Страница 41 из 118
Юноша появлялся почти везде, где и Тамарина мама. Школьному фотографу даже удалось запечатлеть поцелуй влюбленной парочки.
– Я спросила у миссис Крианян, и она узнала его. Это Озгюр Коркмаз, – старательно выговорила Брин, заглянув в телефон. – Ученик из Турции. И… он – зимний!
– К чему ты клонишь? – Мара затаила дыхание.
– Я нашла его выпускной альбом. Ты только посмотри! – исландка ерзала от нетерпения. – Черные волосы, карие глаза, как у тебя… Он ведь может оказаться твоим отцом!
Внутри у Мары что-то ухнуло, она вцепилась в одеяло так, что пальцы побелели. Нет-нет, нельзя, чтобы кто-то догадался…
– Не знаю… – как можно ровнее произнесла она. Это все равно, что считать всех альбиносов родственниками… Прости. Постарайся пропускать мимо ушей половину того, что я говорю.
– Уже, – Брин выглядела задетой. – Сейчас только ленивый не говорит о твоей трансформации. Конечно, кое-какие факты твоей биографии выплыли наружу. Теперь столовая напоминает научный симпозиум, а Нанду дуется, ведь вместо того, чтобы слушать его песни, народ устроил тотализатор.
– Какой еще тотализатор?
– Зимний третьекурсник Ричард собирает ставки: тебя усыновили, дата рождения фальшивая или это первый в истории случай, когда зимний ген проявился на летнее солнцестояние. Слушай, а откуда у тебя эта книга? – вдруг отвлеклась Брин, заметив фолиант Эдлунда на тумбочке.
– Профессор принес, – скривилась Мара. – Жуть.
– Так это же старое издание! Раритет! Его сейчас не достать. Я читала только новую редакцию.
– Уже за это тебе стоит дать медаль.
– Ты что! Книга потрясающая! А Эдлунд – гений! В молодости он провел столько исследований, пока не занялся преподаванием… – Брин бережно взяла в руки монографию и провела пальцем по тисненым буквам на переплете. – А как тонко он описывает механизм усвоения и редупликации чужеродного ДНК организмом зимнего перевертыша… Можно я возьму почитать?
– Бери, если тебе совсем уж нечем заняться. Только расскажи потом вкратце, чем там все кончилось, чтобы я смогла ответить профессору, если он спросит. Я остановилась на фразе «Сегодня в мире насчитывается более сотни видов».
– Так это же первое предложение!
– А я и не говорила, что смогла прочитать больше! Подожди, так что с этим Коркмазом из Турции?
– Ну да, – Брин отложила книгу подальше от Мары, как будто эта прошитая стопка бумаги могла слышать, что о ней говорят. – Я не настаиваю, что ты его дочь. Но ведь это можно проверить! По крайней мере, из студентов Линдхольма он явно знал ее лучше всех! Кстати, об этом. Мисс Вукович ведь твой опекун?
– Да.
– А ее ты расспрашивала о маме?
– Кажется, они не были знакомы. По крайней мере, это Вукович задавала вопросы, а не я.
– И это настораживает. Смотри внимательно, – Брин перевернула несколько страниц. – Вот здесь. И здесь. Видишь эту смешную девочку в огромных очках? Это Мила Вукович.
– Не может быть! Она сейчас совсем другая, такая строгая, а эта с косичками, брекетами, да еще и в гетрах… – Мара присмотрелась. – Хотя… Сходство есть…
– Я уточнила у миссис Крианян. Ошибки быть не может. Так вот, дальше начинается самое любопытное, – Брин наклонилась к Маре. – Мама рассказывала мне, что первогодки всегда встречают гостей на Рождество. Такая традиция. Я решила посмотреть альбом за восемьдесят девятый, за год до поступления твоей мамы, и вот, посмотри.
Мара с недоумением взирала на нарядный праздничный снимок: главный холл Линдхольма, гирлянды, ученики в красных колпаках.
– Ну? – она переводила взгляд с одного студента на другого: Елены Корсаковой там не было. – Почему у тебя такой вид, будто ты нашла доказательство существования инопланетян?
Ледяные глаза Брин торжествующе поблескивали из-под белесых ресниц.
– В левом углу, – гордо сообщила она. – Видишь парочку под омелой? Это твой предполагаемый отец. А рядом с ним не кто иной, как юная мисс Вукович. За год до появления в Линдхольме твоей мамы они встречались.
– Но почему ее нет на других фотографиях? В те годы, когда мама уже здесь училась? Может, они не пересекались? – Мара пыталась переварить информацию и от нервов начала хрустеть пальцами.
– Прекрати, – брезгливо поморщилась Брин. – Они учились в одно и то же время, просто Вукович и Коркмаз старше твоей мамы. На первом курсе Вукович участвовала во всех праздниках, постоянно появлялась на фотографиях. Потом, вероятно, после расставания с Озгюром Коркмазом она стала одеваться иначе. И ее с трудом можно отыскать в альбомах. Вот портрет с выпускного девяносто третьего года. Платье с воротником, пучок, сердитое лицо. Знаешь, о чем это говорит?