Страница 96 из 118
– Не жнаю, – с набитым ртом проговорила Мара. – Нормально.
Здесь не привыкли делиться переживаниями, потому что произнесенное вслух сразу кажется материальным. Нет слов – нет слабости. Про перевертышей рассказывать тоже нельзя было. Оставалось только вскользь упомянуть Швецию и пансион, который Мара из чувства солидарности назвала интернатом, и радоваться, что подруга не станет стучать.
– А ты как тут, Тимохина?
– Обычно, – сдержанно ответила Лиза. – После твоего ухода Кириллу стало скучно, он переключился на меня… Но у меня есть подсобка, так что терпимо.
Котлета комком встала в горле. Мара и не думала о том, что без нее здесь кому-то станет хуже. А что она могла сделать? И разве была в этом ее вина? Нет и еще раз нет. Но почему тогда непонятное, тяжелое чувство заскреблось изнутри?
Уничтожив свой сухой паек, Тамара поблагодарила Тимохину и вернула ей телефон.
– Ключ засуну под плинтус прямо у двери, – предупредила она. – Завтра меня здесь уже не будет. И как придешь, загляни под стеллаж, там в ящике был мой тайник.
– Зачем?
– Загляни.
– Как скажешь.
Они распрощались, и Лиза уже развернулась к двери, но Мара окликнула ее. Что-то не давало покоя. Она не могла спокойно жить в Линдхольме с друзьями, зная, что Тимохину будут травить еще три года.
– Я тебя найду, – прошептала Мара. – Я постараюсь хоть что-то сделать… Тебя заберут…
– Хорошо бы, – вздохнула Лиза и прокралась в коридор.
Едва заперев за ней дверь, Мара услышала тихий скрежет, будто иглой водили по стеклу. Нанду! Второпях она споткнулась о ящик. Распахнула форточку – ее окатило морозным воздухом, над ухом захлопали крылья. Она замерла, но ничего не происходило. Нечем было даже посветить.
– Ты где? – прошептала она, слепо шаря глазами по комнате.
В ответ знакомый дроздовый посвист: три долгих, два коротких.
– Я поняла, что это ты! Перевоплощайся!
Снова заливистое щебетание.
– Да тут и так темно, я даже не знаю, куда мне отвернуться! – она встала в угол, как наказанный ребенок. – Все, не смотрю.
Шорох, стук, шипящее португальское ругательство.
– У тебя нет фонарика? – спросил Нанду уже по-английски.
– Конечно! Фонарик, палатка, спальный мешок и портативная радиостанция, – съерничала она.
– Где ты тут? – он нащупал ее ладонь и положил туда что-то маленькое и холодное. – Купили твоей подруге кулон. Пока вы болтали, я чуть не окоченел. Даже ваши дрозды улетают на зимовку, а мой тотем вообще к этому климату не приспособлен.
– Ладно, извини, – она села на корточки и убрала подарок в тайник.
– Сейчас я перевоплощусь и полечу впереди, – в голосе Нанду зазвучали командные нотки Вукович. – Проверю, все ли свободно. Показывай, куда лететь, а я дам знак, если кого-то замечу. На всякий случай смени облик. Тебя не должны здесь видеть.
Мара настроилась и снова отрастила светлые волосы. Блондинок всегда жалеют.
– А какой сигнал? – спросила она. – Свистеть нельзя, разбудим кого-то.
– Давай так: лечу под потолком – идти можно. Лечу вниз – стоп. Тебе в лицо – срочно назад.
Ее обдало жаром – так всегда бывало, когда Нанду или Брин перевоплощались. Профессор Эдлунд что-то объяснял про размер тотема и выброс энергии, но Мара так и не смогла вникнуть. Или не пыталась.
Она оделась. Стиснув зубы, влезла в мокрые сапоги, хотя, в конце концов, распухшей щиколотке стало приятно от влажной прохлады, и приоткрыла дверь – учительское крыло пустовало. Спрятала ключ, махнула Нанду и поспешила вниз, припадая на здоровую ногу. На первом этаже остановилась, пропустила дрозда вперед, он вернулся и взмыл к потолку. Охранника в коридоре не было. На цыпочках пробиралась вдоль стены – из его каморки доносился приглушенный гомон телевизора. Прошмыгнула к выходу – связка с ключами лежала на столе у входной двери, на том самом столе с хреновыми бабочками. Иван Саныч, бывало, выходил перед сном проветриваться и оставлял ключи под рукой.
Мара уже открывала последний, нижний замок, когда услышала за спиной громкий возглас.
– Куда это ты?! А ну, стоять! – прокричал охранник.
Она замерла. Зажмурилась, перевоплотилась, как она надеялась, в парня. Мельком взглянула на руки – мужские. И сапоги до боли сдавили ступни.
– Ты кто?
– Кирилл Осипов, – Мара не оборачивалась.
Ему не повредит взбучка.