Случайная судьба

«Черта лысого они у нас есть!» — с чувством ответила ему Поппи, и у него разом точно гора свалилась с плеч. Ему нравилось ее прямодушие. Ее преданность сестре. Чем больше упрямилась Поппи, тем интереснее ему становилось — и это была вовсе не игра в детектив, заставляющая иных слишком ретивых писак продолжать расспросы. В первый раз увидев ее в инвалидной коляске, Гриффин почувствовал, как что-то вдруг перевернулось в его душе. Проклятая штуковина, казалось, ничего не весила. Это было настоящее произведение искусства — к тому же бирюзового цвета. Этот бирюзовый цвет сказал ему о Поппи не меньше, чем ее короткие темные волосы.

Ему пришлось долго уговаривать ее, прежде чем она приняла его приглашение пообедать вместе. Это было потрясающе, невероятно. Они проговорили больше трех часов — и все не могли наговориться.

Во всяком случае, ему так показалось. Но когда он дал понять, что надеется на продолжение, Поппи вдруг уперлась. Он звонил — ему отвечал автоответчик. А когда ему наконец удалось пробиться к ней, Поппи коротко объяснила, что ему не на что рассчитывать, она — не для него.

Он догадывался, о чем она думает. Она ясно дала ему это понять с первых же слов, которыми они обменялись.

«Я не в состоянии бегать. Я не могу кататься на лыжах и не могу ходить. Не могу даже бродить по лесу, потому что это проклятая коляска может застрять в грязи. Я не могу танцевать. Не могу водить машину, если она не приспособлена для этого специально. Не могу собирать яблоки и делать сидр. Не могу даже стоять под душем».

Он догадался, что последние двенадцать лет она старалась не думать об этом. И вот теперь, когда в ее жизни появился он, Гриффин, эти мысли вновь вернулись к ней. Это застигло ее врасплох. Что ж, пусть так, решил он. Ей нужно время.

И он дал ей время. Потом как-то раз заехал к ней под предлогом, что случайно оказался в городе, а затем каждые две недели посылал ей открытки из всех мест, где бывал. И вот уже почти месяц не звонил. Но вовсе не потому, что забыл ее. Все это время он из кожи вон лез, стараясь узнать о ней как можно больше.

Как оказалось, они с Хизер Мэлоун близкие подруги. В тот день, когда он пригласил Поппи пообедать, они как раз столкнулись с возвращавшейся из магазина Хизер. Поппи представила ее Гриффину. С Поппи они обменялись всего несколькими словами, но сразу чувствовалось, насколько они близки. Гриффин ничуть не сомневался — вопреки всякой логике, надо сказать, что Поппи уже все известно. Теперь она знает, что он и есть тот подлец, который навел ФБР на след ее подруги.

— Все дело в ней? — спросил Рэнди.

Проклятие! Конечно, все дело в ней.

— Ты же говорил, что она не желает продолжать ваши отношения, — настаивал Рэнди. — Иначе черта с два ты бы навел меня на след.

Гриффин не знал, так это или нет, но у него не было ни малейшего желания обсуждать это с Рэнди.

— Послушай, если ты когда-нибудь хоть одной живой душе проговоришься о том, что услышал об этом от меня, тебе конец. Ты понял?

— Ух ты, черт возьми! Ты мне угрожаешь?

— Поскольку я твой брат, можешь считать, что да. Я из тебя фарш сделаю, слышишь? Одно мое слово — и никто из нашей семьи тебя даже на порог не пустит! Для этого достаточно только упомянуть о Синди. Ты бегаешь, высунув язык, пытаясь отыскать чужих людей, а найти собственную сестру у тебя кишка тонка!

Наступило долгое молчание. Потом изменившийся голос на другом конце провода чуть слышно прошептал:

— А это уже удар ниже пояса, Гриф…

— Вот уже семь лет, как она исчезла, свела маму в могилу, а отца — с ума. Семейные сборища превратились в такой кошмар, что мы скоро станем переходить на другую сторону улицы, увидев друг друга.

— Я-то тут при чем? Скажи спасибо Джеймсу!

— А мы? — вслух произнес Гриффин то, что до этой минуты осмеливался сказать только про себя. — Почему мы этому не помешали?

— У каждой семьи есть свои скелеты в шкафу. Мы не исключение.

— Синди — не скелет в шкафу. Она жива и где-то прячется. И если бы ты, вместо того чтобы ломать жизнь неизвестной тебе женщине, постарался отыскать собственную сестру, она бы сейчас была с нами!

— Эй, — окликнул его Рэнди тоном, ясно говорившим о том, что его терпение на исходе. — Я уже в гараже. Тут сотовый не принимает, так что поговорим потом.

В трубке повисла тишина. В общем-то Гриффин и так уже сказал все, что хотел. Он вдруг снова вспомнил, как встретил Хизер тогда, в октябре. У нее, кажется, болел кто-то из детей. Во всяком случае, в руке у нее был пузырек с лекарством. На лице Поппи было написано искреннее сочувствие. А Поппи никогда бы не стала дружить с убийцей.

Поппи вконец извелась от невозможности поехать в Вест-Эймс. Как и Джон, она сгорала от желания увидеть все собственными глазами. Но гораздо больше ей хотелось, чтобы Хизер увидела ее, чтобы убедилась, что она на ее стороне. Что она верит в ее невиновность. А вместе с ней — и сам судья или кто там сейчас решает судьбу Хизер. Кто бы он ни был, пусть знает, что у Хизер есть друзья, которые любят ее. И верят ей.

Но Поппи вынуждена была оставаться в Лейк-Генри. С одной стороны, пока Мика и Хизер оба в Вест-Эймсе, кто-то должен присмотреть за девочками. С другой — хотя здание суда наверняка имеет пандус, мало ли в каком состоянии парковка возле него.

И потом, не могла же она бросить работу. Время близилось к полудню, и она едва успевала отвечать на звонки. По большей части звонили горожане — хотели узнать, что происходит. Поппи уже устала повторять одно и то же. Остальные звонки были от газетчиков — а уж им-то Поппи знала что ответить. Самое главное было оставаться вежливой и держать себя в руках. Но с каждым звонком очередного журналиста, жаждущего покопаться в грязном белье Хизер, ее терпение медленно, но верно таяло.

Тяжелее всего было отвечать на другие звонки. К примеру, когда позвонила сестра Поппи, Роуз. Начинались ахи, охи, строились разные предположения, рождались вопросы, ответа на которые не было.

— Что, если ее оставят в тюрьме? — ужасалась Роуз.

— Не оставят, — успокаивала ее Поппи. — Она ведь не сделала ничего плохого.

— Но они могут, Поппи. Не представляю, что тогда делать Мике?

— Она вернется домой.

— А если нет?

— Она вернется.

— Как ты думаешь, Мика очень волнуется?

— Конечно. Он ведь любит Хизер.

— Забудь ты о любви! Подумай лучше о девочках. Кто будет заботиться о них, пока Хизер в тюрьме? Кто поможет ему варить сироп?

Желудок Поппи свернулся в один тугой узел. Так бывало всегда, когда она разговаривала с Роуз, которая с детства славилась умением поднимать панику. Роуз была младшей из трех сестер — «бутончиков Блейк», как их любовно прозвали в городе. Старшей была Лили — чувствительная, упорная, большая любительница покопаться в себе. Поппи имела репутацию бунтарки, по натуре была более жизнерадостной и добродушной, чем обе сестры. А Роуз? Роуз оказалась точной копией матери, которая в любом событии прежде всего видела темную сторону.

— Вот увидишь — Хизер вернется домой.

— Я волнуюсь, потому что мне известно кое-что, чего ты не знаешь. Хизер заразилась новыми идеями ведения бизнеса от Арта, — муж Роуз, Арт Уинслоу, принадлежал к семье, владевшей местной текстильной фабрикой, — и тут же пустила их в дело. Новый испаритель, новый логотип, новые счета. И вот Мика, который всегда вел дело по старинке, решил, что Хизер может ему помочь. А что в результате? Хизер нет! А синоптики сулят скорое потепление. Если так и будет, то кленовый сок появится уже недели через две. И что тогда? Просто кошмар!

— Роуз…

— Как это могло случиться, спрашиваю я вас?!

— Не знаю, — рявкнула в ответ Поппи, швырнув трубку. Но слова Роуз не шли у нее из головы.

Ошибка Гриффина заключалась в том, что он не кинулся собираться в дорогу сразу же, как только брат его бросил трубку, поскольку это привело к еще большей ошибке — он снова включил телевизор. Порыскав по каналам, он поймал сводку новостей, освещавших это дело. А еще через пару секунд на экране возник репортер, который присутствовал при слушании, и Гриффин просто прилип к экрану.