Страница 36 из 50
— Вот, послушайте! Это просто ужас, что такое: «В Манчестере (Великобритания) арестован один из старейших жителей города, пенсионер Дэвид Гриннан. Как утверждают источники британской разведки МИ-5, этот человек — бывший советский агент-нелегал и его настоящее имя Василий Седых…» Мария Петровна, вы что?!
Эмма Павловна, оборвав чтение на полуслове, округлила глаза: бледная как полотно учительница, ахнувшая при звуке этого имени, дрожащей рукой вырвала у нее газету.
— Где, — прошептала она, — где эта заметка?! Настя, покажи мне, где я… я ничего не вижу!
— Господи, Марьюшка Петровна, что это с вами? — Настя вскочила со своего стула и кинулась к Марии Петровне. — Вам плохо?! Да вот же эта проклятая заметка… Ой, мама, дернуло тебя за язык!..
— Василий Седых… Дэвид Гриннан… — Произнеся эти два имени, Мария Петровна глубоко вздохнула и, теряя сознание, начала сползать вниз со своего кресла.
— Это сердце! — Эмма Павловна наконец пришла в себя и тоже вскочила. — Настя, быстрее «скорую»! Беги вызывай «скорую», это сердце! Сердце!..
16
Виктория критически оглядела себя в маленьком зеркальце и покачала головой. Отметив, что макияж ей сегодня явно не удался, достала косметичку. Не следовало так рано вставать и тем более — заявляться в такую рань на работу.
Она настолько погрузилась в этот ответственный процесс, что едва не подпрыгнула от неожиданности, когда дверь кабинета резко распахнулась.
— Чуть свет — и я у ваших ног! — громко возвестил Панкратов и устремился к своему любимому креслу.
— Тьфу! — рассердилась Вика. — Разве можно так пугать людей, да еще без стука входить к женщине?! Ну ладно, Чацкий, проходи и излагай…
— Как думаешь, а кто у нас Молчалин, если Чацкий — я?
— Молчалину, похоже, не удалось нас переиграть, — с улыбкой заметила Виктория.
— То есть?
— Я добилась отмены вчерашнего решения по твоему вопросу. Считай, что ты уже снова занимаешься моим делом…
— О как! — усмехнулся Панкратов. — Значит, Молчалиным ты называешь Стаса? Хотя по положению он уж, скорее, Фамусов…
— Хватит демонстрировать образованность на уровне средней школы! — нахмурилась Вика. — Стас — Молчалин по характеру.
— Раньше ты его не оскорбляла, — задумчиво произнес Валентин.
— Так ведь и он раньше вел себя иначе…
— Разлюбила? — усмехнувшись, поинтересовался Панкратов.
— Идиотский вопрос! — Она пожала плечами. — Любим мы друг друга в постели. А в делах, как видишь, воюем.
— Как у вас все сложно…
— Дружи с теми, у кого просто!
— Знаешь, Вика, — Панкратов теперь говорил абсолютно серьезно, — не слишком-то мне улыбается вести дело, в котором семейные разборки переходят в криминальные…
— Но ведь я тебя просила им заняться как раз по дружбе! Разве нет?
— Да, но когда это было? Тогда мы все больше уголовников искали, Шину какую-то от «хаммера» или «хаммер», принадлежащий Шине… А теперь я предпочел бы отказаться, поскольку, если честно, вариантов хорошего исхода в этой истории не вижу!
— Куда ж ты денешься с подводной лодки? — ухмыльнулась Вика. — Тебе уже сегодня вновь поручат это дело!
— Угрожаешь? — Он прищурился. — Не смеши меня, ладно? Я ведь не первый год работаю, верно? Значит, прекрасно знаю минимум десяток способов спустить дело на тормозах… Ты хоть представляешь, сколько у тебя проблем, помимо этой бодяги?
— Извини, Валя, — она посмотрела на майора жалобно, — это у меня просто сорвалось, нервы… Мне очень плохо, и я прошу тебя чисто по-человечески меня не бросать… Пожалуйста!
— Другой разговор, — кивнул он. — Но ты, кажется, все-таки не понимаешь, что, предлагая свернуть дело, я трясусь отнюдь не за свою шкуру! Именно о тебе я и думаю… Помнишь, была такая хорошая английская пьеса «Не будите спящую собаку»? Характерно, что именно английская: настоящий стаффордширский терьер может и насмерть загрызть…
— Почему ты меня все время вынуждаешь напоминать тебе, что я давно уже никого и ничего не боюсь?
— Страх перед опасностью и страх перед правдой — вещи разные. От некоторых известий даже самые отчаянные и смелые люди приходят в ужас… Поверь!
— Верю! Но я хочу знать правду, какой бы чудовищной она ни была. — Вика твердо посмотрела ему в глаза.
— В таком случае дороги назад нет. — Панкратов ответил ей испытующим взглядом.
— Вот и отлично! — Она расслабленно откинулась на спинку «президента». — Следовательно, звони своему шефу прямо сейчас!
— Ты думаешь?..
— А я объяснила вчера своему… знакомому… очень давнему знакомому, что все очень серьезно и что именно с этого ему следует начать свой рабочий день!
— Марьюшка Петровна, как вы? — Настя склонилась над учительницей, поправила подушку и с облегчением перевела дыхание. Больничный дух, витавший в коридоре и вызвавший у нее волну тошноты, здесь, в палате, сменился запахом, который источал огромный букет цветов.
— Какие розы шикарные! — Девушка улыбнулась и посмотрела на мать и Кедыча, сидевших поодаль.
— Это не мы, — сказала Эмма. — Это Дон Антонио прислал, а мы фрукты принесли. И соки!
— Мне уже совсем хорошо, — улыбнулась Мария Петровна. — Честное слово!
— Неужели действительно инфаркт? — Настя нахмурилась и села на стул, пододвинутый Кедычем.
— Да, милая, диагноз поставили однозначный. Но, поскольку он у меня к счастью, первый, будем считать, что обошлось.
— Только не торопитесь с выпиской! — вмешалась Эмма Павловна. — Это очень серьезное дело! Вот когда у меня…
— Мама! — Настя с возмущением посмотрела на нее. — Мы же не к тебе в больницу пришли!..
— Какая ты… Ну, извините.
— Только не ссорьтесь, пожалуйста, — попросила учительница.
— Да нет, — успокоил ее Кедыч, — они теперь тихо-мирно живут!
— Ага, — согласилась Настя, — когда не живешь вместе, это удается особенно хорошо… Да, а Дон Антонио и сам обещал заехать!
— Правда? — Мария Петровна улыбнулась. — Ну, этот вечно в делах, разве что по традиции в четверг залетит.
В палате повисла пауза. Кедыч, откашлявшись, вслед за Настей поправил подушку учительницы, лукаво посматривающей на своих примолкших посетителей. Наконец она сама нарушила не совсем ловкое молчание, прекрасно понимая, чего именно от нее ждут.
— Ну ладно, так и быть… Вам ведь до смерти хочется узнать, кто такой Василий Седых, из-за которого все это, — она обвела рукой палату, — и имеет место?.. Понимаю…
— Очень интересно бы узнать, кто он действительно такой? — простодушно согласилась Эмма.
— Правда интересно? Тогда слушайте… Никогда и никому я об этом не рассказывала. И сегодня всю ночь не спала, думала: имею на это право или нет? Я ведь подписку давала…
— Сколько лет назад? — деловито поинтересовался Кедыч.
— Сорок три года… Как сейчас принято говорить — так долго не живут…
— Типун вам, простите, на язык! А раз столько лет прошло, не сомневайтесь, можете говорить! — заверил он.
— Ну тогда, пожалуй… Словом, в пятьдесят седьмом, сразу после института, мне предложили работать в разведке…
— Это как? Как Штирлиц, да? — Настя ахнула и пододвинулась поближе к Марии Петровне вместе со стулом.
— Ну, примерно… — тихо рассмеялась учительница. — Вообще-то всем, кто закончил иняз на «отлично», с красным дипломом, это предлагали. Но у меня еще и происхождение было подходящее — рабочее… Тогда это было важно…
— И вы… согласились? — В голосе Кедыча прозвучало напряжение.
— Так ведь мне, Володечка, не стукачом предложили быть, а именно разведку. Внешнюю…
— Понятно…
— А дальше-то, дальше? — не вытерпела Эмма.
— А дальше — стали готовить… К слову сказать, офицером внешней разведки был мой отец, погибший в сорок пятом в Японии. Это тогда тоже свою роль в моем согласии сыграло… Папа был действительно из рабочей семьи. А про то, что мама чистокровная дворянка, не знал никто… Но благодаря именно ей я с детства знала языки!