Чистые дела

Печенежский Андрей

Чистые дела

Андрей ПЕЧЕНЕЖСКИЙ

ЧИСТЫЕ ДЕЛА

Привет, старик, привет, чертовски рад тебя видеть, мы снова вместе, а это уже кое-что, хотя и это ничего не меняет. Все будет так, как будет, вот в чем дело, - именно так, даже если бы нам очень захотелось повертеть колесико иначе. Давай обнимемся, пожмем друг другу руки и присядем на ступеньке трапа, как было заведено у нас когда-то, помнишь? Давным-давно, когда нас называли незаменимыми, когда-то, помнишь? Давным-давно, когда на глухих задворках Галактики немыслимо было обойтись без двух стариков, потому что классных разведчиков во все времена находилось негусто, а мы тогда были моложе на целую жизнь и умели творить чудеса. Оставим чудеса другим, кто идет за нами, и согласимся, что это справедливо. Сверхдальних разведок и свободного поиска нам с тобой досталось на десятерых, но силенок с годами почему-то не прибавляется. Присядем на трапе, посидим-помолчим о разных пустяках, пусть Черепашка подождет еще немного, пусть потерпит, пока старики намолчатся. Старики, старики-чистильщики, в которых постепенно превращаются все незаменимые. Нехитрая работенка здорово приманивает к зеркалу воспоминаний; это зеркало волшебное, и человек невольно поддается его очарованию - вдруг начинает пятиться, а что разглядишь спиной? Но мы-то с тобой понимаем, чистильщики - это тот же космос, это все-таки он, его дыхание, с которым сливается наше; это магнетизм его яростного покоя, который расшевеливает кровь однажды и навсегда, и знает настоящие доказательства того, что жизненный труд наш не был напрасным. Да и Черепашка - не самая дрянная каталка на звездных полях. И потом, старина, будь наш новый транспорт посолидней, поднимала бы Черепаха на борт не пару взрывчатки, а сотню, да ходили бы на ней со скоростью разведчиков, да ждали-встречали бы нас, как после свободного поиска, - разве от этого колесико повернется в другую сторону? Не мы значит, кто-то, и все будет так, как будет, именно так, даже странно, откуда приплелась эта пустая надежда, что все могло быть иначе? Мы посидим на трапе, помолчим, потом ты скажешь: пора, и мы привычно перешагнем потоптанный порожек рубки. Старушка явно заждалась старичков, ну да за нами не пропадет, наверстаем, старики-чистильщики, - и на командный диспетчеру, бодренько: Ч-шестнадцать с готовностью, идем в четвертый, Ч-шестнадцать с готовностью. Голос дежурного молокососа пожелает нам не слишком большой дыры в мешке, я ответно пошлю доброжелателя в эту самую дыру, пусть поторчит для дела, и уже на рулежке прибавлю необязательное: будь здоров, сынок, - так что ты, дед, посмотришь на меня с пониманием. Мы всегда понимали друг друга, - будь здоров, сынок, форсаж, выходим на третьей, по-ошла жестяночка, мы уже там, сынок, будь здоров. Да вы ловкачи, каких свет не видывал, а мешок свой впопыхах не забыли? Как можно, ведь это наша работа, как можно; счастливо погулять, счастливо оставаться, - все будет именно так. Неделю добираться до места, принять дежурство, потом неделю, вторую, месяц - чеши себе по квадрату, нагуливай сводку, обсасывай зубочистку, как леденец. Терпение, дед, терпение, оно спасает от чего угодно и даже от скуки. Сегодня вечером, а может, завтра к обеду Космач выдаст первые цели, ему видней: ребята, облако пыли и пара кусочков, больше пока не нашлось. И на том спасибо, в следующий раз не пожадничай, ладно? Ребята, второй идет чуть пониже, но на всякий случай возьмите и его. Не беспокойтесь, Космач, на нашем дежурстве твой надзирательский стаж не пострадает, а лучше бы выпивки прислал на каком-то из этих камешков; того и гляди - рой, наконец, издохнет, как тогда быть с посылками, Космач? С выпивкой туговато, ребята, могу подкинуть жевательной резины, с тем же райским привкусом. Ну да, жуйте ее сами, асы дальнего наблюдения, все равно ничего другого вы не умеете, - и мы двинемся не спеша навстречу нашим камешкам. Пойдем под мелодии старинных блюзов, пойдем минировать и распылять, и жечь распыленное, чтобы смышленые парни, которым предстоят великие дела, которым некогда мелочиться на трассе, могли бы угонять своих скакунов без опаски, до поры ни о чем не заботясь, как и положено настоящим смышленышам. Когда-то чистили перед нами, теперь наш черед, старина. Будет так, и ты это знаешь, - есть один кусочек, есть второй, поглянцевали дорожку, протерли бархаткой и на время забились в угол квадрата, пропуская транспортный караван. Эй, Космач, твоя пыль полыхает от нашей зажигалки, точно тополиный пух, - отлично, ребята, с почином вас, и прошу внимания: вероятно, уже к понедельнику получите целую пригоршню и опять без выпивки, - с этим не проглядитесь, метят прямо по Дому. Не проглядимся, Космач, не прохлопаем, хоть за нами имеется еще и заслонка безгрешного автоматического действия. Не проглядимся, ведь мы-то понимаем, как скверно спится по ночам, когда всякая дрянь барабанит по крыше. До понедельника, - пока, ребята.

Помнишь, старик, что случится дальше? Еще бы ты не помнил, тот последний понедельник августа. Камешки окажутся увесистыми и без особых щедрот, которые обожают в цехах на Четвертой базе. Почему бы не сложить из них монумент, до самой верхушки Космоса, - помечтаешь ты, когда мы приступим к делу, - огромную вышку, а на ней поместить всех нас, кто внизу не ужился. Но ты удерешь и оттуда, старик, побродить на свободе, а кстати и мусор прикопать, от больших построек его остается навалом... Мы будем колотить их порциями, по дюжине, по десятку в заход, а самый крупный оставим на закуску - ощупать наверняка и после за осколками не гоняться. Порядок, Космач, чистота идеальная, связь по обстоятельствам, - понял, по обстоятельствам, - это будет наша последняя договоренность. Я сочиню неплохой виражик, и Черепашка пристанет к глыбе, словно сядет на блюдечко. Я - наизнанку, дед, встречаемся через час, - добро, дружище, но через час ты не вернешься. Дед, что у тебя? - молчание, - дед, отзовись, ты слышишь? - я потерплю еще, согласно здравому смыслу и строгим инструкциям, десять минут, не более. Десять минут на плохую дорогу, на всякие нечаянные дрязги, затем отправлюсь искать тебя. Вспомни, вспомни, как это будет: аварийный ранец, лучемет да и мои опасения впридачу - все это окажется бестолковым грузом, а твой сигнальный зонд не зависнет оранжевой точкой над серо-серебристым нагорьем - услышать просьбу о сигнале ты бы уже не смог. Я разыщу тебя на гребне скалистого слома; ты будешь там потрясающе умиротворенный, будто сейчас конец отпуска, и мы на своем побережье, под нашим солнцем купаем в Атлантике внуков, - в чем дело, дед? - А, это ты, я только что собрался на Черепашку... - Но ты просрочил почти полчаса, полчаса - понимаешь?.. - Вот так номер... действительно, прости, с моей стороны это свинство... не злись... да нет же, со мной ничего такого, я в полном порядке, и я виноват, старик, клянусь, надо было сразу позвать тебя... хотя, я звал... наверняка я сделал это, но ты, вероятно, вздремнул, пока я тут вкалывал... ну, не сердись, и давай об этом как-нибудь после... наведайся лучше вон в ту расщелину... охота узнать, как тебе все это покажется, - конечно, я побываю в той расщелине, а потом вернусь и присяду рядом с тобой, плечом к плечу, как сейчас на ступеньке трапа. Думаю, рано или поздно - это должно было случиться, не с нами, так с кем-то из наших, все равно, с кем и когда, и неважно, в каком квадрате. Квадратов у Космоса несть числа, бери выбирай любой, и когда-нибудь, если повезет дождаться, эта штука падет на тебя всей своей тяжестью; и уйти от этого веса никому не дано. И будет то, что будет: крутая стена глухой расщелины, а в стене - семь дверей человеческих, поставленных этак запросто, словно в клозетах Космопорта. Семь дверей, в самый раз по нашему росту, с замочным скважинами, с удобными кругляшками рукоятей; ровно семь, облицованных пластиком зеленоватого цвета, и на каждой - порядковый номер в левом верхнем углу. Привычные арабские цифры от единицы до семерки, слева направо, как и положено земным заведениям. Только это была не земля, старик, и в той стороне, откуда донесся этот камень, некому было заниматься подобным благоустройством. Рано или поздно, не мы, так кто-то, что еще, дружище, можно думать об этом? Когда мы намолчимся, я скажу: отличные двери, дед, но у нас нет ключей... Знаешь, сперва я тоже решил вот если бы крючок сюда, а на нем болталась бы связка... но ты поостынь, тут ничего такого не нужно, они ведь не заперты... Тень страшной беспрепятственности заполняла расщелину, густая, цепкая тень. Ну да, разумеется, все дело в привычке, а они, конечно, не заперты... Потом я пройдусь к горизонту, и мы испытаем наши переговорники на расстоянии, обратно ты позовешь меня взмахом руки. Загадочные вещи всегда норовят нахлынуть скопом; мы влипли, старик, и на этот раз по уши... Странное состояние вдруг подступит к нам, - то ли от невозмутимости звездных светлячков, то ли от самой расщелины, - состояние властного абсолюта происходящего, и почему-то без примеси отчаяния, сколько бы оно ни продлилось. И мы уже понимали, что продлится оно до последнего из короткой череды оставшихся дней.