Страница 107 из 121
— Аллах милостив и милосерден, Абу Суфиан! Возвращайся к курайшитам те, кто покорится, будут прощены. Укрывшимся в твоем доме — безопасность; укрывшимся в Каабе — безопасность; и укрывшимся за дверями домов своих — безопасность. Но не будет пощады врагам Аллаха, даже если они спрячутся от меня под пологом Каабы!
Таковы условия Мухаммеда — пощада всем, кроме немногих.
На рассвете Абу Суфиан, оставив заложником своего сына, отправляется в Мекку, чтобы убедить курайшитов сдаться без боя. На много километров раскинулся лагерь мусульман — десятки знамен реют над стоянками отдельных племен и кланов.
— Мухаджиры, — объясняет Абу Суфиану сопровождающий его Аббас, показывая на сидящих у костров воинов, с ног до головы закованных в доспехи — только глаза блестят из-под шлемов. — Здесь они все до одного. Ансары выступили тоже все — их здесь тысячи и тысячи. И сулаймитов не меньше тысячи, они тоже мусульмане. А это племя музайна — мусульмане и многобожники — все они устремятся в битву по слову Мухаммеда; их тоже до тысячи. И остальные кочевые племена тоже здесь. Кто остановит их? Что будет с Меккой, если они ворвутся в нее?
Опытным взглядом охватывает Абу Суфиан ряды палаток и шатров, дымящиеся на равнине костры, стреноженных верблюдов и лошадей — и убеждается:
больше десяти тысяч воинов собрал здесь Мухаммед, всякая попытка противиться этой силе — безумие и самоубийство.
— Курайшиты! — обратился к мекканцам Абу Суфиан по возвращении в город. — Мухаммед завтра будет здесь — с ним все мухаджиры и ансары, тысячи кочевников. Нет такой силы, которая защитила бы нас! Судьба наша решена пора признать власть Мухаммеда. Положитесь на его слово — оставайтесь по домам, не поднимайте против него оружия, и он пощадит вас — вас, и ваши семьи, и ваше добро! Кто боится — идите в мой дом: Мухаммед поклялся, что они будут в безопасности! Идите в храм — Мухаммед поклялся, что укрывшиеся в храме будут невредимыми!
Каждый, кто поднимет оружие против Мухаммеда, поднимает его против нас, курайшиты! Если мусульмане силой ворвутся в город — кто тогда поручится за безопасность наших женщин и детей? Мухаммед не сможет тогда поручиться за безопасность наших женщин и детей! Мухаммед не сможет тогда остановить побоища. Не давайте безрассудным погубить нас, о курайшиты! Если не будет сопротивления, кочевники не войдут в Мекку!
Оскорбительные выкрики неслись в адрес Абу Суфиана, исступленные проклятия посылали ему матери тех, кто бессмысленно погиб в битвах с мусульманами — в битвах, на которые призывал их раньше Абу Суфиан. Но большинство понимали, что Абу Суфиан прав — сдаться без боя и покориться Мухаммеду — другого выхода нет. Слово Мухаммеда нерушимо, родственники-мухаджиры не оставят своих на произвол судьбы, если в город не ворвутся кочевники, все кончится хорошо.
И ислам их уже давно не пугает — разве те, кто принял ислам, не благоденствуют? Что потеряли Халид ибн Валид и Амр ибн Ас и многие другие, признав Мухаммеда пророком? Бессильны боги Каабы перед Богом Мухаммеда.
И курайшиты решили сдаваться.
Недалеко от города, в долине Зу Тува, Мухаммед разделил свои силы. Левое крыло мусульман под командованием аль-Зубейра начало охватывать Мекку с северо-востока. На правом фланге Мухаммед собрал кочевников — самых опасных своих союзников, на послушание которых он не особенно рассчитывал. Начальником над ними он поставил Халида ибн Валида — пророк был убежден, что Халид сделает все, чтобы удержать кочевников от ненужного кровопролития.
В центре выступали ансары и мухаджиры — их повел Саад ибн Убайда.
— Нет святынь в день битвы! — радостно воскликнул, по словам преданий, Саад, получив из рук пророка боевое знамя, и Мухаммед его немедленно сместил, опасаясь за судьбу Мекки. Вместо Саада он назначил командиром Али.
— Поражайте только тех, кто окажет сопротивление! — настоятельно требовал Мухаммед.
Курайшиты не сопротивлялись. Несколько случайных стычек, спровоцированных кочевниками, и войска мусульман торжественно и беспрепятственно вступили в город. Мекка пала 19 числа месяца рамадан в восьмой год хиджры, 11 января 630 года по нашему летосчислению.
Многотысячная армия разбила лагерь поблизости от Мекки, в городе Мухаммед оставил лишь небольшие отряды мухаджиров и ансаров. Никто не угрожал жизни курайшитов — лишь на несколько случаев мелкого мародерства в самый момент взятия города могли пожаловаться они пророку, клятву свою Мухаммед свято выполнил.
Наступила очередь курайшитов исполнить обещанное — группами и поодиночке мужчины потянулись к Мухаммеду принимать ислам. На холме ас-Сафа, на том самом месте, с которого он обратился семнадцать лет назад с первой проповедью к курайшитам, выслушивал теперь Мухаммед клятвы многобожников.
Он сидел на верблюде и пристально вглядывался в лица проходивших — но самые злостные его враги попрятались, их не было среди принимающих ислам.
С радостью провозглашали приверженность Аллаху тайные мусульмане, дрожа от страха приближались курайшиты, помнившие, как они насмехались над Абуль-Касимом. Куцым, припадочным, одержимым называли они его, рассказчиком сказок, лжецом…
— Свидетельствую, что нет никакого божества, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед — посланник Аллаха! — один за другим повторяли они теперь. — Клянусь повиноваться Аллаху и его посланнику!
…Нечистотами заваливали они двор его дома, комьями грязи украдкой кидали в него на улицах, гнали от Каабы и из города, угрожали убить…
— Иди с миром! — отвечал пророк, пристально вглядевшись в лицо давнего недруга и протягивая ему ладонь; ударив по ней, тот с облегчением отходил прочь, радуясь, что Мухаммед простил его.
Здесь же на вершине ас-Сафы он принял клятву от курайшиток. Женщины обещали не придавать Аллаху сотоварищей, не красть, не прелюбодействовать, не лгать, не убивать своих детей и слушаться наставлений пророка. Присягнув, женщина окунала руку в сосуд с водой, поставленный перед Мухаммедом; и он касался пальцами поверхности воды: так скреплялась клятва.
Хинд, жена Абу Суфиана, надругавшаяся над телом Хамзы, павшего у подножия Охода, опасаясь мести Мухаммеда, явилась присягать, скрыв лицо под покрывалом.
— Разве про свободную женщину можно сказать, что она прелюбодействует? — возразила Хинд, когда дело дошло до клятвы. — Разве она рабыня, а не госпожа себе?
Но нравственные законы новой веры были одинаковы для свободных и рабов, и Хинд поклялась не прелюбодействовать.
— И не убивайте своих детей! — потребовал пророк.
— Мы не убивали своих детей! — сказала Хинд. — Мы их рожали и растили это ты убивал их при Бадре!
Омар, стоявший рядом с Мухаммедом, не смог удержаться от смеха, ничего не скажешь, здорово женщина ответила пророку.
Мухаммед узнал Хинд, принял от нее исповедание веры и отпустил с миром.
«Нет принуждения в вере!» — повелел некогда Аллах, и это повеление не было отменено: кто не хотел принимать ислам, могли оставаться язычниками, не опасаясь гнева Мухаммеда. Многие самые богатые мекканцы предпочли подождать с переменой веры — Мухаммед их не торопил.
И все-таки большинство мекканцев принесло присягу Мухаммеду — истинная вера проникла в них, пророк завоевал их сердца и души, и радостно было ему смотреть на эти толпы многобожников, умножающих ряды единого народа верующих — его народа, его уммы.
Богатые мекканские купцы — и уверовавшие в Аллаха, и оставшиеся многобожниками — с готовностью ссудили Мухаммеда деньгами — по десять и сорок тысяч дирхемов давали они ему в долг, хорошо зная, что пророк безукоризненно честен и деньги их не пропадут. Деньги эти пошли участникам похода против Мекки — по пятьдесят дирхемов роздал пророк нуждающимся, вознаграждая их за преданность, послушание и ратные труды. Те, кто роптал на пророка, пощадившего Мекку и вырвавшего из их рук законную добычу, были удовлетворены.
Ни одного протеста не раздалось в Мекке, когда Мухаммед, выполняя волю Аллаха, приказал очистить Каабу от ненавистных идолов, оскверняющих ее. Их выволакивали из храма и сбрасывали с его кровли, каменных и деревянных, высеченных и нарисованных, — всех их следовало уничтожить без следа. Каменных разбивали на мельчайшие кусочки, деревянных сжигали — не прошло и дня, как в самой Мекке и ее окрестностях не осталось ни одного идола. Их действительно уничтожили без следа — через пятьдесят лет никто уже не помнил, как выглядели боги Каабы, откуда они появились в ней, с какими обрядами было связано их почитание…