Пытка любовью

Здесь в маленькой прихожей-вестибюле, с рукописными стенгазетами на стенах, можно было и поговорить. Можно было и выйти покурить на крыльцо, если было лето. Но на крыльце постоянно дежурили по два зэка-козла, к которым часто подходили поболтать другие зэки-козлы, дежурившие по зоне. Поэтому и разговаривать о чём-то серьёзном на крыльце больнички другим зэкам было невозможно. Да и находиться в окружении козлов было не по душе простому зэку. Обычно больному передавали малявы (записки) от себя и от других его кентов, и на этом, после нескольких фраз, встречи и заканчивались. И больной аккуратно стучал в дверь стационара, чтобы опять вернуться на своё место отдыха.

Игорь, один из зэков, сидевших в этой зоне, по началу своего пребывания в ней недоумевал, почему больницу в зоне зэки называют больничкой. Это слово как-то резало его слух, не привыкший ешё к зоновскому базару (разговорному сленгу) зэков. Он довольно длительное время после прихода в зону в разговорах называл зоновскую больницу санчастью. Однако, с годами, и он стал иногда употреблять слово "больничка", поняв, что когда-то, в давние годы, зэки придали таким вот образом, какую-то степень своеобразного ласкательного звучания этому зэковскому слову-понятию.

Зэки - народ немногословный. Особенно те, у кого на плечах лежат приличные или большие срока. Поэтому зэкам необходимо и называть все вещи кратко и своими именами, понятными зэкам. Зэки "со стажем" знают, что зоновская больничка не в состоянии вылечить человека от серьёзной болезни. В больничку, как правило, поставляются лекарства с закончившимся сроком их годности или с близким к этому сроку. Но больничка может на какое-то время позволить попавшему в её стационар зэку хоть немного отдохнуть от постоянных ежедневных проверок и шмонов (обысков), от тяжёлого и зачастую опасного труда-перевоспитателя, от многочисленных ограничений, от голода и холода. Больничка может позволить зэку хоть на какое-то время избавить себя от монотонной тяжести постоянного зоновского "порядка", установленного так, что всё, кроме дышать, - "нельзя" или "неположено", и чтобы жизнь не казалась зэку сладкой, и чтобы небо было для него с копеечку.

И вот Игорь уже неделю "отдыхает" на больничке в "своей" зоне, на усилке (на усиленном режиме). До этого он был уже здесь, но как тяжело больной, а затем он почти три месяца отлежал на областной больничке, находящейся в этом же городе, в Сибири, но на зоне строгого режима (на строгаче).

Сейчас, "на отдыхе", он был одет так же, как и другие немногочисленные больные зэки в больничке. В видавший виды фланелевый халат, потускневшего тёмно-серого цвета, в нижнее бельё, состоявшее из застиранных "до не могу" белых х/б кальсон и такой же рубахи, и в старые тапочки-шлёпки.

Тапочки-шлёпки стучали по полу стоптанными резиновыми подошвами, но пройти не стуча подошвами в них было просто невозможно. Больничные зэки-санитары, не выходя из своего кабинета-каптёрки, знали по этим шлепкам тапочками по полу о передвижениях больных зэков. Это им было на руку, и они могли спокойно мотать свой срок, не утруждая себя пристальным наблюдением за больными зэками.

Они "по долгу службы" обязаны были сообщать "куда надо" о любых нарушениях режима содержания больными. Но зачем им стучать на кого-то из больных, если от этого "стука" режимно-оперативная часть может нарушить и их удобную зоновскую жизнь? Исключением из этого правила могут быть лишь случаи драки, пьянки или обжорства колёсами (таблетками). Но это могут быть лишь редкие и исключительные случаи, потому что санитары за этим секут (смотрят, следят). А колёсами они сами приторговывают, но через своих, проверенных зэков, и вне барака больнички. Поэтому жизнь зэка на больничке и является отдыхом и для больных зэков, лежащих "на больничке", и для здоровых зэков-санитаров.

Первый раз Игорь пришёл в зоновскую больничку с не затихающей болью в левом лёгком. Эта боль сделала его за одну ночь просто чумным. Сразу же после утренней проверки он пошёл в санчасть, отстоял очередь в кабинет фельдшера, и, после измерения температуры, сразу же был положен в стационар "на больничку".

Температура оказалась за сорок градусов. Баба-конь мерила её четыре раза, меняя градусники. Потом заставила Игоря раздеться до пояса и осматривала его подмышки. Надев очки с толстыми линзами, она внимательно проверяла, не натёрты ли подмышки перцем или горчицей, или ещё чем-нибудь, для поднятия температуры кожи.

Отдыха тогда на больничке у Игоря не было. Температура сорок и выше держалась две недели. Игорь редко вставал с кровати. Боль в левом лёгком была при дыхании, и Игорь старался, как мог, дышать лишь правым лёгким.

По ночам верхняя половина его тела горела огнём, но ему было холодно, потому что ноги его были холодны как лёд. Особенно ступни и пальцы ног. Он старался согревать их своими горячими ладонями, но ладони оставались горячими, а ноги холодными. Руки не охлаждались, а ноги не согревались. И он мёрз в постели, не засыпая от этого по ночам. Лишь днём ему удавалось уснуть на часок-другой. Но, проснувшись, он вновь чувствовал себя чумным, а ноги опять мёрзли, и их невозможно было согреть никак.

Могила (такое погоняло было у зэка, работавшего лечащим врачом в стационаре) прописал Игорю какие-то уколы и таблетки. Но они ничуть не помогали. Был случай, что однажды у Игоря потемнело в глазах, и он лишь по стеночке смог добраться из коридора стационара до своей шконки (койки).

Но не ходить и просто мёрзнуть, сидя или лёжа, было тоже невыносимо. А в палатах больнички было довольно-таки тепло, хоть и стояла зима. Лишь в зэковском больничном туалете было прохладно, потому что санитары держали в нём форточку постоянно открытой, в связи с тем, что больным зэкам только там и разрешалось курить. Сами же санитары пользовались тёплым и чистым мужским туалетом для вольных, который запирался на ключ.

Вольными работниками мужского пола на больничке были главврач, он же начальник больницы, молодой офицер небольшого роста, который появлялся иногда в больнице в военной форме капитана, в наброшенном на плечи белом халате; и зубной врач, который сам постоянно месяцами болел, и появлялся в больнице за год лишь на две-три недели.

Самочувствие Игоря в то время, скорее всего, лишь ухудшалось. Так проходили день за днём. Но неожиданно в больницу приехала областная комиссия с проверкой. Они ужаснулись оттого, что больной с температурой за сорок лежит здесь уже две недели. Ведь если зэк крякнет (умрёт) в больнице, то отвечать придётся за это и им, членам комиссии. За то, что недоглядели.

Они знали, что Могила защитил свою кандидатскую диссертацию "по клещам или по бабочкам", как выражались знающие об этом зэки в зоне. На воле он лишь "преподавал что-то в каком-то ВУЗе". Лечащим же врачом он никогда не был, и не являлся лечащим специалистом. Но у него был диплом. Поэтому, хотя, скорее всего, были и более обоснованные и веские для этого причины, он и был лечащим врачом стационара. По-видимому, исходя из всего этого, комиссия срочно направила Игоря в "зэковскую" областную больницу.

Этот путь был проделан им в автозаке, с заездом автозака в городскую тюрьму, где были взяты ешё какие-то больные, или этих зэков просто доставляли в какие-то другие места. Игорь смутно всё это помнит из-за своего чумного состояния.

На областной больничке оказалось, что в его лечащем отделении нет лечащего врача, так как она только день назад как ушла в отпуск. Замещавшая её женщина-врач, которую, по её выражению, "упросили побыть лишь один месяц в этой больнице", была врачом-кардиологом, работавшей в какой-то городской поликлинике.

Она долго объясняла это Игорю, извиняясь, за то, что она не специалист, и что здесь она оказалась лишь "по воле случая". Затем она сказала, что выпишет Игорю такие лекарства, которые "как бы заморозят" его состояние болезни, и не дадут болезни далее прогрессировать. А когда выйдет из отпуска Таисия, так она называла ушедшего в отпуск врача, то она вылечит Игоря, потому что является лучшим врачом города по своей специальности.