Ярость подземелий

Мусатов Анатолий Васильевич

Ярость подземелий Глава 1 продолж. романа Аврелион

Глава 1

По сфере видеопласта, медленно перемещаясь в синхронном режиме с вращением планеты, плыла масштабная панорама региона. Раскинувшийся от Адриатики до изрезанных бесчисленными фиордами побережья Скандинавии, от западных отмелей Атлантики до скарановых редутов восточного рубежа Западноевропейский Консорциум был самым старым политическим образованием на планете Земля. Множество наций и народностей, существовавших когда-то в нынешних его границах, в конце двадцать третьего века, слились в единую политическую систему.

Ее костяк составили крупные нации, издревле доминировавшие на просторах Западной Европы. Большинство же малых наций давно растворились в беспощадном котле эволюции человеческой расы. Прибалтийские, балканские, прикарпатские, огромная и мощная культура славян, называвших себя украинцами и жившие когда-то на трансильванских равнинах народы исчезли как этнос, и культура их канула без следа в небытие. Великая и неодолимая сила власти капитала сделала с людьми то, что не под силу было никаким самым изощренным ударам глобальных катастроф.

Магденборг, неподвижно сидя в кресле, обозревал проплывающий перед ним ландшафт. Он смотрел на четко просматривавшиеся кварталы огромных мегаполисов, на остатки величественных небоскребов и россыпь окружающих их развалин порождали в Магденборге необъяснимое чувство бесполезности растраты неисчислимых капиталов, вложенных поколениями предков в эти гигантские руины. За свою долгую жизнь он несчетное количество раз видел их, но сегодня их привычных обзор порождал недоступное доселе чувство. Оно щемило и томило его мозг, но ощущал Магденборг это чувство где-то внизу, там, где раньше у него было человеческое сердце. Он еще помнил то время, а его минуло без малого почти двести лет, когда совсем юным подростком ощущал ровные и спокойные толчки, отдававшиеся в некоторых местах его тела мерными пульсациями. Ему было известно, что это бьётся его сердце и когда Магденборг, впервые не ощутил этого привычного чувства постоянства, ему поначалу казалось, что он вот-вот должен умереть.

Это случилось с ним после очередной атаки на одном из плато Луны, где отряд десантников прорывал оборону вражеского укрепрайона. Лежа в одном из первых реинкарнационных госпиталей, где над ним долго колдовали медики, Магденборг впервые за свою еще недолгую жизнь осознал себя хрупкой, уязвимой частицей того бытия, что зовется Жизнью. Долгие часы реабилитации он проводил в размышлениях, не особо вдаваясь в анализ своего нового, столь непривычного тела. Оно было настолько непривычным, что и телом-то его называть можно было с большой натяжкой.

Этот невероятный каркас из непонятных материалов, обтянутый жесткой, трудно поддающейся пальцам кожи, на давал Магденборгу расслабиться. Все его естественные инстинкты звали к непременному отправлению своих функций. В голове непрерывно порождались позывы к желанию утолить жажду, освободить переполненный желудок и просто надышаться воздухом, что ему никак не удавалось. Невозможно было его набрать в легкие, чтобы ощутить такое знакомое чувство полноты в груди.

Верховный Правитель не мог объяснить этих внезапно возникающих комплексов эмоций. Но их появление ему не доставляло, как прежде, неудобств. Раньше такие неконтролируемые флуктуации в блоках анализаторов и контроля градаций уровней состояния его конструктива считались вредными помехами и по мере их выявления тщательно уничтожались. Но с недавних пор, Магденборг по необъяснимой причине не желал избавляться от лишних "паразитных помех". Они стали доставлять ему постоянно растущее ощущение полноты восприятия окружающей событий. Это быстро превратилось в зависимость. И, как Магденборг стал замечать, весьма приятную.

Единственно, что несколько озадачивало Верховного Правителя, так это появление "прозрений", как он стал их называть в моменты его наибольших усилий по принятию важных решений. Он уже не удивлялся, что в новой реинкарнации ему стала доступна возможность проникать в мысли других сверхгуманов. Одно это уже стоило дорогого! Но если Верховный Правитель мог знать направление хода мыслей его оппонентов или соратников, то повлиять на ход их решений ему часто не удавалось. Это повергало его в состояние неудовлетворенного сознания своей беспомощности. Знать тайную информацию и не мочь воспользоваться ею в полной степени! Что-то подсказывало Магденборгу, что такая возможность заложена в недрах его нового донорского мозга. Эти мысли, проявляющиеся в его снах в образе зеленоглазого юноши, внушали ему такие надежды.

Общение с этим юношей становились все чаще и продолжительней. Магденборг даже потребовал от своих кураторов установить продолжительность цикла сна в блоке контроля равновесного состояния биосистем. И, несмотря на недоуменные возражения милинера Скаретти, настоял на своем. Магденборг не столько был заинтересован необычным состоянием своего психологического "эго", как постоянно возникающей потребностью в изыскании новой информации, касающейся ушедших столетий. Он недоумевал, что может быть прагматичного в этих позывах к изысканию исторических артефактов. Ничего подобного еще один-два года назад он и представить себе не мог. Его блоки стремительно очищающейся произвольной памяти словно бездонная пропасть требовали постоянной загрузки самой разнообразной информацией, на первый взгляд, не имеющих между разнообразными областями знания ничего общего. Куда эта информация утекала, Магденборг не понимал.

Полная самоотдача делам Консорциума, до этого времени занимавших все его мысли, незаметно отошла на второй план. Весь объем дел теперь он непроизвольно старался переложить на соответствующих служащих. А сам, бессознательно пытаясь удовлетворить измучивший его мозг чудовищно мощный позыв к изучению совершенно бесполезных или бессмысленных с точки зрения прагматика, надолго пропадал в запыленных, давно заброшенных Хранилищах артефактов канувших в вечность веков...

Теперь, когда индивидуал Магденборга был под его контролем, Пэр не стал терять время. Первое, что он предпринял, - установил реперные точки синаптической нейросистемы между своими чувственными локалями и областями интеллектуальных узловых точек симбионта. Пэр тут же ощутил всю выгоду от осуществления своей задумки. Ему теперь уже не надо было без лишней на то надобности нагнетать эмоциональный уровень чувственного пароксизма. Несколько таких выходов на этот сильнейший по напряжению уровень состояния нервной системы своего симбионта могли закончиться весьма плачевно. Пэр в последний раз с трудом смог в ментале опередить вмешательство кураторов

Скаретти и Костакиса, по выводу Магденборга из глубокой нейрокомы.

У него не было выбора в те разы. Шла напряженнейшая работа по восстановлению личностного индивидуала Крита, когда медлить было нельзя. Один из таких выходов в ментал пришелся как раз на момент, когда Магденборг находился на собрании Малого Совета. Пэр пошел на этот риск, ибо милинер Традецки находился тут же, и его интенсивная интеллектуальная загрузка забирала почти все ресурсы свободной памяти. Но именно в этой области мозговой ткани находился основной кластер индивидуала Крита. Пэр временно его передвинул в эту область, считая, что отсюда он сможет легче интерферировать всю информационную базу Крита на остальной области мозговой ткани.