Страница 1 из 13
Конец декабря 2008 года. Я живу в Иерусалиме, недавно ушла на пенсию. Через месяц мне исполнится шестьдесят два года. Этот Новый год я буду встречать в компании с мужчиной, которого так упорно искала два последних года...
ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ
Сколько помню себя, рядом был Паша. Мы вместе ходили в детский садик, в школе сидели за одной партой и уже не обращали внимания, когда нам кричали:
- Жених и невеста, тили, тили тесто...
Мы "тили это тесто" после девятого класса. Мною двигало чистое любопытство, что же такое необыкновенное происходит между мужчиной и женщиной. Мои одноклассницы были столь же неопытны, как и я, литературы на эту тему никакой не было, в кинофильмах даже поцелуи показывали со спины. С кем-то поделилась на ушко старшая сестра, тётя или более опытная подружка. Мужская пиписечка, похожая на жирненького червячка, неожиданно превращается в грозное оружие, рвущее нежную женскую плоть в первую брачную ночь. Жуткие подробности о лужах крови и адской боли.
Одним прекрасным летним деньком, когда мама и папа отправились на работу, мы с Пашой решили дойти до конца. Всё оказалось не так страшно: и не очень болело и кровища не текла, но и ничего особенно приятного я тоже не почувствовала. Всё же я постонала, поойкала, чтобы Пашка проникся важностью момента и надолго запомнил, зараза, что он со мною сотворил. Паша потом целовал мои щёки и заплаканные глазки, и твердил, что большего удовольствия в жизни не испытывал.
Родители пронюхали о наших проказах и не могли дождаться, пока мы окончим школу, чтобы нас поженить. Я привыкла к нему, как к школе, как к парте, как к портфелю с учебниками, только книги я любила больше. А ещё больше я любила Альберта Романовича, нашего математика. Мужчину лет тридцати пяти сутулого, с огромным носом, плешью, просвечивающейся в растрёпанных волосах, и грустными глазами. На рубашке у него вечно не хватало пуговиц, в брюках он, похоже, спал. Он был такой худой, что у меня возникло подозрение, будто кроме стакана полу тёплого какао и медового пряника из школьного буфета, он больше ничего не ел.
Но во время урока он преображался совершенно . Глаза сияли, мел был похож на дирижёрскую палочку. И, слушая как он диктует: "Из пункта А в пункт Б отправился...", я прикрывала глаза и представляла, что он - пункт А, а я - пункт Б и чётко видела, что и куда направилось... Звучал его голос:
- Марчук, не спи на уроке, - и, вздрогнув, я приходила в себя.
Я мечтала о нём ночами и пресный секс с Пашой становился ярче и содержательней, когда я представляла Альбертика на месте своего партнёра.
Окончив школу, мы поехали поступать в Киев. Он - в политех, я - в Киевский государственный институт культуры им. Корнейчука на библиотечный факультет. После второго курса летом поженились.
Каждой зимой во время каникул у нас в школе устраивался вечер встречи студентов с выпускниками. Я решила на сей раз свой шанс не упустить и за три дня до встречи, отправившись утром в школу, дождалась начала уроков и выкрала из учительской ключ от медпункта. Сделав оттиск на кусок пластилина, вернула его на место и заказала себе запасной ключ.
Вечер протекал по давно намеченному сценарию. Выступала директриса, потом наша бывшая классная руководительница. Каждый из студентов тоже что-то рассказывал о своих успехах в учёбе. Наконец, торжественная часть окончилась, заиграла музыка, народ повеселел. Альберт Романович вышел из актового зала и направился в сторону учительской за своим пальто. Я догнала его уже почти у самого выхода.
- Альберт Романович, вы уже домой?
- А, это ты Марчук, или ты уже теперь Стеценко? Да, пора.
- Подождите, я откопала в библиотеке старый учебник по математике, хочу Вам показать.
- Слушай, Наташа, я устал, давай завтра. Или дай мне его с собой, я дома посмотрю и тебе верну.
- Нет, ну пожалуйста, пять минут. Только здесь темно, пойдёмте, я знаю местечко.
Учитель тяжело вздохнул:
- Хорошо, только давай быстро.
Я отправилась в сторону медпунка, он шёл за мной, опустив голову и не глядя по сторонам тяжёлой походкой уставшего человека.
"Ничего, - подумала я, - сейчас я тебя взбодрю." Открыла дверь своим ключом, мы вошли и я закрыла нас изнутри. Альберт Романович потянулся к включателю:
- Давай, показывай скорей.
- Подождите, не включайте свет.
Медпункт освещался слабым светом луны и отблеском искрящегося от мороза снега. Он стоял и оторопело смотрел, как я стягиваю с себя платье, лифчик, расстёгиваю сапоги, снимаю чулки и пояс вместе с трусиками. Стоя перед ним босыми ногами на холодном линолеуме, обнажённая, ждала от него решительных действий.
- Наташа, ты что делаешь? - голос у него сел. - Быстренько оденься.
Подойдя к нему вплотную, взяв его ладони в свои, положила на мою упругую, прохладную, с маленькими розовыми сосками грудь.
- Наташа, - он шептал, но руки не снимал, - Наташа, я не могу, я твой учитель... Да и ты замужем.
- Ты мне уже не учитель, я своего мужа не люблю и жить с ним не буду... - и сжала его ладони своими.
И он дрогнул. Сбросив пальто, рванул на себе рубашку. Последние пуговицы с обиженным всхлипом оторвались и разлетелись в стороны. Мы повалились на клеёнчатую кушетку, которая нужно сказать, с честью выдержала обрушившееся на неё испытание.
Когда наши пункты А и Б наконец слились в одно целое, я взвизгнула от восторга - сбылись мои мечты - Альбертик был моим. Мы подходили друг другу, как пробка к бутылке, как сосиска - к булочке, как патрон - к нагану.