Протест

Другие люди, более интеллигентные, возможно, скажут, что появление моего имени в ваших списках рассчитано прежде всего на то, чтобы произвести сенсацию, отвлекающую внимание от главного — то есть от дела Явурека. И получится, что мое участие вообще поставит протест под сомнение... потому как у людей возникает вопрос: что же, собственно, было главным для вдохновителей этого протеста — стремление спасти Явурека или желание во что бы то ни стало продемонстрировать мое свежеиспеченное диссидентство? Возможно и такое мнение: Явурек, собственно, стал очередной вашей жертвой, а его несчастье было вами использовано в целях, весьма далеких от искренней заинтересованности в судьбе пострадавшего. Тем более что, заполучив мою подпись, вы лишеете меня возможности, которая у меня пока еще есть, оказать Явуреку реальную помощь.

Поймите меня правильно, Фердинанд... Я не собираюсь придавать подобной реакции слишком большое значение. И тем более подчинить ей свои действия. Но с другой стороны, в интересах нашего дела — все это необходимо учитывать. В конце концов речь идет о решении политическом. А хороший политик должен принимать во внимание все обстоятельства, способные повлиять на конечный результат его действий.

Итак, если учитывать совокупность всех обстоятельств, вопрос теперь может звучать следующим образом: что лучше — отдать предпочтение стремлению обрести внутреннюю свободу, которую, безусловно, даст мне подпись под протестом, но которая будет оплачена объективно негативным результатом, или уступить иной альтернативе— без моей подписи протест будет иметь более благоприятный исход, но заплатить за это придется горьким сознанием, что я снова и, может быть, уже в последний раз упускаю шанс вырваться из плена тех компромиссов, которые уже столько лет унижают меня... Иными словами, если я действительно хочу поступить нравственно — и теперь, я надеюсь, вы в этом не сомневаетесь,— чем же я, собственно, должен руководствоваться: безжалостными по отношению к себе объективными аргументами или субъективным внутренним чувством?

Ванек. Мне здесь все ясно.

Станек. Мне — тоже.

Ванек. Так что?..

Станек. К сожалению...

Ванек. К сожалению?

Станек. А вы думали?

Ванек. Простите... Кажется, я вас неправильно понял.

Станек. Мне очень неприятно, если я...

Ванек. Ничего, ничего...

Станек. Но я на самом деле считаю...

Ванек. Я понимаю.

Станек берет с письменного стола листы с подписями, с улыбкой подает их Ванеку, который растерянно сует их в портфель вместе с текстом протеста. Станек подходит к магнитофону, выключает его, возвращается к журнальному столику и медленно опускается в свое кресло. Оба пьют. Ванека слегка передергивает. Долгая неловкая пауза.

Станек. Вы на меня сердитесь?

Ванек. Нет.

Станек. Но вы не согласны со мной?

Ванек. Я уважаю чужое мнение.

Станек. И все-таки что вы думаете по этому поводу?

Ванек. Что я могу думать?

Станек. Но это же совершенно ясно...

Ванек. Что вы имеете в виду?

Станек. Вы думаете, что, увидев все эти подписи, я не мог не испугаться.

Ванек. Я так не думаю.

Станек. У вас на лице написано.

Ванек. Серьезно, я...

Станек. Почему бы вам не сказать мне правду? Вы понимаете, что своей снисходительной неискренностью вы обижаете меня больше, чем если бы вы мне все сказали прямо? Или, может, я вообще не достоин даже и вашего комментария?

Ванек. Я уже сказал, что уважаю чужое мнение...

Станек. Я не идиот, Ванек!

Ванек. Я знаю.

Станек. И потому ясно вижу, что скрывается за этим вашим уважением.

Ванек. Что?

Станек. Чувство нравственного превосходства.

Ванек. Это неправда.

Станек. Только я не знаю, имеете ли вы... именно вы... право на такую гордость...

Ванек. Что вы хотите этим сказать?

Станек. Вы прекрасно знаете.

Ванек. Не знаю.

Станек. Значит, вы хотите, чтоб я вам сказал?

Ванек. Да.

Станек, Насколько мне известно, в этой своей тюрьме вы говорили больше, чем следовало бы...

Ванек вскакивает и, вытаращив глаза, смотрит на Станека, Станек победно усмехается. Короткая напряженная пауза. В это время раздается телефонный звонок. Ванек подавленно опускается в кресло. Станек направляется к письменному столу и снимает трубку.

(В телефонную трубку.) Да, привет!.. Что-что?.. Не может быть!.. Да это же... погоди... Ага-ага... А где вы сейчас?.. Да! Конечно!.. Ну, разумеется! Замечательно!.. Да!.. Буду ждать! Привет!

Станек кладет трубку и тупо смотрит перед собой. Долгая пауза, Ванек растерянно встает. Станек только сейчас осознает, что Ванек все еще здесь, и, с трудом сдерживая раздражение, поворачивается к нему.

Можете все это сжечь внизу, в котельной!

Ванек Что?

Станек. Несколько минут назад он пришел к Анче в университетскую столовую.

Ванек. Кто?

Станек. Да Явурек же!

Ванек. Что вы говорите?! Они отпустили его? Это же замечательно! Так, значит, ваше вмешательство в конце концов возымело действие! Хорошо, что мы не послали это письмо раньше... А то они бы заупрямились, и его бы не выпустили.

Станек некоторое время изучающе смотрит на Ванека. Потом внезапно улыбается, стремительно подходит к нему и дружески обнимает за плечи.

Станек. Не мучайтесь, друг мой! Никогда не скажешь, что поможет, а что навредит. Риск всегда существует. А если все время о нем думать, то мы вообще ничего не могли бы сделать. Пойдемте в сад, я выберу для вас черенки!

Станек берет Ванека под руку и ведет его к дверям кабинета. Ванек смешно шаркает ногами, ибо любезно предоставленные тапочки ему безнадежно велики.