замечательных девочек.

— Просто ушам своим не верю! — удивилась Поппи. — Насколько я помню, в свое время ты с ума сходила из-за того, что делала Лили.

— Просто мне страшно, — созналась Мэйда. — Вот у меня три дочери, которым уже под сорок, а я и не заметила, как это случилось.

— Мам, мне еще только тридцать два!

— Ты не поняла, дорогая. Я лишь хотела сказать, что вы уже совсем взрослые.

— Ты только сейчас это заметила?

— Нет. Но никак не могу привыкнуть к этому. — Мэйда подняла глаза на дочь. — Раз вы взрослые, то, выходит, не обязаны мне подчиняться. Я уже не имею права диктовать вам, что делать. Вы можете жить своей собственной жизнью. И делать свои собственные ошибки.

Вот вам, пожалуйста, — Мэйда в своем репертуаре! Вечно всего боится… Боится совершить ошибку или прожить жизнь, которую кто-то сочтет далекой от совершенства.

— Но это вовсе не значит, что я не переживаю за вас. Еще как переживаю! В конце концов, себя не переделаешь! — продолжала Мэйда.

— Радуйся, что ты моя мать, а не Хизер, — проворчала Поппи. Внезапно в ней проснулось любопытство. — Послушай, а в самом деле! Что бы ты делала, будь ты ее матерью? Вот, предположим, ты бы прочитала все эти газеты — и что бы подумала?

— Надо понимать, мы исходим из того, что Хизер — это не Лиза?

— Да, — кивнула Поппи, почувствовав легкий укол совести и от этого слегка сконфузившись. Ладно, отмахнулась она, будем считать, что вопрос, так сказать, гипотетический. — Предположим, что ее мать уехала, когда Хизер была еще совсем маленькой.

Мэйда задумалась, и на лице ее промелькнуло недоумение.

— Что же это за женщина, если она так сделала?

— Не знаю. Давай будем считать, что на это была достаточно серьезная причина. Так вот, что бы ты, мать Хизер, чувствовала в этом случае?

— Чувствовала бы себя беззащитной. Испуганной, расстроенной, сбитой с толку. Ломала бы голову, как такое могло случиться, да еще с моей собственной дочерью.

— А потом что? Поехала бы к ней? Попыталась поддержать ее в несчастье? Отыскала бы деньги, чтобы нанять адвоката? Я угадала?

— Это зависит от тех отношений, которые связывают мать и дочь. От того, почему много лет назад она оставила ее.

— Но ведь речь идет о матери и дочери! — всплеснула руками Поппи. — Попробуй представить себя на месте матери. Ты бы лично поддержала ее?

Мэйда неуверенно покачала головой:

— Да, думаю, это было бы правильно.

— Нет, я имела в виду — ты лично это сделала бы?

— Ну, положим, я бы знала, если бы моя собственная дочь что-то натворила, — фыркнула Мэйда.

Поппи едва не завизжала от нетерпения. Господи, сколько ж можно ходить вокруг да около! Ей нужен ответ — ясный и недвусмысленный. И желательно «да».

Поппи не сразу поняла, что добивается, собственно говоря, лишь одного — чтобы Мэйда сказала, что будет любить Хизер такой, какая она есть, и не важно, что она сделала. Чтобы ее безупречная мать созналась, что можно любить просто так, а не за что-то.

Но она уже поняла, что хочет слишком многого, и на сердце у нее стало тяжело. Поэтому Поппи даже обрадовалась, когда Виктория, спрыгнув на пол, прошествовала к своей миске.

Мэйда, к счастью, моментально забыла, о чем они говорили.

— Интересно, откуда она знает, что миска именно там?

— Мы ей показывали. У нее хорошая память.

Они молча смотрели, как Виктория ест. Спустя пару минут кошка направилась к лотку с наполнителем, но не стала забираться в него, а просто принюхалась и снова вернулась к своей миске.

— Как она это делает?! — изумилась Мэйда. — Может, по запаху?

— По запаху, по памяти, ощупью. У нее усы, как антенны. К тому же с утратой зрения все остальные ее чувства обострились.

— Это Гриффин принес ее тебе? Как это мило с его стороны! — растрогалась Мэйда.

— Вообще-то принес он ее вовсе не для меня. Он принес ее показать, а ей так тут понравилось, что мы решили оставить ее тут. Но это только временно, до его отъезда.

— Да? А я решила, что он принес ее для тебя.

— Нет.

Но Мэйда и ухом не повела, словно не слышала.

— Он сразу понял, как тебе не хватает животного в доме.

— Не нужно мне никакое животное, — строптиво бросила Поппи.

— Ты всегда обожала наших кошек. Помнишь ту, пятнистую?

— Помню, конечно. Мы звали ее Табби. Но ведь это было давно, мама. С тех пор моя жизнь здорово изменилась. Теперь я либо сижу в четырех стенах, либо куда-то еду. У меня пропасть дел и куча всяких обязанностей. Мне просто не до животных, понимаешь?

— А вот Гриффин так не думает. Он увидел эту кошку и сразу понял, что ты о ней позаботишься. Догадался, что она просто создана для тебя.

Что-то в голосе матери заставило Поппи насторожиться.

— Что значит — создана для меня?

— Она ведь не совсем обычная кошка. Она слепая. А это требует особого подхода. И только ты способна понять, что это такое.

— Кошка-инвалид для хозяйки-инвалида?! — присвистнула Поппи.

— Ну что ты, — мягко возразила мать. — Слепая кошка и хозяйка, которая способна понять, что это значит — вот и все, что я имела в виду.

Но фраза, словно отравленный наконечник стрелы, уже прочно засела в мозгу у Поппи.

— Кошка-инвалид для хозяйки-инвалида, — вполголоса повторила она. Интересно, Гриффин тоже подумал об этом? — И вдруг неожиданно для себя разозлилась на Мэйду, открывшую ей глаза. — Тебе обязательно нужно было это говорить?!

— Я этого и не говорила! Это ты переиначила мои слова по-своему. А у меня и в мыслях этого не было! — защищалась та.

— Мам, послушай, я живу полной жизнью, — жизнью, которая мне нравится и которая меня устраивает. Я привыкла к инвалидной коляске, и, может быть, поэтому люди, которые меня окружают, тоже привыкли к ней до такой степени, что порой даже ее не замечают. Не знаю, для чего тебе вдруг понадобилось тыкать меня носом… — Повернувшись к матери спиной, Поппи выкатилась из кухни.