Страница 57 из 62
— В тебе еврейский член, дорогая. Еврей трахает тебя. Разве это так уж неприятно? Ты не умрешь от этого?
И я взорвался в ней. Потом встал и вышел. А она все корчилась в постели, как раздавленный червяк».
Отслужив портье, Дуглас снова остался без работы и какое-то время ошивался в родном городке. Местные раввины решили помочь бедному Исеру Данилевичу. «Надо отправить парня в ешиву. У него хорошая еврейская голова», — сказал раввин.
Но Айзек Демпски не желал в ешиву. Он давно уже решил стать актером и покорить мир в этой ипостаси. Без гроша в кармане отправился Айзек в Нью-Йорк, где поступил в театральное училище.
Немецкие танки раздавили Чехословакию. Потом растерзали Польшу. Началась Вторая мировая война.
Но до него доходили лишь отголоски этих событий. Бешеным аллюром мчалась его веселая голодная юность. Утром он слушал лекции, а днем носился, как отощавший бездомный пес, в поисках пропитания. Чудовищный город безжалостен к маленькому муравью, ползающему в его недрах. Часто, слишком часто ему приходилось ложиться спать с пустым желудком. Тогда и появился в его глазах хищный голодный блеск, сводивший женщин с ума. Однажды он проехал через весь Нью-Йорк, чтобы получить обед в бесплатной столовой. До позднего вечера простоял в очереди. Перед самым его носом окошечко захлопнулось. Еда кончилась.
Он вновь сменил фамилию и имя. Стал Кирком Дугласом. Время от времени ему перепадали второстепенные роли в нью-йоркских театрах. Однажды он сыграл роль немого лакея и получил пять долларов. Как-то в училище появилась новая ученица. Кирк глянул на нее — и обомлел. Не касаясь земли ногами, как каравелла, проплыла она мимо него. Синие глаза, алебастровая кожа, змеиная гибкость тела. Это была Пегги Дигинс, королева красоты Нью-Йорка.
Дуглас почувствовал, как что-то сдавило ему горло. И был потрясен, когда заметил, что Пегги посматривает на него с интересом. Со стороны Кирка это была не просто любовь. Это было безумие. Но дело не шло дальше легкого флирта. Однажды он пригласил свою королеву в кино. «Не могу, Кирк, — ответила Пегги с обворожительной улыбкой. — Я сегодня ужинаю с…» — и она назвала имя известной театральной звезды Бродвея.
Он лежал в своей маленькой холодной комнате, задыхаясь от горя и печали. И вдруг в полночь дверь бесшумно открылась. На пороге стояла Пегги в вечернем платье, похожая на Золушку.
Кирк, не веря своим глазам, сел на постели, а она потянула вниз язычок молнии. Платье упало к ее ногам.
— Это была самая счастливая ночь моей жизни, — напишет через полвека старый уставший человек.
Они решили пожениться. Но…
— Милый, — сказала Пегги, — меня пригласили на пробные съемки в Голливуд. Ты ведь сам понимаешь, что такой шанс упускать нельзя. Я вернусь через три месяца.
И она вернулась…
— Кирк, — окликнул его приятель, случайно встреченный в забегаловке. — Ты видел Пегги? Она уже третий день в Нью-Йорке.
Предчувствие беды коснулось сердца. Он позвонил в шикарный отель, в котором она остановилась.
— Это ты, дорогой, — послышался в трубке знакомый голос, в котором угадывалось легкое смущение. — Зайди завтра утром. И не обижайся. У меня столько деловых встреч…
Он зашел. Пегги еще спала. В номере стоял приторный запах духов и алкоголя. С ужасом он увидел, что Пегги спит, не сняв с лица косметики. «Вот что Голливуд сделал с ней», — мелькнула мысль.
Потом она оживленно рассказывала о своих успехах. Он молчал. Она протянула 50 долларов. — Возьми, дорогой. Ты ведь так нуждаешься.
Он взял. Это была еда. В тот день умерла его любовь.
Но ни горе, ни радость не вечны, и Дуглас вскоре влюбился в темпераментную блондинку Диану Дил. Ее родители были состоятельными людьми, владельцами поместья на Бермудских островах. Диана сорила деньгами. К тому же при эффектной внешности она была наделена талантом. Дуглас предложил ей осколки своего разбитого сердца.
— Пегги превратила меня в мстящего Дон-Жуана, — сказал он. — Я презираю женщин. Но ты другое дело. Тебя я мог бы полюбить…
— Ты похож на напыщенного индюка, — ответила она и расхохоталась.
Они стали друзьями. Потом любовниками. И, конечно же, удачливая Диана, а не Кирк, получила приглашение в Голливуд и жирный контракт с одной из кинокомпаний. Кирк вспомнил Пегги и пришел в отчаяние. Он умолял Диану не ехать в новоявленный Содом.
— Не говори глупостей, дорогой, — спокойно ответила Диана, собирая чемоданы. Пусто и скучно стало Кирку без нее. Он обивал театральные пороги, даже флиртовал с женами режиссеров. Тщетно. Театральный мир не принимал его.
Тем временем Соединенные Штаты вступили в войну, и Кирк, как бы очнувшись, дал увлечь себя национальному порыву.
Мобилизовался. Стал моряком. Работа. Много тяжелой работы. Сбитые в кровь руки. Тяжелые сны без сновидений. Морская служба оказалась нелегким делом. Театральный мир, мечты о славе, красивые любовницы и даже Диана остались далеко за пределами реальности.
Однажды вечером в кубрике каждый занимался своим делом. Кирк штопал носки. Сосед читал газету. Четверка морских волков резалась в карты. Вдруг вошел моряк, держа в руках журнал «Лайф мэгэзин» так бережно, словно нес сосуд с жидкостью, которую боялся расплескать.
— Ребята, — сказал он, — взгляните. Ну и баба.
Кирк глянул. С глянцевой обложки ему весело и ободряюще улыбалась полуобнаженная Диана.
— Да, — присвистнул кто-то, — это бабец!
Матросы загалдели.
— Братцы, — неожиданно произнес Кирк сорвавшимся на фальцет голосом, — это моя невеста. Вот кончу службу, и мы поженимся.
Все захохотали.
— Кирк, — сказал боцман, хлопнув его по плечу, — почему бы тебе не жениться на Вивиан Ли или Грете Гарбо?
Но Кирк женился на Диане. Она стала матерью его детей Майкла и Джуля. Отца Кирка хватил легкий удар, когда он узнал, что Кирк женится на шиксе[10].
«У меня были две жены, и обе шиксы, — пишет Кирк Дуглас. — Но раз в году, в Судный день, когда там, наверху, взвешиваются наши жизни, я, как приличествует доброму еврею, иду в синагогу. В этот день я со своим народом. В глубине души я всегда ощущаю свою принадлежность к тем, кто рабами были в Египте, а сегодня живут в созданном ими свободном государстве. Израильтяне — мои братья. Я слышу молитву „Кол нидре“, когда скачу на коне рядом с Бертом Ланкастером. И звуки шофара поражают мой слух в разгар любовной сцены с Фей Дановэй.
Я пощусь. Я еврей. И вернувшись в свой привычный ад, я весь год живу воспоминаниями о Судном дне».
Кирк не давил на своих детей, не пытался сделать из них евреев. Он оставил им свободу выбора и гордится тем, что его первенец Майкл, ставший прекрасным актером благодаря своему таланту, а не имени отца, выбрал еврейство.
— Я еврей, папа, — сказал он как-то Кирку. — Как ты.
Брак с Дианой оказался неудачным. «Мы бы все равно развелись, — пишет Дуглас, — но Голливуд с его ядовитой атмосферой значительно ускорил этот процесс. В городе грез и бешеного честолюбия не могут существовать нормальные человеческие отношения. Тысячи актеров и актрис, завистливых честолюбцев, самок с красивым телом, авантюристов и просто мечтателей бросаются в этот город, как в омут, теснят друг друга, идут по трупам, губят свои и чужие души».
И, конечно, антисемитизм. Известный актер Лакс Баркер пригласил как-то Кирка Дугласа в закрытый теннисный клуб.
— Я должен извиниться перед тобой, старик, — сказал он. — К сожалению, в этот клуб принимают евреев.
— Не могу разделить твоего сожаления, — ответил Дуглас. — Дело в том, что я ведь еврей.
Баркер побелел.
Кирк Дуглас отмечает, что Дуайт Эйзенхауэр и Джеральд Форд, отсидев положенный срок в Белом доме, вступили в клубы, закрытые для евреев. «Будучи президентами, — с горечью пишет Дуглас, — они не смели афишировать свой антисемитизм. Президент ведь символ, представляющий всю американскую нацию. К тому же тот, кто находится в Белом доме, вынужден считаться с еврейским влиянием. Ну, а став частными лицами, они дали волю своим природным склонностям».
10
Шикса (идиш) — уничижительное определение девушки-нееврейки.