Неподходящие люди

Мне задавали одни и те же вопросы, получая на них одни и те же ответы. Подходили к ситуации то с одной, то с другой стороны, звали еще людей для компании. Их набивалась целая толпа в кабинете, и все они слушали подробности нападения на меня. А потом еще вставляли обличающие реплики, стараясь подловить на лжи: Юлия Сергеевна, вы же говорили, что первым вас схватил за грудь Николай. А сейчас говорите, что Евгений — Николай схватил, когда уже платье порвали. А Евгений, когда еще нет — то есть Евгений хватал не за голую грудь? - За голую. Его рука пролезла под платье. — Вы пошли гулять ночью по улицам без белья? - Я не гуляла, я возвращалась домой с вечеринки. - Без белья? Вы его где-то оставили? Вы часто так делаете? - Я была в белье, просто он и под него протиснулся рукой. - Опишите, как выглядело ваше белье, не могу представить.

Я понимаю, что издеваются. Им надоели эти два тесно взаимосвязанных дела, всем не терпелось поскорее поставить в них точку. Но мы с адвокатом не сдавались, и через несколько месяцев это стало бесить наших противников.

Домой я приходила как можно позднее, чтобы поменьше общаться с родными, валилась на кровать, надевала наушники и делала вид, что сплю. А сама вспоминала, как мы катались с ним в машине, слушая дурацкие песни. Он сказал, что если я буду себя хорошо вести, то покажет мне, какую музыку действительно любит. Я постоянно пыталась его подловить, поймать на машинальном подпевании какой-то песне по радио, движению головой в такт — да кого там! Если он решит что-то себе, не переубедить! Хитрый тип.

Когда он ходил на заправку, я шарила в бардачке в поиске хоть каких-то дисков. Но негодяй подошел к вопросу творчески: даже когда я ночевала у него дома, он спрятал всю музыку. И на компе переделал путь к папке с аудиозаписями. Я изнывала от любопытства, мне хотелось знать о нем все. Я была очень жадной до любой информации, касающейся этого парня.

Пощупать, проверить на вкус, на запах — любые детали. Он выдавал их постепенно, порционно, и все, что я узнавала — мне нравилось.

- Юль, вот поедешь со мной на машине в Красноярск, будем всю дорогу слушать мои песни. Шесть часов пути — слово даю, ни один трек не повторится. Я уж постараюсь. А пока — мучайся, - разводит руками, ухмыляясь. Я швыряю в него подушкой, и налетаю со второй, но промахиваюсь! Только я могу целиться в парня под два метра и промазать! Он хохочет, убегает на кухню. Я следом. Он не защищается, не дает сдачи, прикрывает подушкой область ниже пояса, хотя бью по голове, и от этого еще смешнее. Терпит. Но я бью не сильно - так, играючи… А потом он хватает меня за талию, закидывает себе на плечо и несет в свою комнату, да по попе при этом шлепает, приспустив штаны и белье. Между прочим, ощутимо больно!

Этого я его маме, разумеется, не рассказывала, но он обожал кусать меня за попу и ставить засосики на груди. Наверное, дело в молодости, дорвался до женского тела и наслаждался. Он ведь так и не ответил, сколько у него было женщин… Его мама сказала, что он встречался с девочкой в школе, вроде бы все очень серьезно было, с тяжелым разрывом. И в институте на первом курсе дружил с одной несколько месяцев, потом они расстались. Год был один - по крайней мере, не попадалась подружка, о которой стоило бы рассказать маме. Наступило лето. И случилась с ним… я.

Ситуация складывалась настолько ужасающая и несправедливая, что иногда казалось, что происходящее — сон. Я сплю, но скоро проснусь и вернусь в реальный мир, где подобное просто не может случиться. Где хороших людей благодарят и награждают, а плохим вселенная отвешивает тумаки-уроки, раз за разом намекая, что пора меняться. А если подопечный не понимает, то давит его, как таракана. Иногда я молилась перед сном, чтобы вернулось время, и Ванька пошел домой другой дорогой, не услышал мой короткий вскрик и не пролез в дыру в заборе. Не нашел четверых, притаившихся на самой темной опушке между густыми деревьями.

Спустя три месяца ада мне казалось, что я знаю Ваню с рождения. Его мама рассказала мне практически все о нем: даже как беременная ходила и рожала, когда он заговорил, когда первый двояк в школе схватил. На нее иногда находило. И хоть я жадно ловила каждое слово, такие разговоры не любила. Она будто уже потеряла надежду, чуть ли не похоронила его. С этим я была не согласна.

Ваня звонил им несколько раз, это не легально, но у некоторых людей, ожидающих суда, возможностей больше, и ему иной раз тоже удавалось попасть в волну. Поначалу он был просто в шоке, ждал, что обвинение вот-вот одумается. Спрашивал, неужели нет возможности забрать его домой хотя бы на время разбирательств. Но на данном этапе наш адвокат ничего не мог сделать. Ваня был в ужасе от условий, в которые попал, от обвинений, которые ему предъявили. Судя по ним, он не просто один без оружия подрался с тремя ублюдками, спасая девушку. Ситуацию извратили и вывернули таким образом, будто трое парней защищали беспомощную девушку от полоумного, ни с того ни с сего кинувшегося на дружную компанию с битой и кастетом, проломив хорошим ребяткам черепа. В то время, когда их искала полиция по моему заявлению, они якобы лежали в больнице с тяжелыми травмами и боролись за жизнь…

Если бы я подтвердила, что всё так и было, Ване тут же пришел бы пи**ец.

Сынку Василия Васильевича восемнадцать исполнилось за неделю до моего дня рождения. Второй — мой ровесник, заводиле - двадцать шесть. Отмазывали всех троих одинаково усердно, потому что слишком крепко они были завязаны в ситуации.

Как я поняла, те двое, что постарше, специально таскали за собой юного богатенького не слишком умного друга, чтобы за его счет отмазываться. Выяснилось, что я не первая девчонка, над которой они «пошутили» подобным образом. Адвокат осторожно сунул мне имена с адресами. Каждая из них ходила с Айфоном и имела папку в соцсетях с фоточками с отдыха за границей. Ни одна не согласилась поговорить на щекотливую тему. И своим страхом, нерешительностью, своей продажностью каждая из них невольно участвовала в обвинительной кампании против моего Ванечки.

Когда мы с Ванькой катались в первые разы по городу, я украдкой рассматривала его руки, плечи, торс. К счастью, погода шептала раздеваться и впитывать витамин D открытой кожей, и Ваня практически всегда был одет в белую или синюю свободную футболку, без толстовок и ветровок. Рельефные руки, крепкие бедра, толще моих в полтора раза, хотя я девушка не маленькая, и ноги у меня тоже длинные и не худые. А когда мы стояли рядом на Горе Любви, еще до первого поцелуя, и смотрели вниз на постепенно зажигающийся фонарями город, он обнимал меня со спины. Склонился и, думая, что я не замечаю, дышал мне в шею, не решаясь поцеловать, я смотрела вдаль, кусала губы и была абсолютно счастлива.

Поворачиваюсь к нему и смотрю снизу вверх, он обнимает, спрашивая, не замерзла ли? Нет, конечно, плюс двадцать пять по Цельсию, но говорю, что немного. И он обнимает крепче, растирает. Руки у него горячие, приятно.

- Никогда не думал, что буду тусоваться с училкой.

- А я - что со студентом. Обычно у меня ко всем вам материнский инстинкт, ж-а-а-лко. Вечно голодные, невыспавшиеся, нервные. С кучей долгов!

Он смеется, откинув голову. Кажется, угадала.

- Жалостливая ты моя. Давай будем всем говорить, что я тебя подвез в дождик на машине, так и познакомились. Ты бежала на остановку под проливным, одежда была мокрая, хоть выжимай.

- Как ни крути, ты в любой версии герой.

- Еще какой герой! Потом сиденье после тебя две недели сушил, накапало столько. Юлечка, - он наклонился и зашептал мне на ухо, - мы забудем об этом навсегда, заменив другой легендой. Я хочу забыть, - я громко сглатываю, а он, взглянув мне в глаза, продолжает: - Не из-за того, что они сделали. Из-за того, что мне хочется их убить. Чем больше я провожу времени с тобой, тем больше ты мне нравишься. И тем сильнее я злюсь. Я никогда ни на кого так не злился.

Он проговорил это спокойно, но с таким выражением лица, что в данный момент ради него я готова была сделать все, что угодно.

Конец ознакомительного фрагмента.