Страница 29 из 33
- Отец, - подбирая слова начала Григория, - мы ведь думали, что от этого зависят наши жизни, что у нас нет иного выбора, понимаешь? Мы не знали… - она умолкла наткнувшись на еще более злой взгляд Рене. Да, если бы он знал, что они не умрут, наверное, никогда не прикоснулся к ней!
- Ты хочешь сказать, - не веря начал отец, но тут, покачнувшись, схватился за сердце, - что позволила этому охотнику за приданым, этому мерзавцу…
- Довольно, граф, - в голосе Рене было столько холода, что, кажется, даже стены покрылись коркой льда, или это заледенело сердце Григории? – Вы достаточно меня оскорбляли, но, поверьте, я сам не стремлюсь становиться частью вашей уважаемой семьи, так что мы просто разведемся через год. Насколько мне известно, при отсутствии детей и согласии обеих сторон, это должны сделать без вопросов, – он пошел к выходу и, уже открыв дверь, бросил через плечо, - я верну ваш перстень, графиня, не беспокойтесь, - и вышел.
- Перстень? – встрепенулся отец, и, быстро оглядев дочь, сразу понял, о каком украшении идет речь, - он был женат на тебе чуть больше суток и уже обманом выманил фамильный перстень твоей матери? Мы немедленно подадим в суд на это жулика! – и тоже двинулся к двери, таща за собой дочь, как на привязи.
- Отец! – Григория, устав церемониться, резко выдернула у него руку, - что ты такое говоришь? Я сама отдала перстень! И не ему лично, а как плату госпиталю на лечение его младшей сестры.
- Знаем мы эти лечения! – отец попытался снова схватить ее за руку, но девушка уже была готова к этому маневру и ловко увернулась, - ты еще молода и неопытна, поверь папе, я на своем веку и не такое повидал! Целитель наверняка был «в доле»! Да и диагноз могли подделать! И вообще, может это не сестра, а нанятая актриса! Брачные аферисты и не на такое способны!
- Прекрати оскорблять моего мужа! – сил сдерживаться у Григории не осталось, а еще не оставалось времени, чтобы догнать и найти Рене, и нормально объясниться.
- Твоего кого? – взревел родитель. – Да я тебя не для того столько лет воспитывал, чтобы отдать замуж за шарлатана и проходимца!
- Да уж, ты готовил меня для куда более выгодной партии! – девушка начала обходить отца, чтобы прорваться к вожделенной двери. – Точнее нанятые учителя и гувернантки!
- Какая вопиющая неблагодарность! Да я все делал, чтобы у тебя было только лучшее! Приумножал наше состояние! – негодовал отец. – И вообще, я всегда о тебе заботился! Ты моя плоть и кровь!
- Твоя плоть и кровь выросла и сама может принимать решения, и делать выбор! И сейчас он не в твою пользу! – огрызнулась от двери девушка.
- Вернись! Одумайся, Григория! – отец выбежал за ней в коридор, но дальше не двинулся, не надеясь догнать, но пытаясь образумить. – Ты еще пожалеешь! Я тебя наследства лишу! На коленях сама ко мне приползешь!
- Не приползу! – только и крикнула на прощание Григория. – И наследство это мне вообще не сдалось!
Дальше она просто неслась к выходу, надеясь все-таки догнать мужа. Не мог же он далеко уйти!
На ее счастье, он как раз подходил к воротам.
- Рене, стой! – через весь двор крикнула Гри. - Подожди минутку.
Но парень не остановился, он упрямо шел дальше, но бегом девушка нагнала его быстро.
- Подожди, - она схватила его руку, пытаясь отдышаться. – Я не хотела, чтобы так получилось. Отец, он такой всегда, не обращай на него внимание.
- А ты? – неожиданно спросил Рене. – Какая ты? Графиня благородных кровей или оборванка, проходимка и как там еще называл меня твой отец. Кем ты станешь, если останешься со мной?
- Рене! – воскликнула девушка, - разве это главное? Разве это имеет значение?
- А разве нет? – невесело улыбнулся парень. – Наше приключение, рассчитанное на сутки, несколько затянулось, не находишь? Это не игры, это жизнь, и я не смогу жить, зная… - тут он не выдержал и отвернулся, не закончив фразу.
А Григория, все это время державшая его руку, отпустила и отступила на шаг. Между ними снова стена, будто и не было этих суток, за которые они так сблизились. Снова эта холодность и отчужденность. Гри, искренне верившая в их чувства утром, сейчас поняла, как чудовищно она ошиблась. Видимо, ту симпатию, зародившуюся в их душах, смыло волной действительности, классовым неравенством и банальным безразличием Рене Вайтрана. Ведь насильно мил не будешь…
- Тогда, - собирая остатки гордости, произнесла девушка, устыдившись своего порыва, как бежала за ним через всю Академию, - встретимся через год. Я свое согласие дам, не сомневайся.
И, круто развернувшись, не глядя, пошла в противоположную сторону, абсолютно бесцельно. Цели у нее теперь толком и не имелось. Какая ирония: вчера она считала, что ее жизнь разбита и кончена, а, оказывается, она разбилась и закончилась сегодня. Надо же так ошибиться! И надо же было так влюбиться…