Семья

— Что именно? Сожаления мужчины по поводу операции? Да я даже не могу пересчитать количество таких обращений! Мне встречались и женщины, которые сделали стерилизацию, а потом очень жалели об этом.

— А я думал… не знаю… что я такой единственный. Наверное, вам это кажется глупым.

— Ничуть. Как правило, люди об этом мало распространяются. А что вы можете сказать о себе?

— Что я идиот, который превратил свою жизнь в полный кошмар.

— Ну, это несколько резковато. Я бы сказала, что вы просто сделали неправильный выбор. Впрочем, тогда, очевидно, он вам казался правильным. Так чем я могу вам помочь, Рори?

— Я хотел узнать, можно ли снова восстановить то, что было до операции?

Меган принимала подобных пациентов и раньше. Даже несмотря на свой небольшой врачебный опыт, ей уже приходилось вести с ними подобные разговоры. Очевидно, так и становятся настоящими врачами, думала она: вновь и вновь просматривая один и тот же сценарий человеческих страданий и выдавая на него автоматический ответ. Единственное отличие нынешнего случая от всех остальных заключалось в том, что этот человек был влюблен в ее сестру.

— Во-первых, — сказала Меган, — вас наверняка должны были предупредить о том, что операция необратима.

— Меня предупредили.

— Во-вторых, вы, очевидно, никогда бы не решились на такое, если бы считали, что в будущем об этом пожалеете.

— Разумеется.

— Все это так, но жизнь быстро меняется. Однажды утром вы просыпаетесь, а мир уже стал другим. Вы не хотели иметь детей от женщины, с которой прожили много лет. А потом прошли годы, и вы встретили другую женщину, от которой, как вам кажется, вы снова хотите иметь детей. Ну, например, такую, как моя сестра.

— Так вы хотите сказать, что операция обратима? Вы это хотите сказать?

— Именно так. Это происходит сплошь и рядом. Возвращение целостности протоков — не такая уж и проблема. Проблема в том, что никто не даст вам гарантии, что вы снова сможете иметь детей. Дело в том, что сперма вряд ли достигнет того уровня подвижности, которым обладала до операции. Тут вероятность пятьдесят на пятьдесят. Но есть одна вещь, которую я твердо выучила еще в медицинском колледже.

— Какая?

— Никто не знает своего счастья. Со всей ответственностью должна вас предупредить, что последствия вашего решения предугадать невозможно. К сожалению, ничего более позитивного я вам сказать не могу.

— Меня и это устраивает.

— И, кроме того… впрочем, меня это не касается…

— Говорите.

— Не думаю, что моя сестра хочет иметь детей.

— Это отлично! Просто великолепно! Потому что вы ничего об этом не знаете! Впрочем, как и я.

8

«Все словно ускользает у меня из рук», — подумала Кэт.

Человеку кажется, что все у него под контролем и своей жизнью он распоряжается сам. Что может сам решать, когда ему начинать свои дела, а когда заканчивать. А потом вдруг — раз! — и он понимает, что не контролирует абсолютно ничего.

Наконец-то они остались вдвоем с Рори. Джейк уехал к матери, и Кэт могла вновь находиться в квартире у Рори без опасений, что в любую минуту может натолкнуться на какого-то прыщавого и недружелюбного чужака.

Но однажды вечером Рори выпил две рюмки чего-то красного и начал приводить в порядок комнату для гостей. Обычно он держал там свой профессиональный инвентарь: белые костюмы для карате, разноцветные пояса в целлофановых упаковках, груши и другие спортивные снаряды для отработки ударов ногами и руками. На их место он привез из ИКЕА набор мебели с односпальной кроватью.

— Я тут подумал и решил, что Джейку надо выделить комнату, — сказал он. — Ведь несправедливо, что мальчику все время приходится спать на диване в гостиной.

— Но… то есть я хотела сказать, а куда ты денешь свой спортивный инвентарь?

На самом деле она хотела сказать: а как быть с нами?

Рори безразлично пожал плечами.

— Отнесу в школу карате. Главное, чтобы Джейк чувствовал себя здесь хорошо. — Он посмотрел на нее, и лоб его нахмурился. — А в чем дело?

— Ни в чем.

— Не надо притворяться, Кэт. Тебя злит, что я освобождаю комнату для Джейка. Ну, что ж, у меня есть сын. Неужели ты этого не понимаешь?

— А у меня нет сына. Неужели ты этого не понимаешь?

— Я не собираюсь с тобой спорить. И тем более извиняться за то, что у меня есть сын.

— Я и не прошу, чтобы ты извинялся. — Внезапно ей стало невыразимо грустно. — Просто я хочу… не знаю, как сказать… хочу, чтобы настоящее значило для тебя не меньше, чем прошлое.

— Послушай, все будет отлично. Вы обязательно поладите. Просто у него сейчас трудный возраст.

— Трудный для него или для меня? — Кэт помотала головой. — Нет-нет, я не то хотела сказать. Разумеется, ты хочешь, чтобы твой сын чувствовал себя здесь как дома. В этом нет ничего плохого. Только бессердечная корова стала бы против этого возражать. Я просто подумала… что тогда мы уже не сможем видеться так часто, как раньше.

У Рори вытянулось лицо.

— Из-за того, что я выделяю пространство для сына?

— Нет, из-за того, что мне тоже нужно свободное пространство. Вины твоей тут нет никакой. То, что ты делаешь для сына, — вполне естественно.

И оставить Рори тоже вполне естественно. Если она хочет найти в своей жизни опору, то она должна дать себе… как это называют в разных журналах?

Она должна дать себе время для поисков. Точно, это называется временем для поисков.

Согласно плану своей профессиональной практики, раз в неделю Меган должна была на автобусе ехать в одну из городских больниц, где с дюжиной таких же, как она, практикантов проводить нечто вроде конференции, на которой обсуждались насущные проблемы.

Пустые знахарские посиделки — так она отзывалась об этих собраниях, хотя в глубине души и признавала их несомненную пользу. «Какой-то кошмар!» — думала она каждый раз, возвращаясь с этих вынужденных перерывов в работе.

Остальные практиканты принадлежали к разным слоям общества и съехались из разных стран и континентов. Половина из них была выходцами из беднейших азиатских стран, и тем не менее, никаких расовых предрассудков между ними не существовало. Меган без всяких оговорок считала их своими полноправными коллегами. Все они были молоды, младше тридцати лет, чрезвычайно энергичны и преданы своей профессии (настоящие виртуозы!), успевшие пообтесаться в столичной жизни и хорошо выучить язык. Меган считала, что, предлагая такую форму общения, их наставники поступают правильно, потому что не могут же врачи говорить со своими друзьями и родственниками обо всем, что видят на работе! Никто их просто-напросто не поймет.

— Ко мне снова пришла та пациентка, которую избил муж, — сказала одна молодая женщина, блондинка с кудряшками и сильным акцентом непонятного происхождения. — Она приходит ко мне каждую неделю, вся в синяках и ссадинах, а однажды заявилась с поломанным ребром. Не знаю, писать докладную в органы, или нет?

— А что тебя останавливает? — спросил толстый китаец в массивных черных очках.

— У нее брак зарегистрирован, — вздохнула блондинка. — Появись у них на пороге полиция — и, боюсь, муженек ее вовсе прибьет.

— Национальная особенность, — усмехнулся студент из Индии. — Как вам нравится такое культурное поведение?

— Не говори никому! — посоветовал китаец. Его акцент напоминал странную смесь кокни и южно-китайского произношения. Все фразы звучали как команды. — Она не вынесет санкций и будет чувствовать себя еще несчастнее, чем прежде. Они все здесь такие.

— Терпеть не могу, когда мои пациенты требуют, чтобы я от них отстала и линяла в свою страну, — пожаловалась девушка из Пакистана. Одетая в мини-юбку, она казалась настоящей школьницей. — Вы заметили? Обычно они такое говорят, когда я не выписываю им то лекарство, которое они требуют.

— Фемазепам, например, — протяжно пропел индус. — Они всегда заявляют, что я могу катиться куда подальше, если я не выписываю по их требованию фемазепам.