Страница 3 из 15
– Я не сержусь. За что мне сердиться?
В самом деле, за что? За три недели Америки? За его радость, спрятанную под маской виноватости? Да она и не сердится, просто…
– Ну, Анют, мне пора. – Кирилл поднялся из-за стола. – Ты бы сама хоть что-нибудь съела.
– Я потом, сейчас не хочется.
– Вот видишь, а меня заставляла. Я недолго, часа два. – Кирилл наклонился и поцеловал ее. – Все. Убегаю.
– Да, конечно.
– Ты что, опять плачешь? – Кирилл остановился на пороге.
– Нет. – Аня всхлипнула. – Просто…
– Ну что опять? – Кирилл в раздражении щелкнул костяшками пальцев.
– Ничего. Просто я… Ну неужели нельзя все отменить? Я не могу, не могу! – Слезы уже откровенно, не прикрываясь аллергией, закапали на пол.
– Что отменить? Мне нужно съездить на работу, я уезжаю на три недели. Как же ты не понимаешь?
– Я не о том. Это ты не понимаешь. Я… Зачем, зачем было устраивать это новоселье сегодня, в последний вечер? Эти люди, твои знакомые, они совершенно ни к чему. Я не хочу, не хочу! Я хотела вдвоем, а ты… Последний вечер…
– Вдвоем? Ты хотела вдвоем? – Радость, уже откровенно, не маскируясь виноватой грустью, выплеснулась наружу. Он даже задохнулся от восторга, ее сдержанный, солидный, взрослый муж. – Ты правда хотела вдвоем? Анечка, Анечка, маленькая моя девочка, ну почему же ты такая глупенькая, почему ты не сказала об этом раньше?
– А сам, сам ты не мог догадаться?
– Ну Анечка, я же…
– Занят? Конечно, ты всегда занят.
– Да при чем здесь это?
– И потом, ты так хотел отметить новоселье, позвать народ.
– Да ничего я не хотел! Я просто думал… Я же не знал, что ты…
– Не знал? Думал? Неужели ты мог предположить, что я буду рада последний вечер убить на чужих, посторонних людей?
– Почему чужих? Это наши знакомые, наши общие знакомые, наши общие друзья.
– Никакие они не общие, они все… Они все меня ненавидят. Они все считают, что я тебе не пара, и ужасно жалеют тебя. Они думают, что я тебя окрутила.
– Анечка, Анечка, ну что ты говоришь? Все мои… нет, наши знакомые относятся к тебе с уважением, и никто ни о чем таком не думает. И потом, что значит окрутила? Скорее уж я тебя окрутил. – Кирилл обнял Аню и крепко прижал к себе. – Окрутил, отбил у твоих родителей, отбил у твоих акварелей, у твоих Брейгелей и у прочих Вивальди. Но Анечка, маленькая моя, эти гости, они ведь в конце концов уйдут, и мы останемся вдвоем.
– Когда они уйдут, времени совсем не останется, а утром ты уезжаешь, – еле слышно сказала Аня. – Ладно, беги, ты, наверное, опаздываешь.
– Да нет, мне не ко времени. Просто думал пораньше освободиться, чтобы тебе помочь.
– Вот и иди.
– Иду. Только ты не расстраивайся. Хорошо?
– Хорошо. Иди. У меня тоже много дел.
Кирилл ушел. Проводив мужа до двери, Аня вернулась на кухню, налила себе кофе и закурила сигарету. Работы действительно было невпроворот: разобрать вещи, убраться в квартире, так до конца и не отошедшей от ремонта, а потом, когда Кирилл привезет продукты (он обещал заехать по дороге в магазин), наготовить закусок на уйму народу. Целый день беготня и суета, вместо того чтобы… А завтра Кирилла уже не будет.
Ну и пусть, ну и пусть. Жила же без него до семнадцати с половиной лет и даже думала, что счастлива. И сейчас прекрасно проживет. Пусть улетает в свою дурацкую Америку.
Она бы на его месте никуда не поехала, не бросила его.
Да и он не бросает, просто едет. Потому что он взрослый, потому что у него дела. Он столько надежд возлагает на эту поездку, каких-то непонятных ей надежд. А мама-то его как обрадовалась, когда решилось, что летит именно он. Понятно, почему обрадовалась: три недели разлуки – огромный срок, кто знает, что может произойти за это время? Встретит там какую-нибудь американку, взрослую, состоявшуюся во всех отношениях, ему под стать, и тогда – счастье, счастье! – избавится наконец их семья от дармоедки, бездельницы, фарфоровой куколки. Или сама дармоедка, бездельница, фарфоровая куколка в отсутствие мужа, гуляя по парку от безделья своего дармоедского, встретит кого-то себе под стать, такого же фарфорового мальчика. Ее бы воля, она сама привела бы ей какого-нибудь мальчика, только чтоб убиралась и оставила ее сына в покое. Как же Раиса Михайловна ее ненавидит! А впрочем, она любую бы Кирюшину жену возненавидела, любую, моложе двадцати и не имеющую отношения к журналистике. У них в семье, видите ли, все всегда были журналистами. Сама Раиса Михайловна преподает на журфаке, и муж ее преподавал на том же журфаке. И все бабушки и дедушки так или иначе имели отношение к газетному делу.
А тут затесалась паршивая овца – Анечка-куколка, Анечка-ребенок, Анечка – безмозглая акварельщица, даже не художница толком, а так, малюет картиночки, как дети малюют. Ну и при случае на скрипочке может спиликать, что-нибудь за шестой класс музыкальной школы для не особенно продвинутых. Ни профессии, ни образования, ни таланта. А тут ее сын – Кирилл Соболев, лучший из лучших, самый-самый. И все его знакомые и друзья лучшие из лучших и самые-самые.
Ну и пусть, ну и пусть. Нет ей никакого дела ни до его мамы, ни до его друзей. У нее есть Кирилл, которого она очень, очень любит, несмотря на Америку! И вообще пора приниматься за дела.
Аня затушила окурок, поднялась и пошла в ванную, пустила воду. По утрам она любила подолгу отмокать в ванне, додумывать недодуманные мысли, составлять планы на будущее и просто лежать, расслабившись, в теплой пенной воде – вода ее удивительно успокаивала.
А послезавтра Кирилла уже не будет, и никакая вода ей не поможет. Потому что… без него ничего не поможет. А сегодня долго лежать нельзя, потому что дела.
Почему ему не пришло в голову взять ее с собой? Разве бы она ему помешала? Она бы сидела в гостинице, пока он ходит на свои встречи и приемы, или как там все это будет называться? А по вечерам они бы были вместе. Что делать ей теперь вечерами без него? Ну а днями что делать? Если бы она где-нибудь работала, было бы проще пережить, переждать. Это Кирилл настоял, чтобы она дома сидела безвылазно, чтобы уж окончательно превратить ее в куклу. А ведь она вполне бы могла освоить верстку. Или дизайн. И тогда они были бы вместе и днем, работали бы вместе, занимались бы одним делом. И Раиса Михайловна хоть в какой-то мере была бы удовлетворена. И не считала бы ее бездельницей и иждивенкой. И друзья Кирилла смотрели бы на нее совсем по-другому. И их разговоры не были бы для нее такими чужими. И сегодняшнее новоселье в последний вечер не казалось бы таким ужасным. Да, может, и последнего вечера бы не было, потому что в Америку они полетели бы вдвоем.
Аня выключила воду, залезла в ванну и немного посидела, расслабляясь. Затем намылила голову. И тут услышала, как в дверь позвонили.
Странно, кого могло принести в такую рань? Еще, наверное, и десяти нет. Конечно, это кто-нибудь совсем ненужный, из какого-нибудь жэка или еще откуда-то в этом роде. У Кирилла ключи, он бы звонить не стал, да и рано ему еще, он и до редакции доехать вряд ли успел. Может, не открывать?
Но в дверь звонили настойчиво, будто точно знали, что хозяева дома и обязаны открыть.
Наверняка это Раиса Михайловна. Не открывать ей нельзя. Вот ведь принес черт с утра пораньше. Или это Кирилл позвонил ей, попросил помочь в благоустройстве квартиры?
Аня вылезла из ванны и, накинув на мокрое тело махровый халат, пошла открывать.
К счастью, это оказалась не Раиса Михайловна. На пороге стояла Ирина. Из всех возможных вариантов – самый приемлемый вариант. Она была единственным человеком из окружения Кирилла, кто не относился к ней, к маленькой девочке Анечке, как к маленькой, не презирал ее, не ненавидел, не ставил на место издевательскими подарками типа шоколадных зайчиков и мягких игрушек. Кирилл с Ириной учились вместе на журфаке, и, кажется, в тот период у них было нечто вроде романтических отношений, во всяком случае, так считала Аня, а потом, видимо, что-то разладилось, Ирина вышла замуж и уехала в другой город. Но и с мужем у нее разладилось, и год назад, после грубого, некрасивого разрыва и скандального развода, она вернулась. Кирилл взял ее в свой «Криминальный город», и теперь она вела рубрику «Отзовись». Люди, потерявшие при различных трагических обстоятельствах своих знакомых и родственников, обращались в газету. Душещипательные истории их печатались в этой рубрике, а потом, по прошествии некоторого времени, и ответы счастливых отыскавшихся потерянцев. Аня подозревала, что письма эти большей частью выдумывались самой Ириной, но читала с большим интересом.