Страница 116 из 121
Отдохнув, он вновь надел ихрам и отправился исполнить самое трудное очистить от скверны долины Мина и Муздалифа и гору Арафат. Здесь были главные святыни кочевников, многобожники чтили их больше, чем Каабу. Теперь кочевники приняли ислам и должны были чтить на этих местах, насквозь пропитанных язычеством, Аллаха.
Через долины Мина и Муздалифа проследовал Мухаммед во главе многотысячной толпы паломников к горе Арафат, древнему месту предстояния, встречи людей лицом к лицу с Богом или богами. Идолы были уничтожены, но места, на которых они еще недавно стояли, запомнились и почитались мусульманами особенно священными. В этом гнездилось язычество.
— Весь Арафат — место предстояния! — громко возвестил Мухаммед. — Весь, целиком!
— Здесь служу я тебе, Господи! Здесь я служу тебе! — стали кричать мусульмане знакомые слова молитвы, положенной в местах предстояния. Эту молитву, лаббайку йа рабба, как ее называют арабы, выкрикивали как можно громче и повторяли многократно.
С вершины Арафата, сотворив полуденную молитву, обратился Мухаммед с проповедью к паломникам. Он восседал на аль-Касве, а Рабия ибн Убайя, наделенный могучим голосом и четким произношением, был его глашатаем.
— О люди! — кричал Рабия многотысячной толпе. — Посланник Бога говорит: знаете ли вы, какой сейчас месяц?
— Священный месяц! — кричали хаджии.
— Посланник Бога говорит, — кричал Рабия, — Бог освятит вашу кровь и ваше достояние до дня встречи с ним, как он освятил этот месяц!
Фразу за фразой повторял Рабия слова Мухаммеда, голос которого не мог долететь до толпы.
— О люди! Не знаю, встретимся ли мы через год — внемлите же словам моим! — говорил Мухаммед. — Ваша кровь и ваше достояние — священны до встречи с Господом вашим, и этот день, и этот месяц, и этот хадж — священны!
Верните клятвы тому, кто вам доверился, клятвы запретил Господь! Рост запретил Господь — проценты уничтожаются. Не должно быть никакого ростовщичества, и проценты Аббаса ибн аль-Мутталиба уничтожены!
… За кровь, пролитую во времена неведения, Бог запретил мстить! И я не буду судить ее!
О люди! Сатана теряет власть над всяким, молящимся на вашей земле. Но если вы станете поклоняться ему, он будет расставлять вам сети и сделает ничтожным в глазах Бога все ваши деяния — берегитесь же сатаны!
Время принадлежит Богу — так было в день, когда он создал небеса и землю, так есть, и так будет! Число месяцев у Бога — двенадцать, и вставка увеличение неверия, деяние сатаны!
Ваше право — на жен ваших, и право ваших жен — на вас! Вы вправе требовать, чтобы они не оскверняли ложе ваше и избегали непристойного. Если они не воздержатся — Бог разрешает запирать их и наказывать ударами, но без жестокости! Если они воздержатся — их право требовать, чтобы вы питали их и одевали их с добротой! Будьте снисходительны к поступкам жен ваших — ведь они пленницы ваши, не умеющие обуздывать себя; вы взяли их по закону Господа, вы обладаете ими по слову Господа — слушайте же мои слова, о люди!
О люди! Верующий — брат верующего, и все верующие — братья! Берите же от брата своего только то, что он дает вам, дает по доброй воле, — и не ошибетесь вы! Поняли ли вы слова мои?
— Поняли! — кричали верующие.
— Посланник Бога сказал, — кричал глашатай Мухаммеда, — Бог — свидетель того, что вы поняли!
— О люди! Придерживайтесь того, что я оставляю вам, и вы не ошибетесь! Ясное указание, Книгу Бога, оставляю я вам — внимайте же тому, что я говорю вам! Веруйте: Бог — един, смерть и воскресение — несомненны, и предопределено время, когда восставшие из гробов будут призваны на суд! Веруете ли вы?
— Веруем! — кричали в ответ хаджии… Так или примерно так проповедовал Мухаммед во время хаджа.
Когда солнце опустилось к самому горизонту, хаджии заволновались — они хотели, как встарь, с воплями кинуться к горе Муздалифе, чтобы скорее зажечь костры у ее подножия… Но Мухаммед оставался неподвижным — ему не надо было откровений Аллаха, чтобы видеть в этих воплях по умирающему солнцу языческую мерзость, несовместимую с верой. Он заставил их подождать, пока солнце полностью скрылось за горизонтом, а затем нарочито медленно — никаких оснований спешить не было! — повел их к Муздалифе. То, что хаджии начали кричать, и хлопать в ладоши, и свистеть, его не смущало — пусть теперь кричат сколько душе угодно, солнце-то ведь село…
У Муздалифы паломники разожгли огромные костры и продолжали свои крики. Здесь они привыкли поклоняться Кузаху-громовержцу, повелителю гроз и дождей, оплодотворяющих поля и пастбища. Его вызывали язычники кострами и криками, ударами в бубны и свистом. Исправляя лунный календарь вставками, они приурочивали время великого хаджа к весне, ко дню весеннего равноденствия одновременно это был и праздник солнца. Около того места, где всего лишь два года назад высился идол Кузаха, хотели мусульмане предстать перед Аллахом, но Мухаммед не допустил этого — вся Муздалифа есть место предстояния, объявил он, отсюда надо взывать к Богу: «Здесь я служу тебе, Господи!..» Он не позволил хаджиям дождаться восхода солнца и еще в темноте, восславив Аллаха, повел их в долину Мина.
Хадж, который возглавил Мухаммед, происходил в марте, и чистое поклонение Аллаху невольно связывалось в сознании паломников, лишь недавно принявших ислам, с привычным поклонением солнцу, весне и Кузаху-громовержцу. Но скоро этой мерзости должен был наступить конец — Бог не случайно запретил исправлять лунный календарь, время хаджа будет отныне приходиться на разные времена года, хадж навсегда потеряет связь с язычеством, почитанием солнца и планет. Многие жаловались Мухаммеду, что в летний зной мучительно трудно будет совершать паломничество. «Хадж — это жертва Богу, — отвечал им Мухаммед, — а жертва и не должна быть легкой».
В долине Мина были оставлены только три идола — отныне они стали символами сатаны, которого Исмаил некогда отгонял камнями. И древний обряд бросания камней наполнился новым содержанием — мусульмане отрекались от всякой связи с сатаной, бросая в каждого идола по семи камней, подобранных на склонах Муздалифы. Бросание камней они сопровождали лаббайкой: «Здесь служу тебе, Господи! Здесь я служу тебе!» — ибо Мина тоже была местом предстояния. Жертвоприношения в долине Мина верующие совершали теперь в память об Ибрахиме, который собирался здесь принести в жертву Богу своего сына.
— Вся долина Мина — место жертвоприношения! — объявил Мухаммед, ему важно было отучить мусульман от заклания животных на местах, где недавно стояли идолы, ибо жертвы их принадлежали Аллаху.
После жертвоприношения большинство паломников заканчивали хадж — они брили головы, снимали ихрам и возвращались к обычной жизни.
— Пейте, и ешьте, и наслаждайтесь — так повелел Аллах! — возвестил им Мухаммед; любимый язычниками праздник не таил в себе угрозы чистоте ислама.
Кругом уже были расставлены бесчисленные палатки и шатры, торговцы разложили свои товары, фокусники, поэты и певцы собрались сюда со всей Аравии — знаменитая ярмарка в долине Мина началась. Треть мяса жертвенных животных предназначалась беднякам, все могли есть досыта и веселиться.
Мухаммед принес в жертву шестьдесят три верблюда — по одному верблюду за каждый год своей жизни. В честь своих жен он принес в жертву коров. Сюда, в долину Мина, прибыл к нему из Йемена встревоженный Али — Мухаммед совершал хадж без него, и это могло серьезно отразиться на его репутации в глазах верующих. Мухаммед купил верблюдов и для Али — тридцать семь верблюдов принес Али в жертву, если верить преданиям, — тоже по числу лет своей жизни. Неслыханно щедрое угощение устроили Мухаммед и Али для паломников.
Судьба Али тревожила Мухаммеда: слишком многие влиятельные мусульмане относились к двоюродному брату, воспитаннику и зятю пророка враждебно. Кочевникам же Али нравился — бесстрашный воин, щедрый и прямодушный, он был им ближе и понятнее, чем политики типа Абу Бакра и Омара. Мухаммед часто поручал Али улаживать дела кочевников и наводить порядок среди них, зная, что это умножает число его друзей. Хадж Мухаммед использовал и для того, чтобы прославить Али еще больше — он совершил вместе с ним жертвоприношение, он всячески выказывал свою привязанность к нему и, говорят, даже призывал верующих любить Али — отца его единственных внуков — Хасана и Хусейна.